Изменить стиль страницы

Оставалось десять секунд. Я начал медленный отсчет:

— Девять, восемь, семь, шесть, пять, четыре…

Вдруг что-то белое вывалилось из самолета, как навозная куча. Ларье открыл люк раньше, чем следовало. Над ним появилось нечто похожее на белое знамя, раздался хлопок, знамя распрямилось, надулось… Что ж, с ним все было в порядке.

Я сдвинул ноги, закрыл глаза, сжал пальцы на кольце парашюта — и привет! Меня ждали великие пространства!

Вы не можете представить себе, до чего это было здорово! Мне казалось, что я иду по звездному небу, перешагивая через планеты… Как будто Земли больше не было, и я был обречен вечно скитаться по этой обволакивающе мягкой бесконечности.

Глава IV,

в которой, вновь обретя жизнь, я отправляюсь на поиски смерти.

Пилот нашего самолета объяснял:

— Вы медленно досчитаете до шести, а потом дернете за кольцо парашюта.

Однако, наслаждаясь состоянием человека-птицы, я совершенно утратил способности к счету. Внезапно в голову мне пришла мысль, что, если не выпустить парашют, то недолго что-нибудь вывихнуть себе при приземлении. Я дернул за кольцо, которое должно было обеспечить мне радости планирующего полета. При этом не произошло решительно ничего, и я продолжал лететь вниз с легкостью булыжника. У меня потемнело в глазах! На мгновение я представил момент приземления. Ребята, в этом не было ничего смешного! Ведь в тот момент я находился не на земной, а на небесной дороге!

— Да, — подумал я, — кажется, я знаю парня, который сейчас отправится к воротам, где стоит святой Петр.

— Тук-тук!

— Кто там? — спросит его бородач.

И я пропою ему под аккомпанемент арфы:

— Это прелестный амур Сан-Антонио! Ему только что дали пару крыльев и лютню!

Лунный свет заливал землю. Вращаясь, она приближалась медленно и, как мне казалось, величественно.

Справа внизу я заметил большой белый гриб, неторопливо относимый ветром. Это мешок с микробами по имени Ларье болтался на веревках своего зонтика. Попробовали бы вы оценить иронию вещей! Вот парень, заразный, как никто другой. Его жизнь держится даже не на стропах парашюта — на ниточке. Можно сказать, что одной ногой он стоит в могиле, а другой — в банке с вазелином. Мне поручено достать для него хорошую порцию успокоительной микстуры — и вот его зонтик прекрасно сработал, тогда как мой бездействует.

Я засуетился, как королева красоты перед источающим либидо жюри. Я потянул за все веревки, покрутил все желёзки, потрогал все, что можно было потрогать. Внезапно что-то рвануло меня за плечи. Где-то наверху послышался хлопок… Мое падение замедлилось. Я поднял голову и с восторгом увидел над собой большой белый купол, закрывавший луну. Однако я решил не предъявлять к нему претензий за это. Ведь луна не помогает преодолевать неудобства, вызываемые силой тяжести, земным притяжением! Иначе она могла бы стать гвоздем программы в «Олимпии»[8], притягивая туда зрителей! Интересно, почему Кокатрис Бруно[9] не подумал об этом?

По моему телу пробежала дрожь, как бывает всегда, когда вдруг неизвестно почему возникает непреодолимое желание — удалиться в тихую глухую деревню.

Мягко покачиваясь на стропах, я переводил дух… За меня работал мой зонтик. Он так меня тряхнул, что помутилось в голове. И все же, если бы мне не посчастливилось раскрыть запасной парашют, сейчас я уже присматривал бы за тем, чтобы Млечный путь, наша любимая туманность, сиял поярче. Свои, истории я посылал бы читателям с Сатурна. Они могли бы называться, например, «Сплетни кометы». Я сложил бы межзвездный гимн на мотив «Мы марсиане»…

Способность восстанавливать силы у некоторых существ — например, меня, — можно сравнить только с толстокожестью других существ — например, вас! За несколько секунд я вновь привык к жизни… Забыв о превратностях судьбы, я с любопытством смотрел вокруг. Меня окружала странная, даже пугающая тишина. Шум самолета стих в облаках. Я слышал лишь, легкое посвистывание ветра в куполе парашюта… Я немного повернул голову и увидел в нескольких метрах от себя Ларье. По случайному стечению обстоятельств во время своего свободного падения я оказался в его квадрате… Ветер прибил нас друг к другу.

И тут я подумал, что, когда к этому парню подходят слишком близко, он становится опасен. Я принялся болтать ногами в воздухе, как если бы собирался убежать с его орбиты, однако таинственная сила влекла меня прямо к нему.

Я вспомнил, что движением парашюта можно управлять, если потянуть за стропы. Я уцепился за две веревки и дернул изо всех сил. Результаты не замедлили сказаться. Я стал быстро удаляться от Ларье. К тому же я уже приближался к земле. Я был на уровне высоких деревьев, линий высокого и низкого напряжения, колокольных шпилей, флюгеров и тому подобного.

Я весь подобрался… Лишь теперь, на подходе к земле, я понял, с какой скоростью лечу. Раньше мне казалось, что я плавно парю, в действительности же я спускался в хорошем темпе… Я сильно стукнулся ногами о землю и стал падать назад. Мне показалось, что ноги вошли мне в живот, как это происходит с фотографическим штативом, когда его складывают. К тому же дурацкий парашют, надутый ветром, тащил меня по земле… Я ничего не мог с ним поделать, он продолжал волочить меня задом по кочкам. Я подумал о взрывчатке, которой меня нагрузили, и почувствовал, как страх перехватил мне горло. Один неудачный удар — и начнется фейерверк. Я поднимусь к небу в разобранном виде, и святым придется поломать голову, чтобы снова собрать меня.

Я вновь стал дергать за стропы. Купол парашюта ослаб, съежился и забился по земле. Конечная станция! Я расстегнул сковывавшие меня ремни и принял вертикальное положение… Удалось это только после нескольких попыток. У меня было ощущение, что я только что вернулся из отпуска, проведенного в камнедробилке. Меня разбили и перемололи. Ноги мои дрожали, как смородиновое желе. Позвоночник, казалось, завязался узлом, и я готов был поставить похороны в дождливый день против уикенда, что шея моя перекрутилась, и лицо обращено в ту же сторону, что и ягодицы.

Сделав несколько гимнастических упражнений, я почувствовал себя немного лучше. Затем я скатал парашют и засунул его в кусты. Тому парню, который его откопает, будет из чего сшить себе дюжину рубашек.

Отдав дань осторожности, я отправился на поиски Ларье. Однако я напрасно озирался, приставив руку щитком к глазам. Его нигде не было видно.

Кругом было пустынно. Сколько хватало глаз, вокруг простирались поля, иногда прерывавшиеся небольшими рощицами. Как я ни таращился, ни в небе, ни на земле моего ведомого не было. И все же он наверняка добрался до места назначения. Я был слишком поглощен собственным приземлением, чтобы следить за его эволюциями. Может быть, коварный порыв ветра отнес его дальше?

Присев на корточки, я взялся за рацию, вытащил антенну и закричал в микрофон:

— Алло! Алло! Ларье! Вы меня слышите?

Я подождал немного. Рация оставалась нема, как водосточная труба. Я повторил свой призыв:

— Алло! Алло! Ларье! Вы меня слышите? Ответьте мне!

Полная тишина. Может быть, Ларье разбил свою рацию во время приземления? Не исключено, что он разбил и собственную голову…

Я задумался. По моим расчетам, он должен был находиться много левее, чем я. Примерно в километре в этом направлении был виден лес. Мой торговец микробами вполне мог приземлиться там. Это было даже вероятно, ведь если бы он оказался на открытом месте, я заметил бы белое пятно его парашюта.

Я пошел по направлению к лесу. Достигнув его через несколько минут, я возобновил поиски… Любопытно, что, от всей души желая обнаружить своего приятеля, я не хотел, чтобы это произошло слишком внезапно. Представляете, что было бы, если бы я столкнулся с ним нос к носу? Судьба могла сыграть со мной злую шутку, не так ли? Явиться сюда, чтобы заполучить хорошую дозу вируса! Спасибо, не надо!

вернуться

8

«Олимпия» — концертный зал в Париже, построен в 1893 г.

вернуться

9

Кокатрис Бруно (род. в 1910 г.) — французский композитор, автор песен. С 1954 г. директор «Олимпии».