Это были стихи, написанные для Анны Болейн ее кузеном — поэтом сэром Томасом Уаттом; и когда эхо голоса Марии замерло вдали, она подняла подбородок, вызывающе глядя на расплывающиеся перед глазами поднятые к ней лица. Затем король медленно снял шляпу и слегка поклонился в ее сторону. По толпе пробежал шелест, когда все придворные, следуя его примеру, одновременно также приподняли свои шляпы. Генрих повернул лошадь и поскакал прочь со двора рядом с Анной. Даже недовольный вид леди Шелтон, поднимавшейся к ней с проклятиями, явно написанными на ее искаженном лице, не могли погасить восторга Марии. Что значит любое наказание по сравнению с тем, что с ней вежливо поздоровался отец, признав тем самым ее существование, несмотря на присутствие рядом Анны?! К этому надо еще добавить удовольствие от сознания того, что стихи, которые она выбрала, доставили ее мачехе несколько неприятных мгновений, ибо все знали, что Томас Уатт многие годы был влюблен в Анну и в свое время зажег в сердце Генриха не одну искру ревности!

По дороге из Хэтфилда король поманил Кромвеля, чтобы тот поехал с ним рядом.

— Как дела с моей дочерью, Томас?

— Так себе, сир. Я сделал все возможное, но леди Мария упряма, как мул.

— Да. Она ничуть не походит на мою дочь и вся надута этой испанской гордостью, доставшейся ей в наследство от матери.

На какое-то мгновение Кромвелю показалось, что в этих маленьких, заплывших жиром глазках мелькнула слеза, но, возможно, они просто увлажнились от блеска заходящего солнца.

— Ваше величество, мне пришло в голову, что леди Мария может получать поддержку своему мятежному духу из новостей или даже писем, приходящих к ней от матери.

— Как это может быть, если ее содержат в строгой изоляции? Если леди Шелтон проявила хоть какое-то пренебрежение к своим обязанностям, она строго ответит за это.

— Я уверен, что она неусыпна на своем посту, — поспешно ответил Кромвель, — но у вашей дочери есть еще в доме собственная служанка, и мы знаем о существовании некоего мошенника-джентльмена, для которого обман, интриганство и двойная игра составляют смысл существования. — Чувство юмора никогда не относилось к достоинствам Кромвеля.

— Чапуиз, — проворчал Генрих. — Эта лиса хитрее, чем его четвероногий собрат. Если я выясню, что он наладил переписку между Марией и ее матерью, я вышибу его из моего королевства назад в Мадрид, к ногам его императора.

— У меня нет доказательств, сир, просто интуиция. Но не сомневайтесь, я буду внимательно следить за ними.

— Позаботься об этом, Томас. Оставляю это дело на твое попечение. — Король раздраженно передвинул свое тяжелое тело, заставив седло жалобно заскрипеть. — Клянусь кровью Господней! — взорвался он. — Есть пустые головы, которые считают, что с моей стороны было жестоко разлучать Марию с матерью. Неужели они не видят, что, если я позволю этим двоим жить под одной крышей, пользуясь поддержкой и содействием Чапуиза, они сделают все возможное, чтобы вновь растревожить осиное гнездо? Я ручаюсь за это, Томас. Возможно, моя же… моя кузина, вдовствующая принцесса, стареет, и рука у нее уже не так тверда. Но, если она решится на это, она все еще может собрать под свои знамена огромную армию и пойти впереди нее на бой на стороне Марии. Тогда она развяжет такую же жестокую войну, какие когда-то вела в Испании ее мать, королева Изабелла.

В его голосе была странная, какая-то извращенная нота восхищения, но Кромвель воздержался от ответа, ибо Анна резко отвернулась с обиженным видом.

День для нее был окончательно испорчен. Ее пальцы даже скрючились от желания вцепиться в щеки Марии, а больше всего ее мучило, что Генрих отозвался на призыв своей дочери, когда ему следовало проигнорировать эту маленькую стерву. Генрих пустил лошадь вперед, так как давно уже уяснил, что язычок его второй жены был хуже плети, которую он уже неоднократно испытал на себе в их семейных сценах.

Суматоха сборов и торопливый шепот служанки подсказали Марии, что весь дом снимается и переезжает в другое королевское поместье; это было обычной процедурой в то время, когда огромные резиденции требовали регулярного обновления. Леди Шелтон не соизволила поставить ее в известность о переезде до самого утра отбытия. Мария стояла в напоенном запахом роз утреннем дворе, наблюдая, как нагружают домашним скарбом бесконечную вереницу повозок. Когда все было готово, ей было приказано занять место во вторых носилках вместе с леди Алисой Клэр, уже усевшейся в них. Безапелляционный тон распоряжения, безразличие окружающих возмутили Марию, заставив ее вдруг без всякого плана, без подготовки воспротивиться происходящему. Голос ее был обманчиво спокоен:

— Скажите, кто поедет в первых носилках?

— Вот бестолочь! Ну кто же еще, кроме ее высочества принцессы Уэльской!

— Ну тогда я не буду больше вас задерживать, — Мария спокойно направилась к носилкам во главе процессии.

Леди Шелтон ястребом налетела на нее, когда она хотела вступить внутрь носилок.

— Пресвятая Дева! Я должна выносить ваши глупости день за днем, не получая за это никакой награды… Пошли! — Она поманила няню, державшую на руках Елизавету, и женщина взобралась на носилки. Леди Шелтон довольно сильно толкнула ее, но Мария устояла на ногах. Оставался только один путь, чтобы сохранить свою гордость.

— Вы неправомерно разрешили моей сестре следовать первой. Я не поеду позади нее. Я вынуждена поэтому остаться здесь вместе со своей служанкой. До свидания.

С пренебрежительным видом помахав рукой, она направилась назад в поместье с верной Маргарет, сопровождаемая возбужденным гулом, поднявшимся в толпе слуг и прочих домочадцев. Установившуюся вслед за этим тишину прорезал резкий голос леди Шелтон, обратившейся к управляющему:

— Сэр, проявите свою власть. Что нужно сделать с этой проклятой шлюхой?

«Что вообще нужно делать со всем вашим проклятым женским полом? — подумал про себя встревоженный управляющий. — Ох уж эти женщины, с их вечно ставящими в тупик извилистыми путями-дорожками! И король произвел на свет этих двух мегер вместо одного нормального сына, который был всем обещан. Тьфу!» Он опытным взглядом окинул удаляющуюся фигуру Марии. Может быть, она и незаконнорожденная, но она истинная Тюдор. Потом перед его взором проплыло лицо короля с таким выражением ярости, от которого в жилах стыла кровь. Что будет, если он узнает, что его непослушная дочь легко обвела их всех вокруг пальца и осталась одна в Хэтфилде, плетя одному Богу известно какую интригу с этим новоявленным Макиавелли в лице Чапуиза? Управляющий вздрогнул, уже чувствуя, как его голова катится с плеч. Он отдал короткий приказ слугам, и Мария вдруг почувствовала, как ее схватили сзади. Прежде чем она смогла что-нибудь предпринять, крепкие руки подняли ее в воздух. Она принялась бить ногами и всячески сопротивляться, но все было бесполезно. Их хватка стала только еще крепче, причиняя ей теперь уже настоящую боль, и, пока Маргарет молотила их стиснутыми кулаками, мужчины пронесли Марию через толпу остолбеневших зрителей и бросили на носилки, как куль с картошкой, почти на самый верх копошащейся горы мяса, которой была леди Клэр.

Когда процессия тронулась, Мария откинулась на подушки, не обращая внимания на царапины на руках и ногах, сосредоточившись целиком на гораздо большей боли внутри себя. Она чувствовала, что до своего смертного часа не сможет стереть из памяти грубые воспоминания о причиненном ей унижении. Она, рожденная принцессой, с которой когда-то обращались с благоговейным уважением, была выставлена на всеобщее посмешище, стала объектом глумления ее врагов.