Подобные сведения обычно рассылались в количестве до 14 копий Сталину, Молотову, Ворошилову, Тимошенко, Берии, Кузнецову, Мехлису, Кулику, Шапошникову и другим заинтересованным лицам. Донесения поступали из трех основных источников: ГРУ, НКГБ (который как раз отделился от бериевского НКВД, занимался вопросами внешней безопасности и возглавлялся Меркуловым) и Наркомата иностранных дел. Разрозненные данные сводились воедино в Политбюро и, особенно, в секретариате Сталина. Все нити, следовательно, сходились к Сталину. ГРУ функционировало не в вакууме, как утверждает в своих мемуарах Жуков. Значительная часть сведений, полученных НКГБ, непосредственно передавалась военным. В ряде случаев НКВД сопоставлял свои материалы с добытыми ГРУ и давал заключение: «Ваши данные о переброске за последнее время германских войск и воинских грузов к границам СССР правдоподобны. Они подтверждаются рядом наших источников»{314}.
Советская разведка пристально следила за передислокацией германских войск во Франции после капитуляции последней. За один лишь сентябрь была выявлена массовая переброска около 30 дивизий к советской границе. В последнюю неделю месяца около 70 составов с войсками, оружием и снаряжением были отправлены на восток. Затем было замечено, что германское посольство вербует белоэмигрантов, интеллигенцию и специалистов с ярко выраженными антисоветскими убеждениями, закладывая фундамент для «восстановления национальной России». Цель передислокации преимущественно связывалась с будущими операциями на Балканах, в частности в Салониках и турецких Проливах{315}.
Осенью 1940 г. Кремль поручил НКВД завести особое оперативное досье под названием «Затея» для сбора информации о замыслах немцев и представления ее лично Сталину{316}. Во второй половине сентября на спецслужбы посыпались донесения с самого высокого уровня, детально расписывающие перегруппировку немцев в бывшей Польше в течение лета. Донесения содержали точную идентификацию дивизий и данные о расположении их штаб-квартир. Столь же большое значение имела достоверная информация о строительстве немцами казарм и создании инфраструктуры для облегчения переброски и размещения войск с запада. Были проведены малые учения по теме «наступление на обороняющегося противника», который, лаконично отмечалось в донесении, оказался на советской границе. Следовал ясный вывод, что немцы продолжают концентрацию войск в Восточной Пруссии и «подготовку театра на всех оперативных направлениях»{317}. Обнаружились «военные приготовления» и в восточных районах Словакии. Там мостились дороги, прокладывались новые железнодорожные пути; около 30 000 рабочих были заняты на этих работах. Также строились аэродромы, и значительное число пилотов было переведено с Западного фронта на восток{318}.
Информация, собранная за октябрь, как стало известно Сталину, описывала до мельчайших деталей усиленную переброску как пехотных, так и моторизованных дивизий на восток. По осторожным оценкам накануне ноябрьской встречи Молотова с Гитлером в Берлине, «против СССР сосредоточено в общем итоге свыше 85 дивизий, то есть более одной трети сухопутных сил германской армии». На определение целей немцев, однако, повлияло развитие событий на Балканах. Недавнее замедление сосредоточения войск на советской границе относилось на счет германского плана «по оккупации Румынии и дальнейшему продвижению в глубь Балканского полуострова»{319}. Тем не менее не скрывался зловещий факт, что до оккупации Франции в Польше стояли лишь 27 пехотных дивизий с приданными им 6 кавалерийскими формированиями, а теперь были точно идентифицированы 70 пехотных дивизий в дополнение к 5 моторизованным и 7–8 танковым дивизиям{320}.
В самый канун встречи Сталин получил из посольства в Берлине и от резидентуры НКГБ противоречивые донесения о курсе германской политики. Посольство, рассматривая годовщину пакта Молотова — Риббентропа, сурово критиковало «Новую Европу», задуманную Гитлером. «Упоенное победой, — резюмировало оно, — немецкое правительство совместно с итальянским без ведома правительства СССР, нарушая соглашение от 23.8.1939 года, решают судьбу балканских народов». В заключение делалось многозначительное предостережение, что немцы смотрят на Балканы как на «новый плацдарм для будущей схватки с СССР»{321}. За два дня до отъезда Молотова Голиков проинформировал Кремль, что немцы завершили развертывание 15–17 дивизий на территории, прилегающей к Дунаю, готовясь захватить Салоники. В Болгарии тайно объявлена частичная мобилизация, военные академии закрыты, чтобы дать возможность кадетам присоединиться к своим частям. Кроме того, генерал фон Ингельбарт прикомандирован к болгарскому Генеральному штабу, в то время как 14 «Мессершмидтов» переброшены в Софию и размещены на скрытых позициях. Категоричный вывод Голикова не оставлял сомнений в том, что Германия продолжает стягивать войска к Балканам. Он не исключал возможности нападения на Грецию в ближайшем будущем с целью сокрушить ее сопротивление вместе с Италией, захватить Балканский полуостров и использовать его как плацдарм для дальнейших действий против Турции и английских колоний. Однако, предупреждал он, в то же время Германия принимает меры, направленные против Советского Союза (развертывание войск в районе Кракова и Лодзи и вербовка украинских резервистов){322}. Агент «Метеор» в Берлине подтвердил эту информацию, процитировав мнение Шнурре, будто Гитлер намерен «разрешить вопросы на востоке военными действиями»{323}.
Сталину было ясно, что берлинская встреча является четким водоразделом в отношениях с Германией. На основе информации, скопившейся на его столе, он составил два сценария. Первый предполагал неизбежную войну. Второй, который он находил предпочтительным, предусматривал предварительные переговоры, предшествующие мирной конференции. В обоих случаях главное значение он придавал контролю над Проливами и присутствию в Болгарии. Неопределенность позиции Сталина отражала колебания Гитлера. Многочисленные свидетельства подготовки Германии к войне, находившиеся в распоряжении русских, опровергались действиями Шуленбурга и сведениями об усилиях Риббентропа по созданию Континентального блока. Наиболее важную и достоверную информацию по этому поводу Сталину передал Берия за две недели до берлинской встречи. Полковник Клейст из ведомства Риббентропа сообщал о встрече Гитлера и Риббентропа в Берхтесгадене и обсуждении «политического наступления». Гитлер и Риббентроп рассчитывали, что результатом конференции будет изоляция Англии и «уничтожение иллюзий насчет возможной помощи Англии со стороны третьих держав», ведущее к компромиссному миру. Франция и Испания присоединятся к Оси, и «будет оказано сильное давление на Советский Союз, чтобы вынудить его пойти на политическое соглашение с Германией, которое покажет всему миру, что СССР ни в коем случае не останется нейтральным, а будет активно бороться против Англии за новый порядок в Европе». Позднее Германия намеревалась способствовать заключению пакта между Советским Союзом и Японией, «чтобы показать миру полный контакт и единение между четырьмя державами и тем самым удержать США от оказания эффективной помощи Англии»{324}.