— Возможно, — охотно соглашался шофер. — Видать, я потерял бдительность, а он, собака, проник в мой организм!

— Ты бы, Саня поаккуратнее, — просила пророчица.

— А что с ним, окаянным, сделаешь? Он регулярно поджидает меня у ресторана «Балчуг». Я же борюсь с ним изо всех сил. Он говорит: «Зайди!» Я: «Нет!» Он опять: «Зашиби дрозда!» — «Нет, — отвечаю, — я трясун и состою персонально при пророчице!»… Хоть ты бы помогла мне.

— А как тебе помочь, Саня?

— Стегани его молитвой!

Таисия поджимала губы. Она не понимала очистительной силы сатиры.

Впрочем, на этом кончалась Санина фронда. По существу, он был примерным сектантом. Братьям и сестрам он даже нравился. Спокойный, ко всему равнодушный, он не вмешивался в склоки и свары, которые раздирали тело общины. Пророчица окружила своего сожителя ореолом святости и мученичества. «Ночи напролет молится, — конфиденциально сообщала она. — В тюрьме сидел за дела веры!»

Когда внезапно умер пресвитер, заменявший старика Карабанова, Таисия выдвинула кандидатуру брата Серафима. После сложной борьбы одержала верх партия пророчицы. Санька неожиданно для себя стал пресвитером. Сперва это даже польстило его самолюбию. «Трясуны, а понимают!» — тщеславно подумал он.

Сан пресвитера принес ему устойчивый доход. Теперь Санька уже не зависел от Таисии. Жирный кусок, добытый им без особых забот и трудов, ежедневно лежал перед ним на столе. Стоило только протянуть руку и открыть рот. Открыть рот и рвануть зубами. Санькина мечта обернулась явью.

С ролью пресвитера за обеденным столом Санька освоился довольно быстро. На кафедре он чувствовал себя не так уверенно. Не хватало опыта и проповеднического нахальства. Скудные сведения, почерпнутые им во время бесед с тюрьме со стариком Карабановым, составляли весь его религиозный багаж. Таисия купила шоферу полупудовую библию, от которой пахло старушечьими немощами, мышами и какой-то старозаветной дрянью. Санька пытался читать Библию, но не мог. Одолевал сон, сомнения и богохульные мысли.

— Сроду не читал таких баек, — пожаловался он пророчице. — Где это видано, чтобы с неба падали перепелки?

— Ты путаешь, Саня, — мягко отозвалась Таисия. — Господь насыпал на землю манну крупу. Когда ночью на землю сходила роса, с неба падала и манна…

— Какая там манна! Здесь ясно написано: «И поднялся ветер от господа и принес с моря перепелов, и набросал их от стана на путь дня по одну сторону и на путь дня по другую сторону стана, на два локтя от земли!» Два локтя! Соображаешь? Это почти метр! Ну и брехня!

— Святая книга врать не будет!

— Пишут для вас, дур, а вы и уши развесили! Что-то теперь не слышно, чтобы с неба жареные перепелки падали, и бифштексов не видно. Завалящей котлеты и той не кинет!

— Бога гневишь, Саня! Пошлет он тебе наказание.

— Уже послал. Тебя, дуру!

Подготовка к проповеди вызывала у шофера раздражение.

Просто тошно было садиться за эту толстенную книгу и запоминать разные байки про перепелов, и про сражение с амаликитянами, и про терновый куст, что горел огнем и не сгорал, и про многое другое.

Санька чувствовал, что единоборство с Библией для него хорошим не кончится. И он нашел выход, несколько необычный для божьего благовестника. Втихомолку от Таисии он накупил антирелигиозных брошюр. Их было легко и интересно читать. Из них он и черпал нужные цитаты и примеры, опуская, разумеется, авторскую критику. Если бы трясуны знали, из какого источника извлекает их пресвитер материал для проповедей, они бы взашей выгнали Саньку. Но шофер умел хранить свою маленькую тайну. Он злорадствовал. Это была его месть за многочасовые бдения в тесной молельне, за скуку, за сонную одурь своей бессмысленной жизни, которой Санька уже начинал тяготиться. Жирный кусок все чаще не лез в рот, становился поперек горла.

Как-то Санька встретил своего дружка Митьку Парамонова. Когда-то они вместе учились на шоферских курсах. Дружок затащил Саньку к себе. В уютной двухкомнатной квартирке собрались Митькины сослуживцы. Пообедали, выпили немного, потанцевали, потом чаевничали. Парамонов со смаком рассказывал об автомобильном ралли Москва — Прага, гордился именным призом, полученным за многоборье. Саньку потянуло за баранку, на свежий воздух.

«Везет людям!» — с завистью подумал он, прощаясь. Он должен был еще поспеть в молельню.

Злой как черт, он заехал домой, переоделся и поспешил к своим братьям.

В молельне, как всегда, было душно и пахло кислым стариковским потом. «У-у-у, морды!» — со злобой подумал Санька, глядя на сбившихся в кучу трясунов.

Ему стало жаль потерянного вечера. Ему было жаль себя. «Пропадаю я с этой братией, — подумал он. — Из-за чего? Из-за куска хлеба», — ответил он себе. Довод был явно неубедителен. Час назад Парамонов предлагал ему идти работать на базу, полагая что Санька приехал из Тимофеевки устраиваться на работу. Устроиться можно! Так из-за чего все-таки он, Санька, губит свою жизнь? Трудно было ответить на этот вопрос.

«Гады», — мысленно обругал Санька трясунов.

В крайнем раздражении он оглядел зал. Сектанты толпились у кафедры.

«Очередь к господу богу! — саркастически подумал Санька. — Дожидаются, стервецы, благодати!»

Несмотря на горящие глаза, на постные лица, на поднятые к небу бороды, трясуны не походили на людей, охваченных молитвенным экстазом. Скорее их можно было принять за спекулянтов, что поутру собрались у дверей универмага в надежде первыми заскочить в здание и схватить прибыльный отрез или дефицитную кофточку.

Трясуны топтались на месте, вымаливая у всевышнего разные блага. Кто хлопотал у господа насчет квартиры, кто просил левых заработков, кто отпущения грехов, а кто здоровья себе и болячек соседям.

В молельне было довольно шумно.

— Братья! — рявкнул Саня, перекрывая молитвенный галдеж. — Худо вам, братья! Господь бог видит вашу корысть, вашу лжу и ваш блуд!

Санька мстительно оглядел насторожившихся трясунов.

— Он этого так не оставит. Скоро, очень скоро придет день, и он воздаст каждому по заслугам. Каждому за грехи, каждому по блуду!

Санька развернул перед слушателями такую картину божьего возмездия, что у трясунов в зобу дыханье сперло. Битый час он расписывал мучения, уготованные грешникам. Самой безобидной пыткой, по авторитетному свидетельству Сани, будет вытапливание подкожного жира из грешников на специально оборудованной для этой цели дьявольской салотопне. Чем больше наворачивал ужасов вошедший во вкус пресвитер, тем больше вытягивались и бледнели лица его паствы.

«Что, не нравится», — злорадно подумал Санька и выдал перепуганной аудитории еще пару таких примеров дьявольской жестокости, что Таисия заголосила, как на похоронах.

«И тебя проняло, дура!» — с удовольствием констатировал он.

Следом за Таисией заголосили и другие сестры. Трясуны опустились на колени.

Санька, наслаждаясь общим смятением, продолжал проповедь. Под занавес он сообщил о приближающейся гибели мира. Сначала начнется извержение подземных вулканов, потом великое землетрясение и на десерт всемирный потоп. В кромешной тьме с ревом, на манер реактивных истребителей будут носиться в пустом небе дьяволы, высматривая, не бродит ли по развалинам, среди дыма и огня чудом уцелевший ловчила грешник.

Картина гибели мира окончательно доконала паству. Саня покинул молельню сопровождаемый воплями и стенаниями.

В эти, так сказать переломные для Саньки дни пророчица привела Ингу Федоровну.

Прекрасная адвокатша похудела, сиреневые тени легли под ее глазами, две скорбные морщинки появились в уголках ее рта. И все же она была еще очень хороша.

— Святой брат, — сказала Инга Федоровна с обескураживающей простотой. — Мне очень плохо. Помогите мне.