Моим компаньоном по комнате был Джон-Пол, их лягушка, подходящая в этих обстоятельствах для того, чтобы считать её неким существом, которое будто накаркало мне, что я окажусь в такой ситуации.

Ирэн и Бенни живут на расстоянии пятнадцати минут ходьбы от Голливудского бульвара, где у звёзд есть свои имена на тротуаре и где судья Хиллмен лишил меня свободы, приговорив к «электронному мониторингу, домашнему содержанию под стражей и домашнему водворению в карцер». Ирэн и Бенни были моими стражами, поскольку в те выходные дни у меня ещё не было электронной системы мониторинга. Они получили распоряжение держать меня всё время внутри дома.

В субботу утром я позвонил своей семье в Москву. Никакого визита «органов правопорядка» не было. Никакие из моих ночных кошмаров не были реальностью. Брат звонил в течение недели, но, насколько им было известно, никто в России ничего не знал об этом.

На следующий день я услышал, что первый намёк на проблему появился, когда Барни Шихан позвонил моей ирландской семье в субботу вечером, чтобы навести справки, поскольку я не появился на его дне рождения. Никто не знал, где я нахожусь. Предположили, будто маршрут авиарейса был отклонён, чтобы не пролетать через Нью-Йорк, где была в то время сильная снежная буря, но многочисленные телефонные звонки оставались без ответа. К вечеру воскресенья они заключили, что я был ограблен в Лос-Анджелесе и нахожусь в больнице. Все члены семьи, распределив между собой больницы в регионе Лос-Анджелеса, обзвонили каждую из них. К концу дня в воскресенье они были вполне уверены, что меня там нет. Они допускали, что арендованный мною автомобиль был похищен, а моё тело сброшено под откос в пустыне.

Подружка Заключённого позвонила, как он и обещал, моему брату в Ниццу около 8:30 вечера в воскресенье. Время в Ницце опережает время в Лос-Анджелесе на девять часов, так что это было 5:30 утра понедельника. Брат сказал мне позднее: «Я не спал в течение следующих тридцати шести часов».

С того самого вечера воскресенья и утра понедельника искали адвоката с соответствующим опытом. Прорыв наступил, когда жена Брайана Сюзанна узнала от одного из своих клиентов о супер-адвокате, который хорошо поработал для них. Мой брат Эоин позвонил супер-адвокату Марку Харрису, который был в тот момент свободен и мог приступить к делу немедленно, и Эоин нанял его тут же.

– 490 долларов в час с предварительным гонораром в 25000 долларов, – сказал ему Харрис.

– По рукам, – ответил он, – в течение часа деньги уже будут в пути, но Вы должны приступить к делу немедленно.

Это произошло уже в 11:30 утра, а судебное слушание было запланировано на 2:00 дня. Харрис направился в суд.

Решив проблему с адвокатом, Эоин выехал из Ниццы в Ирландию. Мы одна большая семья – шесть сестёр и три брата, благодаря нашим родителям все получили высшее образование и хорошо устроены в жизни. Шесть сестёр составляют то, что самый младший из моих братьев называет БОРГ, из телевизионного сериала «Звёздное путешествие» о внеземной цивилизации, в которой все разумы объединены в одно целое для того, чтобы достигать общей цели. «БОРГ» (из «Звёздного путешествия) чудовищно огромен, и невозможно сопротивляться осуществлению решения, которое он принимает.

«БОРГ» (из семьи Сугру) был секретным оружием, которое, к счастью, нам никогда не приходилось вводить в действие, так как для американцев это была бы неравная борьба. «БОРГ» заседал на совещании с вечера понедельника. Ко вторнику, дню слушания об освобождении под залог, он собрал военный фонд в 600000 долларов.

Брайан в ту среду находился в суде со смартфоном «Blackberry». Эоин находился на совещании с БОРГом, так что информация о ходе судебного слушания, шаг за шагом, передавалась им через смартфон Брайана. Ирландская сторона могла предложить 600000 долларов. Харрис порекомендовал меньшую сумму – 400000 долларов. Брайан передал в Ирландию эту замену. Брайан и Бенни внесли в качестве залога ещё по 100000 долларов каждый, и, при нажиме со стороны судьи Хиллмена, Занидес с неохотой принял это предложение.

Как Брайан оказался вовлечённым в процесс, мне было ясно, – мой брат позвонил ему, но я был очень удивлён тем, что увидел в зале Ирэн и Бенни. Харрис спросил меня накануне, не знаю ли я каких-нибудь людей, проживающих в Лос-Анджелесе. Я предложил Ирэн и Бенни, но не мог вспомнить их номер телефона и точный адрес. Я сказал только, что их дом находился где-то в районе Голливудского бульвара.

Ирэн рассказала мне эту историю в первый уик-энд.

У Бенни был телефон, номер которого не занесён в телефонный справочник, так что его нелегко найти. Однако мать Бенни живёт рядом с Голливудом, и в Интернете можно отыскать её адрес и номер телефона. Ей было 92 года, и она почти глухая. В послеполуденное время она любит поспать и обычно выключает телефон,

но в тот вторник после полудня, когда позвонил Харрис, она забыла выключить его.

– Дома ли Бенни? Это говорит адвокат Дэниса, – объяснил он.

Она записала указанный ей номер телефона, и позже, когда Бенни пришёл, чтобы навестить свою мать, он увидел записанные для него слова: «Бенни, звонил твой дантист». Она услышала слова «Бенни» и «Дэнис» и составила из них сочетание «Benny's dentist» (дантист Бенни).

Ирэн подумала, что это чрезвычайно забавно, и весь уик-энд называла меня «Дантист Бенни», после чего каждый раз следовал дикий смех. Я был очень благодарен тому случаю, что оказался «дантистом Бенни», – без Ирэн и Бенни я всё ещё находился бы в тюрьме.

В тот уик-энд я услышал также об обыске ФБР в компании «Wideband Computers» и в доме Эшвина Муди.

В субботу утром 22 января, через день после моего ареста, группа наблюдения ФБР расположилась снаружи здания Музея истории компьютеров на Бульваре северной береговой линии, в Кремниевой долине. Согласно сайту музея в Интернете, это «крупнейший в мире и самый значительный музей, предназначенный для сохранения и представления компьютерной революции и её воздействия на человеческий опыт».

Внутри музея хранятся части компьютеров, начиная с самых первых монстров, таких, как «ENIAC», весящий 30 тонн и использующий 17 тысяч электронных ламп с термокатодом, который способен только складывать два числа, до микрокомпьютеров размером в доли дюйма с вычислительной мощностью, невообразимой для пионеров компьютерной техники. В музее показываются образцы микрокомпьютеров, изготовленных до 1996 года, – артефакты, представляющие собой такую же древность для истории микрокомпьютеров, как телеги на конной тяге для истории автомобилей, – образцы, которым во время этой моей истории было всего лишь девять лет от роду. Таковы темпы развития электронной технологии.

Мой любимец в музее – компьютер IBM 1620. Это был первый компьютер массового производства, использующий транзисторы, чтобы заменить ими электронные лампы с термокатодом. Данная модель компьютера, запущенная в производство в 1957 году, была в последующие годы изготовлена в количестве около 2000 штук – огромное число для того времени, но очень маленькое по сравнению с десятками тысяч компьютеров, производимых сейчас каждый день. Я влюбился в этот компьютер в 1971 году, когда изучал электронику в Университетском колледже Корка. Этот компьютер, хотя и устаревший, был сохранён для обучения студентов. Компьютер IBM, занимающий целую комнату, использовал одиночные транзисторы и имел объём памяти в 20000 цифр. В наши дни персональные компьютеры имеют микрочипы с сотнями миллионов транзисторов и памятью в миллиарды цифр.