— Я не люблю этого, — сказал иллюзионист.

— Такой вы щепетильный. Хорошо. Тогда что вы скажете насчет психологических опытов?

Старик покачал головой.

— Да вы не бойтесь, В такой глухомани, как, скажем, Тимофеевка, можно даже работать оккультизм. Станьте медиумом и вызывайте дух Наполеона, графа Монте-Кристо и батьки Махно, пресса вас пальцем не тронет. Туда не доскачешь…

— Бросьте острить. Не буду я вызывать духов!

— Ладно, молчу. Вы неприлично честный человек, Сольди!

— Да, я честный, Илюша!

— Тогда возьмем на афишу что-нибудь научное. Как вы смотрите на биотоки? Теперь это очень модно. Вы улавливаете биотоки, которые излучают из своих мозгов зрители, сидящие в первом ряду. Вы угадываете их мысли.

— Подсадка? — неодобрительно спросил Сольди.

— Ну, подсадим, для верности, пару человечков!

— С подсадкой не работаю!

— Никогда не думал, что вы такой тяжелый человек, — с огорчением сказал Илюша. — Что же писать?

— Пишите на афише правду: «Фокусы Сольди!»

— Пресно! Но что поделаешь. Вы большой оригинал, Сольди. Включаю вас в программу. Выезд через неделю.

— У меня нет ассистентки, — признался старик.

— Копеечная проблема! — пожал плечами Илюша и крикнул: — Альбина!

Из толпы вынырнула тощая девица с широкими губами и серьгами такой величины, что ей могли бы позавидовать модницы Мозамбика.

— Альбина, ты бы не могла поассистировать моему другу Сольди, заслуженному деятелю магических и прочих наук?

— Как это понимать? Ассистировать всю жизнь или одну поездку?

Старик поглядел на вертлявую девицу и поспешил сказать:

— Илюша, я пошутил. У меня есть ассистентка!

— За неудачные шутки бьют по роже. Но я воздержусь. Я добрая, — сказала девица и, тряхнув серьгами, скрылась в толпе.

— Что вам не понравилось в этой малютке? — спросил Илюша.

— Она для меня слишком культурная, — сказал Сольди.

Целую неделю Сольди искал ассистентку. Все кандидатуры не выдерживали даже поверхностного сравнения с Викториной Аркадьевной.

Как-то в сквере Сольди вздремнул на скамейке, втянув черепашью голову в плечи. Его разбудила женщина, присевшая рядом. Сольди протер глаза. Он увидел Ингу Федоровну. Прекрасная адвокатша сильно похудела. Синие разводья лежали у нее под глазами. Она была скромно одета.

Иллюзионист со старомодной галантностью привстал со своего места и приподнял шляпу. Он извинился за сон. Они разговорились.

Ингу Федоровну расположил к себе этот вежливый старик. Незаметно для себя они засиделись до полудня. Им было легко друг с другом.

Они вместе пообедали в молочном баре. Они съели по крупенику и крылышку отварного цыпленка. За молочным коктейлем, фирменным напитком бара, Инга Федоровна рассказала о своих стесненных обстоятельствах. Старик тоже разоткровенничался. Он пространно поведал о своей жизни.

На следующий день они встретились на той же скамейке «пенсион-стрита». А еще через два дня новая ассистентка иллюзиониста Сольди сидела в купе жесткого вагона скорого поезда. На багажной полке стоял большой кофр старика с его волшебной аппаратурой. В объемистом чемодане хранились костюмы, чалма и нейлоновая шубка, единственная вещественная память о Викторине Аркадьевне.

Скажи, сколько писем ты получаешь, и я скажу, кто ты. Количество корреспонденции прямо пропорционально популярности. Так, по крайней мере, утверждают некоторые связисты. Мы не склонны возводить подобного рода утверждения в степень закона. Ведь на этот счет нет ни одного солидного научного труда, ни одной диссертации. Между тем пример Коржа в какой-то степени подкрепляет точку зрения связистов. С тех пор, как его механизированное звено откормило за год 13 тысяч свиней, получив свыше семи тысяч центнеров привеса, телеграммы, письма, заказные бандероли захлестывали скромное жилище Коржа. Почтальоны сбились с ног. Они не успевали опоражнивать сумки. Начальник районного почтового отделения затребовал дополнительно две штатные единицы.

Тимофеевский свиновод вдруг почувствовал, что он позарез нужен многим людям. Он засиживался допоздна, отвечая своим корреспондентам. Он мужественно нес бремя славы.

Его жена Катерина Трофимовна невзлюбила почту и почтовиков с того мгновения, когда из одного, казалось, безобидного конверта выпала фотография незнакомой девицы с вызывающей челкой и загнутыми кверху накладными ресницами. Девица предлагала Коржу вступить с ней в переписку. В случае родства душ, намекала она, их почтовая связь может иметь далеко идущие последствия. Мимоходом девица сообщала, что она очень одинока, что ей двадцать семь лет и что она может стать достойной подругой любого прославленного человека, если только он не зазнался.

Катерина Трофимовна была из тех жен, о которых говорят на Украине, что она носит булаву. Афанасий Корж побаивался ее, хотя с виду она была робкой женщиной. Он тушевался перед Катериной Трофимовной, едва дело касалось таких щепетильных этических категорий и сильных чувств, как любовь, верность, ревность.

— Липнут до тебя крали, как мухи на мед, — тихо сказала Катерина Трофимовна, рассматривая фотографию.

— Ишь красавица! Рот раззявила, будто хочет сало сгамкнуть! — поддержала невестку Горпина Алексеевна, мать Коржа.

Старая Горпина отличалась прямотой суждений и резкостью формулировок.

— Так она ж не знала, что у меня добра жинка есть, — дипломатично заметил Корж.

— Не знаешь, так не пхай носа в чужое просо! Давай сюда карточку! — приказала Горпина Алексеевна.

Без лишних разговоров она отправила фотографию в печь.

С этого дня корреспонденция Коржа подвергалась материнскому досмотру. Все фотографии молодых девиц немедленно предавались сожжению, после чего очищенная от скверны почта вручалась знатному свиноводу.

Сегодняшняя почта, просмотренная Горпиной Алексеевной, не содержала никаких материалов, угрожающих семейным устоям.

Колхозники из-под Кокчетава просили прислать кормовые рационы.

Областное издательство предлагало написать книгу о режиме взрослой свиньи.

Дом народного творчества интересовался, не играет ли Корж на бандуре, фаготе или тамбурине (нужное подчеркнуть). Если играет, то не хочет ли он записаться в самодеятельный оркестр.

Дом моделей требовал отложить все дела и немедленно прислать письменный отзыв, отпечатанный через два интервала, о последних моделях вечернего платья и комбинезонов для доярки (дояра), свинарки (свинаря).

Далее следовали приглашения: киностудии — на просмотр новой кинокомедии «Последний опорос»; городского ресторана «Тянь-Шань» — на дегустацию среднеазиатских пельменей, известных под названием «манты» и дунганской лапши; ипподрома — на розыгрыш большого приза для трехлеток; филателистов — на открытие выставки марок; общества врачей-гельминтологов — на лекцию о глистах парнокопытных.

Афанасий Корж придвинул стопку бумаги и собрался было писать ответы, как в дверях появился Паша Семиреков, деревенский сумасшедший.

— Ты зачем пришел, Паша? — ласково спросил Корж.

Паша деликатно переминался с ноги на ногу.

— Добре, подождем, — сказал Корж, берясь за перо.

— Третья программа, — вдруг выпалил Паша.

— А, понятно, — кивнул Корж.

Сумасшествие Паши проявлялось несколько необычным образом. Он был помешан на радио. Целыми днями просиживал Паша на деревенской площади под старым, в рыжих подпалинах, репродуктором, подвешенным к столбу. Паша чинно сидел на некрашеном табурете и прослушивал все передачи от начала до конца. К вечеру он совершенно обалдевал и начинал молоть всякую чушь.