Пизон.  Христиане – враги государства. Их писания запрещены, а их сборища объявлены вне закона. О чем тут рассуждать? Что тут изучать?

Руф.  Трибун Пизон, забудь о том, что ты – племянник сенатора.  Это распоряжение цезаря! Если он прикажет, ты будешь изучать даже задницу протухшей свиньи.

Пизон.  Слушаюсь, проконсул! Когда следует начать изучение?

Руф.  Немедленно! Я приказал доставить сюда одного ученого еврея. Он поможет нам быстрее  вникнуть во всю эту варварскую тарабарщину.

Пизон.  Разве евреям можно доверять?

Руф.  Смотря кому. Этот – человек достойный и разумный. Эй, стража!  Появляется солдат. Доставлен ли еврей Акива?

Солдат.  Он здесь, проконсул.

Руф.  Давай его сюда! Входит Акива со свитками в руках. Приветствую тебя, Акива! Редко где тебя так ждали, как здесь.

Акива.  Что за срочная нужда во мне, проконсул Руф? Меня выдернули прямо из-за стола. Ты же заказал мне трактат о христианстве и дал сроку до следующей субботы.

Руф.  Цезарь Адриан уже едет к нам и  желает узнать наше мнение незамедлительно.

Акива.  Ну что же, вот свиток.

Руф.  Нет, Акива. Чтобы это прочесть нужно не меньше недели. А у нас времени совсем мало.

Акива.  Тогда давай сделаем так. Ты задавай мне вопросы, а я буду коротко на них отвечать. Если понадобится, буду указывать тебе нужные места в тексте. Это у нас называется «изучать, стоя на одной ноге». Этот способ придумал наш мудрец Гиллель.

Руф.  Хорошо. Вопросы будет задавать также трибун Валерий Пизон.  Сдержанно кивают друг другу.  Начну я. В чем вера христиан?

Акива.  В том, что бог может родиться от смертной женщины, может жить среди людей и готов умереть за них. Они верят, что люди могут убить бога, но он способен воскреснуть. Кто поверит в него, тот тоже сможет воскреснуть после смерти.

Руф.  Понятно. Тогда объясни мне вот что…

Распахиваются двери,  ревут трубы,  входят солдаты и слуги.  Один из них громовым голосом объявляет.

Слуга.  Великий цезарь Публий Элий Траян Адриан, император Рима!

Входит Адриан.

Пизон и Руф.  Вскакивают и вытягиваются, застывают в приветственном жесте.  Императору здравия и радости!

Адриан.  Приветствую вас, Руф и Пизон. Надеюсь, вы здоровы и благополучны.  Жестом отпускает слуг. Кто этот человек?

Акива.   Вопросительно смотрит на Руфа, но тот пребывает в оцепенении.  Я – Акива, еврейский учитель и толкователь Писания, член Синедриона.

Адриан. (Приветливо)  Мир тебе, почтенный Акива! Так ведь, кажется, принято здороваться у евреев?

Акива.  Мир и тебе, о цезарь! Ты не ошибся, так мы приветствуем всех людей.

Адриан.  Почему?

Акива.  Наш народ много страдал от войны, и мир кажется ему величайшим благом.

Адриан.  Разумно.  (Обращаясь к Руфу и Пизону, наслаждаясь произведенным впечатлением) Вы прекрасно смотритесь. Застывшие тела, неподвижные лица… Напоминаете скульптуры, изваянные Фидием. Вполне могли бы украсить собой форум в Риме. Приказываю стоять вольно! Пока вы приходите в себя, я побеседую с нашим гостем. Ты не против, Акива?

Акива.  Я к твоим услугам, цезарь.

Адриан.  (Садится)  Ты – тот самый Акива, труды которого цитируют философы в Риме и Александрии?

Акива.  Я давно не был в этих славных городах и не знаю, кого там сейчас цитируют.

Адриан.  О тебе говорят как о еврейском Сократе.

Акива.  Не дай Бог никому судьбы Сократа! Сварливая жена, ненависть соотечественников, чаша с цикутой…

Адриан.  Ты бы предпочел, чтобы тебя сравнивали с Аристотелем?

Акива.  Всякое сравнение кажется мне натянутым. Но я бы хотел походить на Аристотеля! Признание при жизни, множество учеников, среди которых сам Александр Великий… И славная смерть в вечном поиске истины!

Адриан.  Ты – мудрец?

Акива.  Так меня называют в моем народе.

Адриан.  У эламитов есть титул «старейшина». Его присуждают независимо от возраста. Старейшиной может быть и седой старец, и цветущий  юноша. У евреев «мудрец» – это звание?

Акива.  Прежде всего, это должность. Она налагает на человека большие обязанности. Именоваться мудрецом можно в любом возрасте, но чаще это люди пожилые. Но мудрец – это и почетное звание. Чтобы заслужить его, нужно прославиться ученостью, ни за какие иные заслуги его не дают.

Адриан.  И мудрецы у вас всем управляют?

Акива.  Да. Есть совет мудрецов, именуемый Синедрионом, он выносит законы и следит за их исполнением.

Адриан.  У него есть средства принуждения?

Акива.  Только убеждение. Вся административная и военная власть в руках римлян.

Адриан.   Разумеется… Руф, ты уже пришел в себя? Я понимаю, что ты, как  проконсул  провинции  Римская Сирия, можешь с неудовольствием созерцать солнцеподобный лик цезаря, но неужели ты, Тиней, не рад видеть своего старого боевого друга?

Руф.  Я.. Я счастлив видеть тебя, цезарь…

Адриан.  Прекрасно! Теперь скажи это своему лицу, и я смогу в этом убедиться.

Руф.  Прости, цезарь, я до сих пор не могу поверить своим глазам. Как… Как ты попал в Кейсарию так быстро?

Адриан.  Это было не так уж сложно. Я оставил весь обоз в Яффе и двинулся налегке, с одной манипулой. Это очень сокращает время в пути.

Руф.  Ты ехал почти без охраны! Это очень опасно!

Адриан.  Чего мне было бояться в усмиренной римской провинции, где, судя по донесениям проконсула, царит образцовый порядок?

Руф.  Так было до недавнего времени, цезарь. В последние недели все изменилось. Среди евреев ходят слухи о приходе какого-то мессии, которого они считают посланником божьим. Они готовы видеть такого посланника в каждом крикуне. Появилось множество самозванцев, объявивших себя мессией. В Иудее очень неспокойно. Толпы сумасшедших паломников ходят по дорогам и сеют новые слухи.

Адриан.  Я ничего такого не заметил. Правда, я ехал только по одной дороге. Я видел ненависть в глазах нищих у синагог, видел змеиные ухмылки на толстых губах погонщиков верблюдов. Но фанатичных толп во главе с безумными вожаками я не наблюдал. Ты думаешь, назревает бунт?

Руф.  Многие признаки указывают на это.

Адриан.  И кто подстрекатели? Христиане?

Руф.  Скорее всего, да. Они всегда кричат о мессии громче всего.

Адриан.  Что ты думаешь о христианстве, Руф?

Руф.  Император, позволь мне ответить тебе с солдатской прямотой. Я гораздо увереннее чувствую себя в военном лагере, чем в торговой конторе, а тем более, в академии. Словесные игры не для меня. В религиозных спорах я разбираюсь очень мало. По мне, все проповедники  говорят одно и тоже. Христиан я считаю оскорбителями величества, последователями запрещенной законом магии, исповедниками недозволенной религии, призывающей к бесчинствам и бунту. В тонкости их нелепого учения я вникнуть не успел.

Адриан.  Пизон, не хочешь ли ты добавить что-либо  к сказанному?

Пизон.  Великий цезарь, я полностью согласен с проконсулом. Добавить могу лишь то, что считаю христиан врагами богов, людей, государства, врагами  императора, законов, нравов и всей природы.

Адриан.  Благодарю тебя, Руф, за прямоту, а тебя, Пизон, за усердие. То, что вы сказали, знает каждый разносчик на рынке, каждая стряпуха на кухне. Нечего и говорить, я ждал от вас совсем других суждений. Теперь мне ясно, что наш с вами разговор о христианстве меня новыми сведениями не обогатит. Что ж, поговорю об этом с тобой, Акива. Руф, проезжая по городу, я заметил на улицах  какую-то судорожную деятельность. Ты пытаешься приукрасить Кейсарию  для меня? Напрасно, ибо меня этот город не интересует. Отмени все распоряжения по этому поводу. Пусть обыватели вернутся к своей обычной жизни. Я не люблю театральных представлений вне сцены. Пошли  Пизона с этим поручением.  Руф и Пизон вытягиваются. Пизон  выходит.  Руф, скоро время обеда. Я бы хотел отобедать у тебя дома. Ты примешь старого боевого товарища?

Руф.  Цезарь, это большая честь для  меня. Но у меня же ничего нет… Мы ждали тебя только завтра.