Николай крепко потряс руку Пазона, а потом обнял его. Он чувствовал все большее доверие и привязанность к этому горячему, смелому парню.

...Темной, непроглядной ночью Таганрог вновь содрогнулся от сильного взрыва. В свинцовом небе распростерлось зарево большого пожара. В порту горели склады с оружием и боеприпасами. Словно головешки, лопались в громадном костре рвущиеся артиллерийские снаряды.

После сильных заморозков наступила оттепель. С моря дул южный бархатный ветерок. Моросящие дожди начисто растопили снежный покров. Под ногами прохожих чавкала слякоть. На базаре подскочила цена на калоши. Даже за поношенные давали десяток селедок или целых три стакана махорки.

— Петя! Вытри как следует ноги, а то опять в комнату грязи натащишь! — крикнула Мария Константиновна Турубарова, заслышав в сенях шаги сына.

Но сверх ожидания вместо шарканья ног о тряпку она уловила скрип растворяемой двери и, выглянув из кухни, увидела Петра, проходившего в комнату. Комья глины слетали с его ботинок и оставались лежать на свежевымытом полу.

— Господи! Я же просила вытереть ноги. Посмотри, что ты натворил.

Всплеснув руками, мать подошла к Петру и только теперь обратила внимание на его взволнованное лицо, на неестественно оттопыренную куртку.

— Что это, Петр?

— Подождите, мама. Это нужно немедленно спрятать. Где отец, где сестры?

— Отец по рыбу пошел. А Валя и Рая с Толиком гуляют, — испуганно проговорила Мария Константиновна, глядя на пистолет-пулемет, который сын вытаскивал из-за пазухи.

— Откуда это?

— На берегу из дота украл. Очень нужная вещь. Куда бы его спрятать?

Петр продолжал оглядывать комнату. Взгляд его скользнул с комода на русскую печь, потом на большой старый шкаф, на буфет, на никелированную кровать, из-под которой торчали чемоданы. «Нет. Все не то», — прикидывал он, заглядывая в другую комнату. Но, кроме кроватей и шкафа, и там ничего не было.

Мать молча смотрела на вороненый ствол пулемета, потом подняла испуганные глаза на сына, робко сказала:

— Может быть, на чердак? В доме-то боязно.

— Правильно! Там ему и место, — обрадовался Петр.

Он торопливо выбежал из комнаты, по наружной лестнице забрался на крышу и скрылся в слуховом окне.

Чердак этот был хорошо знаком ему с детства. В нем были укромные уголки, заваленные старым накопившимся за годы хламом, — здесь можно было надежно спрятать оружие.

Когда он спустился с чердака, мать затирала пол мокрой тряпкой.

Петр виновато взглянул на нее:

— Погодили бы, мама. Я бы сам. У вас и так хлопот много.

— Ладно, сынок, — ласково сказала мать. — Лучше побереги себя. Дети ведь вы еще. Что вы в жизни-то понимаете? Боюсь я за вас...

Только теперь Петр заметил усталые морщинки на ее лице, затаенную тревогу в озабоченных глазах.

— Не беспокойтесь за нас, мама. И смотрите — никому ни слова...

— Я-то смолчу. Вы бы не болтали, ребятки. Пропадете...

— Не пропадем, — Петр весело обнял мать.

Настроение у него было приподнятое: его группа уже приступила к действиям.

...В ночь на 29 ноября шестеро молодых подпольщиков вышли из города и направились в сторону станции Марцево. Возглавлял группу Петр Турубаров. Дождь хлестал по лицу. Крупные капли скатывались за воротник. Молча шли по полю напрямик к железнодорожному полотну.

Еще дома план диверсии был разработан до мельчайших подробностей: Лев Костиков и Спиридон Щетинин выходят на насыпь и подкапывают лунку под рельсом. Иван Веретеинов подносит им противотанковую мину, украденную недавно в одном из немецких грузовиков. Остальные — Петр Турубаров, Евгений Шаров и Олег Кравченко — прикрывают их автоматами из укрытия.

Все было подготовлено заранее. Ждали только ненастную погоду. Считали, что в дождь немцы будут отсиживаться в помещениях. Только бы не подморозило. Но начавшийся утром дождь, не прекращаясь, лил весь день. Не переставал он и ночью.

На востоке, у самого горизонта, зарницами вспыхивали артиллерийские залпы. Эхо взрывов глухо перекатывалось вдали. Впереди, совсем близко, прогромыхал паровоз. Петр Турубаров остановился. За ним, наталкиваясь в темноте друг на друга, стали и остальные. Прислушались. За перестуком колес удалявшегося поезда ничего не было слышно. Только по-прежнему шелестел дождь.

Постояв с минуту, тронулись дальше. За шумом дождя каждый улавливал настороженное дыхание соседа.

— Отдохнуть бы немного, Петро! — шепотом попросил Иван Веретеинов, сгибаясь под тяжестью противотанковой мины, которую он нес за спиной в вещевом мешке.

— Погоди, Иван! Нам тоже нелегко. Сейчас придем, передохнешь, — проговорил Шаров.

— Пошли, пошли! Не разговаривайте. Может, здесь немцы рядом, — тихо предупредил их Петр.

Когда они вплотную приблизились к насыпи, дождь немного утих. Петр по взмокшей земле с трудом вскарабкался наверх и, нагнувшись, нащупал стык.

— Вот здесь, — скомандовал он, приседая на корточки. К нему подползли Костиков и Щетинин.

— Нате стамеску. Один роет, другой отгребает.

Оглядевшись вокруг, ребята принялись за работу. Петр сполз на противоположную сторону насыпи, приник к земле, всматриваясь в темноту. Его напряженный слух улавливал каждый шорох. Томительно тянулись минуты. Наконец сверху раздался приглушенный шепот:

— Петро! Иди сюда!

— Ну, что тут у вас?

— Все в порядке. Смотри. Взрыватель под самый рельс упирается.

Турубаров осторожно ощупал мину.

— Хорошо. Теперь аккуратно присыпьте землей и айда вниз.

Не дожидаясь товарищей, он спрыгнул с насыпи.

— Это ты, Петр? — послышался рядом напряженный шепот Олега.

— Я, я.

— Скоро они там? Ждать надоело. Промок насквозь.

— А я, думаешь, сухой? Сейчас кончат и пойдем обратно...

Неожиданно до слуха донесся тихий натужный гул.

— Что это?

Ребята насторожились. В темноте было трудно разглядеть друг друга.

— Где вы тут? — послышался сверху голос Костикова.

— Здесь. Идите сюда.

Костиков, Щетинин и Веретеинов спустились к остальным.

— Уходить надо. Рельсы гудят. Кажется, эшелон идет от Таганрога, — торопливо сообщил Щетинин.

— А вы успели землей присыпать?

— Все в порядке. Пошли отсюда. Сейчас увидим, что из нашей затеи получится, — сказал Костиков.

Все последовали за ним. Теперь никто не обращал внимания на промокшую насквозь обувь, на липкую, вязкую грязь, на мелкий дождь, беспрестанно сыплющийся с неба. В голове у каждого была одна мысль: «Сработает или нет?»

Позади отчетливо слышался перестук колес на стыках железнодорожного полотна. Правда, не было привычного грохота паровоза, шума тяжеловесного состава.

— Дрезина! — догадался Костиков.

И в то же мгновение вспышка света озарила поле. Прогремел взрыв, раздался короткий металлический скрежет. И опять темнота окутала землю. Только на морском побережье чаще стали взлетать осветительные ракеты, распарывающие серую мглу облаков.

— Теперь бы не напороться на немцев. Расходитесь по одному. Домой пробирайтесь задворками, — приказал Петр.

Через минуту ночная тьма поглотила товарищей. Еще некоторое время Петр слышал удаляющиеся шаги. Наконец и они затихли. Петр подождал минуту и тоже зашагал в сторону города. Он был сильно возбужден, но радовался, что все сошло благополучно. Только было обидно, что вместо воинского эшелона удалось подорвать всего лишь дрезину.

Но вот и окраина города. На первой же темной, затканной дождем улице Петр остановился, стал прислушиваться, напрягая слух. Надо было не нарваться на патрули. Еще днем тщательно было изучено местоположение полицейских постов. Это должно было помочь ему и ребятам в дождливой кромешной тьме издали обойти полицаев. Петр осторожно, крадучись, проскальзывал в проходные дворы, проходил переулки, перелезал через заборы. Но вот и дом! Только здесь он позволил себе отдышаться. Рубаха от пота прилипла к спине, ноги были по колено в грязи, руки дрожали от усталости. Спрятав автомат в яме за сараем, Петр тихонько стукнул в окошко. Дверь сразу отворил отец. Кузьма Иванович был в нижнем белье.