Минная война
— Привет, Ганс, — обер-ефрейтор в замасленной кожаной тужурке и лихо сдвинутой набок черной пилотке с трудом протиснулся сквозь узкую дверь отсека.
— Вилли, дружище, откуда ты взялся? — механик отложил в сторону ручку и почти полностью исписанный листок бумаги.
Свободные от вахты моряки, дремавшие на койках, настороженно вскинули головы.
— Вернулся вчера из похода. Видел бы ты, что с нашей посудиной сделали глубинные бомбы. Придется встать в док.
— Садись, рассказывай, — машинист подтолкнул приятеля к койке. — Тяжело пришлось?
Вилли осторожно присел и начал разминать пальцы опущенных рук. Так расслабленно и непринужденно обычно вели себя подводники, вернувшиеся на базу и впервые за много дней получившие возможность спокойно выспаться.
— Да нет, как всегда. Правда, потопили два судна. Шестнадцать тысяч тонн.
— Проклятие! — вмешался в разговор один из членов экипажа. — Вы хоть не зря сходили в плавание. А мы даже толком не знаем, был взрыв или нет.
— Чушь! — сурово оборвал его обер-ефрейтор. — Мы видим не больше вашего. Зато глубинные бомбы сыпятся так, что мало не покажется. А вот посмотреть на тонущую посудину нас командир со штурманом почему-то не зовут…
Вскоре к беседе присоединились остальные обитатели отсека. Вместе с гостем они пустились в воспоминания о лихих загулах в портовых кабаках и девушках, готовых за скромную плату скрасить одиночество морякам. Вспомнили также и общих знакомых.
— Надеюсь, Ганс, ты не забыл нашего группенфюрера[18] из четвертого морского отряда?
— Вентена? Как же, забудешь его! Я второго такого выпивоху еще не встречал. Всегда заказывал по десять литровых кружек пива. Для себя, конечно. Где он сейчас?
— Пошел на корм рыбам. Он ведь ходил на «У-16».
На несколько секунд в отсеке воцарилось молчание.
— Когда вы отчаливаете? — безразличным тоном спросил обер-ефрейтор.
— Приказали быть наготове. Значит, в любую минуту можем отчалить.
— Небось опять «яйца»[19] повезете?
— Шесть штук.
— Который уже раз?
— Девятый, — небрежно бросил один из лежавших на койке.
— Скука смертная, — Ганс поморщился.
На лицах сослуживцев появилось скучающее выражение. Обер-ефрейтор расстегнул тужурку — в отсеке было жарко, пахло соляром, краской и резиной — и зло посмотрел на окружающих.
— Вы что, рехнулись? Да если бы нас мины ставить отправили, я бы от счастья до потолка подпрыгнул! Радуйтесь, идиоты, что вы теперь «дыролазы».
Все подводники знали, что субмарины водоизмещением 250 тонн — так называемые «челноки» — использовались в основном в качестве минных заградителей. Из командиров наибольшей популярностью пользовался капитан-лейтенант Шепке, ухитрявшийся проникать со своей субмариной в самые узкие проходы на побережье Англии. За столь выдающиеся способности он получил прозвище «Шепке-дыролаз», а моряков, служивших на «челноках», стали называть просто «дыролазами».
Уже в первые недели войны вдоль Восточного побережья Англии и в Ирландском море были установлены многочисленные минные заграждения, однако по сведениям воздушной разведки между ними остался узкий фарватер. Перекрыть его с помощью сброшенных с воздуха специальных мин не удалось, так как корабли охранения и подразделения береговой обороны обнаруживали самолеты еще на подлете к цели, и вызванные по радио миноносцы тщательно тралили фарватер.
Тогда в штабе Деница приняли решение использовать для постановки минных заграждений подлодки водоизмещением 250 тонн. «Челноки» обладали небольшим сроком автономности и не годились для участия в рейдерских операциях. В итоге считавшиеся свободными для судоходства фарватеры оказывались заминированными и нейтральные страны засыпали британское правительство нотами протеста.
Каждая из задействованных в этой широкомасштабной акции устранения лодок могла взять на борт от шести до восьми мин, которые, подобно торпедам, также выбрасывались из аппаратов спрессованным воздухом. «Челноки» были оборудованы двумя носовыми и одним кормовым торпедными аппаратами.
Успешные действия немецких субмарин заставили англичан принять дополнительные меры по организации противоминной обороны. Минные тральщики были оснащены специальной аппаратурой. Под воздействием исходивших от нее электромагнитных волн мины взрывались еще до прохождения над ними кораблей. В ответ немцы вмонтировали в магнитные взрыватели счетчики.
Корабль мог пятнадцать раз пройти рядом с миной, и на шестнадцатый раз, когда морская трасса уже считалась безопасной, гремел взрыв.
К концу апреля 1940 года на поставленных немецкими подлодками минах подорвались 139 союзных и нейтральных судов обшей грузоподъемностью 449 698 тонн. Однако во второй половине года наметился спад, и только в ноябре торговому тоннажу Британии и нейтральных государств был нанесен такой же ощутимый урон, как в декабре 1939 года.
— Приготовиться к отплытию! — неожиданно прозвучал в динамике громкой связи голос командира.
За дверью отсека загрохотали тяжелые матросские сапоги. Члены экипажа спешили занять боевые посты.
— Давай, Вилли, уматывай, а то мы тебя с собой прихватим!
Обер-ефрейтор застегнул тужурку, прошел через несколько узких, плохо проветриваемых помещений, выбрался из люка и сбежал по сходням на пирс. Выстроившиеся на палубе лодки и собравшиеся на берегу подбадривали друг друга веселыми репликами.
— Эй, Ганс, когда вернемся, мы с тобой бутылку раздавим.
— Уж будь спокоен, и не одну! Возьмем покрепче пойла и к девчонкам закатимся!
После появления командира флотилии все замолчали и вытянули руки по швам. Капитан 2-го ранга держался подчеркнуто официально, но в конце короткой речи попытался было сменить тон и нарочито бодрой интонацией воскликнул:
— Счастливого плаванья, камрады, и счастливого возвращения!
— Молчал бы лучше, болван, — недовольно пробурчал один из электриков.
Палуба быстро опустела, внутри лодки в слегка потрескивающих динамиках вновь послышался искаженный трансляцией голос командира:
— Задраить люки! Отдать швартовые!
Завелся дизель, постепенно набирая обороты, завращались гребные винты, и форштевень начал медленно отодвигаться от причала. Черная полоса воды между лодкой и пирсом становилась все шире и шире.
Возле системы шлюзов на длинном подвесном мосту рабочая рота разгребала огромную кучу угля. При виде устремившейся в открытое море подводной лодки матросы вместе с командиром дружно вскинули головы и долго смотрели ей вслед.
Позади осталась возвышавшаяся над Вангерооге водонапорная башня из жженого красного кирпича. Обойдя с юга минные заграждения, лодка взяла курс на запад. Два раза она погружалась, чтобы избежать встречи с голландским пароходом. Его мачты то подскакивали, то исчезали в провалах между волнами. Потом огромная приземистая туша заполнила окуляры. Командир свел рукоятки вместе, отвернулся и от злости дернул головой так, будто его укусила оса. Он был молод, честолюбив и никак не мог забыть удачливых сослуживцев, безудержно хваставших в кают-компаниях наградами и подробно описывавших свои «подвиги». Как и большинству остальных командиров минных заградителей ему тоже хотелось получить Рыцарский крест. В душе он проклинал день, когда его отправили «класть яйца», ибо теперь оставалось надеяться самое большее на «дурацкий Железный крест 1-й степени». Но он не собирался заниматься этим до конца войны и всячески старался обратить на себя внимание командования. Он очень рассчитывал со временем перейти на «боевую посудину» и там проявить себя, всаживая одну за другой «сигары с сюрпризом» — так он в шутку называл торпеды — в «мягкие места» корабельных корпусов. Неистовым рвением он заразил весь экипаж. В этом не было ничего удивительного, поскольку газеты ежедневно подробно рассказывали о подводниках, героически атаковавших вражеские корабли и добившихся славы и почета. Кому из бывших выкормышей Гитлерюгенда не хотелось увидеть свою фотографию на газетной полосе. В противном случае этим парням оставалось лишь махнуть рукой на карьеру и продолжать ставить мины, зная, что их имя никогда не будет упомянуто в военных сводках. Их кумиром был, естественно, Прин. Пропагандистская акция дала нужный ее организаторам эффект.