– Ну а теперь, — сказала Прюденс, — мне придется на некоторое время оставить тебя одну.

Августе, очевидно, не понравилась эта перспектива: она тут же скорчила гримасу и, несомненно, собиралась зареветь.

– О, постой, постой! — крикнула ей сестра. — Тебя непременно услышат! Какая ты эгоистка, боже мой! Молчи, ради всех святых, да подумай хоть немного о ком-нибудь, кроме себя! Ну, что же мне еще делать? Хорошо тебе капризничать, но ведь что-нибудь нужно сделать, и сделать поскорее, а так как ты не можешь мне помочь, то я должна решать сама. Я сейчас же пойду к миссис Гельдхераус и буду умолять ее как-нибудь тебя вылечить. Она, наверно, знает какое-нибудь противоядие, а ты между тем, пожалуйста, веди себя потише. Не кричи, а то Мэри услышит тебя из коридора. Я скажу ей, что ты больна и что тебя ни в коем случае нельзя беспокоить.

Августа, должно быть, вняла голосу разума, ибо рожица ее потихоньку разгладилась, и она перестала пищать. Прюденс, надев шляпу, вуаль и накидку, получше подоткнула одеяло под свою пожилую малютку и тщательно заперла все двери. Затем, сообщив Мэри о страшном недомогании сестры, отправилась разыскивать вдову естествоиспытателя.

Пока бедняжка пробиралась по Блумсбери-сквер на Гендель-стрит, в ее голове царил хаос. Дом номер 194 оказался мрачным и грязным. На двери висело объявление в рамке: «Меблированные комнаты», на подоконнике в столовой сидела черная кошка и лениво умывалась на солнышке. В ответ на многократные звонки дверь отворила грязная служанка в съехавшем набок чепце.

– Вам миссис Гельдхераус? — осведомилась она и, получив утвердительный ответ, добавила: — Да их тут нет. Уехали нынче утром, чуть свет. Вчера ночью получили телеграмму, чтобы поскорее, значит.

Вплоть до этой минуты, когда сердце, словно налитое свинцом, оборвалось, Прюденс не сознавала, как поддерживала ее надежда.

– Куда же она уехала? — спросила она слабым голосом. — Может быть, она еще вернется?

– В Париж уехали, — ответила служанка. — Вернется? Не, это навряд.

– Можете вы дать мне ее адрес в Париже?

– Они чей-то тут написали хозяйке, куда, мол, им отсылать письма. Коли войдете и посидите маленько, я погляжу, может, и найду вам. Самой-то мне не прочесть, пожалуй, по-французски оно.

Прюденс вошла в душную залу и стала ждать. Горничная скоро вернулась с клочком почтовой бумаги, на котором было написано только «Poste restante, Paris». В горьком разочаровании младшая мисс Семафор повернула к выходу.

«Даже если я напишу ей, — размышляла она, — на это уйдет по крайней мере два дня, и — Боже праведный! — что же я буду делать, если за это время кто-нибудь увидит Августу? Мне нужно поскорее найти, куда бы ее пристроить и увезти».

Даже самая слабая женщина, внезапно очутившись в опасном положении, будет действовать решительно и обнаружит находчивость, которой сама же больше всех и удивится. Необходимость — строгий учитель. Именно она делает людей способными на такие подвиги, какие им даже не снились. Итак, первое, что предприняла мисс Семафор, заключалось в том, что она нашла лавочку и попросила разрешения написать письмо. Послание было для миссис Гельдхераус, и в нем значилось: «Очень важное. В собственные руки». Подробно описав ужасный случай, приключившийся с ее сестрой, Прюденс умоляла почтенную вдову сразу же написать или телеграфировать ей о каком-нибудь противоядии, если таковое существует. Также она просила сообщить ей, как долго мог действовать омолаживающий эликсир. Она говорила: «Только представьте себе, в каком ужасном положении я нахожусь. Сестра изменилась до неузнаваемости! Хотя она, кажется, — насколько я могу судить, — и сохранила память и рассудок, но она не умеет говорить. Вы уехали из Англии, и вся эта история звучит до такой степени неправдоподобно, что никто из наших друзей просто не поверит мне, если я скажу правду. Я живу в постоянном страхе, что сестру кто-нибудь увидит в ее теперешнем виде. Умоляю вас, не теряя времени, разрешите это ужасное недоразумение».

Прюденс отправила письмо, но ее стали посещать самые мрачные мысли. «Миссис Гельдхераус, может быть, целую неделю не заглянет на почту, — размышляла она, — а куда, боже мой, куда я спрячу Августу? Кто ее возьмет? Что я скажу о ней? Просто с ума можно сойти!»

Мало-помалу она, однако, немного успокоилась. Она надеялась, что нетрудно будет найти какую-нибудь порядочную женщину, которая станет ухаживать за Августой у себя дома. Уж наверное, в Лондоне немало людей, с радостью готовых взяться за воспитание ребенка. Она наведет справки. Теперь же Прюденс поразила мысль о том, что Августа в не по размеру большой сорочке и огромном чепце имела вид очень нелепый и что прежде, чем отдать ее в чужие руки, следовало запастись полным комплектом детского белья. Дойдя до Тотенхем-Корт-Роуд, она позвала извозчика и поехала в Вестборн-Гроу.

VIII

Многообещающее объявление

Не без смущения мисс Прюденс Семафор, женщина совершенно несведущая в привычках и нуждах маленьких детей, подошла к прилавку магазина «Уайтли», специально посвященному этим товарам. Запинаясь, она сказала, что ей нужно полное «обмундирование» для новорожденного. Приказчик, который занялся ею, счел ее самой странной покупательницей, какую видел в жизни, и не без причин. Она не знала ни точного возраста ребенка, ни названий нужных вещей, ни их количества. Когда наконец Прюденс взяла все, что ей предложили, то потребовала инструкции относительно способа и порядка, в котором надевались все эти вещи. Попросив, чтобы сверток самого необходимого ей дали в руки, а остальное прислали в этот же день на Биконсфильд, дом номер 37, мисс Семафор приступила к следующему пункту своей программы — поискам няньки для Августы.

Тут сразу начались затруднения. Сначала ей пришло было в голову обратиться к приказчице, но эта высокопоставленная дама держала себя так гордо, что слова замерли на устах Прюденс. «Универсальный поставщик», очевидно, не поставлял убежищ для детей. Мисс Семафор не решалась попросить кого-нибудь из знакомых рекомендовать подходящую особу и совершенно не представляла, каким же образом добыть ее. Не могла же она схватить первую попавшуюся приличную женщину и спросить, не угодно ли ей взять ребенка. Обремененная тайной, она бродила взад-вперед по Гроу, бесцельно рассматривая витрины и не зная, что делать. Избавиться от ребенка казалось предприятием столь же безнадежным, как избавиться от мертвого тела.

Наконец ее осенила мысль, что ей, может быть, могла порекомендовать кого-нибудь прачка, всегда стиравшая их с сестрой белье. Миссис Робинс жила в Хаммерсмите, и Прюденс, остановив следовавший в ту сторону омнибус, села в него. Если уж миссис Робинс не сможет помочь ей, что же тогда делать? Но чем дальше она ехала, тем больше ее одолевали сомнения. Выходило, что она поручает себя прачке, а та, в свою очередь, могла оказаться не самым лучшим доверенным лицом. К тому же миссис Робинс могла проболтаться прислуге в доме на Биконсфильда, а так как мисс Семафор еще должна была не допустить сплетен в пансионе, она поняла, что риск слишком велик. Несмотря на то что Прюденс заплатила за проезд до Хаммерсмита, она сделала знак кондуктору, чтобы тот ее высадил.

– Да мы еще не приехали, — удивленно проговорил тот. — Ведь вы сказали, что вам в Хаммерсмит?

– Ничего страшного, — поспешно ответила Прюденс, — я хочу выйти здесь.

Кондуктор повиновался, и через мгновение мисс Семафор уже стояла одна на мостовой. Она машинально повернула в переулок и заметила у дверей чистенького домика краснощекую улыбающуюся молодую женщину с ребенком на руках. Призвав на помощь всю свою храбрость, мисс Семафор подошла к ней и, сама того не осознавая, тонко подметила:

– Какой славный ребенок! Это ваш?

– Да, — ответила сияющая счастьем мать. — Третий уж, всего полгодика ему, голубчику, господь с ним. Только теперь он как будто похудел маленько — зубки идут. Известно, уж зубки эти любого изведут.