Но невозможно преодолеть себя. Привыкнув защищать и скрывать, можно очень далеко зайти. Она применила то же правило, что и с Просперо Мидом. Тогда она не стала открывать остальным тильдийцам правду о маньяке. Решила, что правда навредит людям на станции. И это сработало. Поэтому она решила, что та же тактика будет действовать в моём случае. Вот только получилось строго наоборот.

— Я не хотела, чтоб тебе было больно, — прошептала она. — Тебе и так… достаточно…

Не выдержав, я рассмеялся — и встал с кресла. Подошёл ближе, навис над ней.

— Да, мне достаточно. Хватит! Больше не надо, — нагнувшись ниже, я сжал её горло.

Порча общественного имущества

Она не сразу поняла, что я делаю. Как жертвы Проспера Мида, не способные поверить в происходящее. Как люди на «Кальвисе», не готовые признать очевидный факт даже тогда, когда «бэшки» начали убивать их. Разум не может быть угрозой — мы всё выросли с этим, мы стали собой, будучи уверенными, что там, где есть сознание, не может быть враждебности! Любое насилие — это искажение, болезнь, нарушение правильного хода вещей. Надо доверять и не ждать удара в спину…

Точно также я доверял людям вокруг. Точно также я верил Леди Кетаки — верил, что она не способна навредить мне. Я полагался на неё. Я и представить не мог, что она причинит мне такое… Так чего теперь рассуждать о разумности?

И на что теперь опираться?

Под ступнями у меня был мягкий пол, под ладонями — горло человека. Всё было очень просто. И точно знал, что именно делаю и к чему это приведёт.

До последней секунды она надеялась, что я «имею в виду» другое. Что это действие — не действие, а символ, а на самом деле я не предполагаю угрожать её жизни. Она смотрела на меня, широко распахнув глаза, и не делала ни малейшей попытки освободиться. Потому что начать сопротивление — это значило принять ситуацию, как она есть, согласиться с правилами игры, в которых я был убийцей.

Я держал пальцы на её горле, и медленно сжимал, перекрывая ход кислороду. Можно было сделать это быстрее. Или вообще переломить её шею одним движением («Как это было у Дэвида», — всплыло вдруг в памяти. — «Он умер сразу, и камилл не успел его спасти»). Но я не хотел быстро. Говоря по правде, несмотря на злость, и отчаяние, и гулкую пустоту внутри, я не желал её смерти. Я не хотел убивать. Я хотел наоборот — но она ещё этого не поняла.

Продолжая цепляться за надежду, что я одумаюсь, или очнусь, или успокоюсь, она смотрела мне прямо в глаза — умоляюще, с любовью. Разум отказывался признавать происходящее, а вот тело хотело жить. В тот момент, когда боль слилась с мучительным удушьем, включились инстинкты, и она схватила меня за предплечья, пытаясь освободиться.

Бесполезно! Я был сильнее её — и не только из-за тренировок. Просто я не был человеком. Она не могла ослабить мою хватку или оттолкнуть. Оставалась последняя возможность: поднять руки повыше, опустить их на мой затылок, нащупать кнопку — и прекратить это всё. Я нагнулся над ней, так что всё тоже было очень просто. Очевидное решение…

Её взгляд изменился. Наконец-то до неё дошло, чего именно я добивался! И почему. Проф-Хофф не зря вызвался проводить «утилизацию». Это была его работа, его ответственность, раз уж создал нас вопреки правилам. И это был результат, который он решил принять до конца. Леди Кетаки представляла, каково ему было — а теперь я готовил ей такие же последствия. Страшнее, чем быть убитой!

— Оцените ситуацию! Подозрение на опасность второго уровня! Оцените ситуацию! — забеспокоился комнатный камилл.

«Интересно, у него есть, чем меня нейтрализовать?» — подумал я с лёгким удивлением и вспомнил манипулятор в гостиной спецотдела. Когда Ядвига Зив хотел отключить меня, камилл был готов спасти. Теперь наоборот.

Пришлось разжать пальцы — чуть-чуть, чтоб Кетаки могла дышать.

— Отбой! — прохрипела она.

Ожидаемый героизм! Ничего иного Глава Станции и сказать не могла! Будет сражаться до последнего, пока не станет слишком поздно.

Странное злое веселье охватило меня. «Интересно, на сколько её хватит?» Поправка «Т-191-006» сводила на нет все стандартные правила: меня нельзя было отключить на основании подозрений. А как насчёт прямой угрозы и попытки удушить свою начальницу? Это считается?

Едва лишь она успокоила камилла, я снова стиснул пальцы. Теперь в её глазах была мольба. Она не хотела отключать меня. И она знала, что я хотел именно этого. И логика тут была ни при чём. Чисто человеческий поступок! Машина отключила бы себя, и оставила бы всех в покое. Но мне — мне хотелось оставить след, вернуть ей всё то, что она в меня вложила.

Под пальцами у меня была тонкая кожа, я чувствовал биение крови и горловые судороги. Мысленно представил строение трахеи, гортань, мышцы, шейные позвонки. Лёгким не хватало кислорода, и сердце сжималось от ужаса и страха. Так мало отделяет человека от смерти! Организм пытался захватить хоть глоток воздуха, а я мешал. Он сопротивлялся. Но я был сильнее. Тело хотело жить. Разум отказывался — такой ценой.

Непривычно было держать чужую жизнь в руках. «Так вот что означает власть? Понимать, что ты волен прервать чужое существование, но можешь и не трогать? Интересно, другие люди испытывали это же ощущение, когда смотрели на мою кнопку?»

И тут я понял, что кнопка не значит ровным счётом ничего. По силе — по реальной силе — я мог сломать шею любому человеку. Кроме, разве что, Ирвина, но его больше нет, так что любому, всё верно. Но это была всего лишь физическая возможность. А кроме физики и мышц было кое-что ещё, что никогда бы не позволило мне напасть на человека… Ну, до сегодняшнего вечера. Точно также любой другой человек не мог нажать на кнопку.

Услышав страшные сипящие звуки, я вновь расслабил пальцы, давая ей возможность дышать — и возможность отключить меня. Ну, а если она не сможет, это сделают другие: вряд ли камилл удовлетворился её жалким «отбоем». Он был не настолько наивен, чтобы не суметь оценить ситуацию.

По её щекам струились слёзы — страх смерти, или ей было жалко меня? Или себя? Чувство вины — не самый приятный попутчик. Проф-Хофф предпочёл сдаться сразу, не стал проверять.

Я вспомнил, как отключил себя, беспокоясь о «репутации андроидов А-класса». Как же это было глупо! Глупо и бессмысленно. Я уже ни на что не мог повлиять.

Программа была запущена в тот момент, когда Чарли решил отключить себя, а потом очнулся и решил, что нам опять соврали.

Нам много лгали — только в этом можно было быть уверенным. Но одного мы не знали: в этой игре мы всегда будем среди проигравших, так или иначе, рано или поздно. Вечные жертвы, не стоило и надеяться на спасение!

Сработала дверь — я увидел, как испуганно расширись глаза Леди Кетаки. Да, сейчас! Меня отключат — и всё кончится. «А куда они денутся? Попробуют оттащить? Пусть попробуют!»

Я хмыкнул, предвкушая конец, но вместо этого перед глазами наступила тьма, и я потерял сознание.

Последнее интервью — 5

— Как ты сам признался в начале нашего разговора, ты ожидал, что тебя отключат ещё там, в комнате у камрада Кетаки. И как я понимаю, если бы не шейнер камрада Туччи, пришлось бы так поступить… Но почему она сама тебя не отключила? Ещё тогда?

Я пожал плечами. Я-то знал ответ, но Цзайчжи Саласару его знать не полагалось.

Позже, в «камере» Отдела Безопасности, я неоднократно обдумал произошедшее. Вильма Туччи не случайно принесла с собой усыпляющее оружие, которое считалось «штатным» средством защиты для сотрудников СПМ и психотерапевтов, имеющих дело с тяжело больными людьми. Шейнер мог вырубить за доли секунды — и Главу Станции спасли, не прибегая к моей кнопке.

Спамерша ожидала чего-то в этом роде. И сообщение о том, что я прочитал секретное сообщение, пришло к ней одновременно с Главной Станции. Может быть, они даже успели переговорить. «Что теперь делать?» — «Я тебя предупреждала!»