«Да тут бунт, как я погляжу, – отвечает Хэммик. – Ну вы и сволочи. Но что ж поделаешь, сейчас же кругом демократия. А эти твои „никто“ не будут возражать, если я их попрошу хотя бы углубить профиль окопа до полного?»

«Нет, – говорит Гусак, – с этим все нормально. Старший сержант их и так уже как терьеров натаскивает все последние три часа – уже копают».

«Ну если так, – говорит Хэммик, – то скажи Маклину, пусть нам притащит по стаканчику портвейна».

Тут, конечно, сразу Мосс откуда-то вылез: он портвейн чуял за милю. И он сказал, что и без нас в Амьене уже столпотворение, а тут еще мы всей толпой прискачем. А если мы тут тихонько полежим, говорит, то гансы нас могут и не задеть. Хотя, если по-честному, то они в тот день уж кого только могли, всех позадевали.

Во всей округе не смолкал грохот, и в нашем болоте небо все было в заревах, куда хватало глаз, светло было как днем всю ночь напролет. Только и оставалось, что лежать тихо. Думаю, мы бы как-нибудь переждали это все, если б нас оставили в покое, хотя вокруг что-то свистело время от времени, но так, ничего особенного.

Но вот где-то за полночь сваливается к нам в траншею маленький такой кругленький господинчик в очках, лысый как колено, в форме, и говорит, что хотел бы у нас слева сформировать оборонный фланг из своего батальона, с которым сюда добрался. Хэммик говорит, что будь он на его месте, он вряд ли стал бы чего-то там формировать.

«Как вы можете так говорить? – Господинчик чуть язык не проглотил от удивления. – Как же так, вы, артиллерия будете без поддержки?»

А Хэммик ему ответил, что батарея наша в ее нынешнем положении не боеспособнее общественной уборной, так что господинчику с его батальоном лучше, говорит, двигаться к Амьену и там уже обороняться.

«Ни в коем случае! – завелся пехотинец. – Мы с моими ребятками сейчас вам тут сформируем оборонный фланг!»

И тут он, как кролик из цилиндра, выскакивает на бруствер – и ну махать руками «своим ребяткам» и что-то им щебетать. Бог знает, где их таких набрали – чуть ли не подростки почти все, они кинулись к нему и облепили со всех сторон, ну точно воскресная школа на прогулке, и маячили там на открытом месте какое-то время, и галдели все время. Тут совсем рядом рвануло очень сильно, и десять минут было тихо. Мы уж думали, как раз их и накрыло.

«Мы следующие, – сказал Мосс. – „Гота“ уже полчаса над этим районом барражируют, наверное, надеются паровозное депо накрыть. Так что сейчас на новый круг зайдут – и по нам долбанут».

«Ну и исходя из того, что звук сейчас пошел довольно низкий, – вставил Хэммик, – я полагаю, что это летит как раз наш».

«Боже мой, – сказал Гусак. – По-моему, вы правы, сэр». И это последнее, что я от них услышал.

– Вас накрыло? – в нетерпении воскликнул Энтони.

– Ну да. Наверное, Мосс был прав, и они нас приняли за паровозное депо. Когда я пришел в себя, я лежал вообще за колючкой, а траншею почти совсем засыпало. «Преподобный Коллинз» держался молодцом, а вот «Леди Кэтрин» и «Генерала» было уже не отмолить. Я там полежал еще немного, приходя в себя, пока не замерз, а тогда приподнялся и огляделся. Оказалось, что от одежды на мне мало что осталось, если не считать ботинок. Вот я встал и пошел найти себе что-нибудь прикрыться, да и холодно было. И тут вижу – гриб, не гриб из земли торчит, – а это оказалась лысая голова того господинчика, пехотного. Я по ней похлопал – ну точно, все полегли. Уж не знаю, откуда они таких понабрали, в спешке выпихнули их из Англии, а они и окопаться-то толком не умели. Собрал там с них одежду, у кого что нашел, закутался в офицерскую шинель и пошел к колючке. И тут мне кто-то кричит оттуда:

«Копай! Копай, зараза! Там Гусака завалило!»

Уж я копал, копал, а потом меня вырвало кровью со слизью, и я отвалился передохнуть. А они как раз вытащили Гусака – мертвого – и ко мне рядом положили. Хэммик тоже погиб: старший сержант сказал, его чуть ли не пополам порвало, но забавно, он, пока не помер, болтал без умолку, а ниже пояса у него уже и не было ничего, как мне рассказали. А Мосса мы так и не отрыли. Он, когда рвануло, стоял у «Леди Кэтрин», а ее свалило набок вместе со всеми сетками и опорами.

– А что с Маклином?

– Да не знаю я. Он рядом с Хэммиком был. Думаю, его вообще на куски разнесло первой же бомбой. Вот я из джейнитов один и остался. Мы тогда потеряли половину состава, или сразу, или когда их откопали, а они потом сразу перемерли. Старшой тогда слегка головой тронулся: он все бегал от одного к другому, за плечи тряс и кричал: «Как мы их! Как мы их всех, а? Мы же молодцы, да?». И плакал. Ну и кто остался в живых, постепенно разбрелись кто куда, я остановил попутку на дороге, там и так было полно народу, но они меня взяли и увезли к своим.

– Ну а то! – горделиво отозвался Энтони. – «Как что не по тебе – прыгай в такси!» Слыхал, как люди говорят?

– Ну и вот. Потом мы долго ехали в тыл, потом пришлось немного пройти пешком, а там уже стоял санитарный поезд. Я к нему – а навстречу мне сестра, такая, в годах уже, с красными руками, и она мне машет и криком кричит, что места уже нет и она в поезд и вошь не всунет. Мне было уже все равно. А она не могла остановиться и все говорила и говорила… про то, что у нее папа в Лэдброк-Гроувз, а она тут в своем возрасте вон чем занимается, и как это все ей странно, и что то ли еще будет на следующей войне, потому что ей сказали, что сестер заставят носить форму цвета хаки, со штанами, как у тех девчонок, которые в береговой обороне, и что если б она мной занялась по-настоящему, она бы мне яичек сварила, потому что у нее была ферма куриная… ну вы не поверите, что люди вообще так разговаривают, так только у Джейн бывает. Я как про это вспомнил, так и заржал, и не мог остановиться. К нам потом другая женщина подошла, печатая шаг, такая, в очках, с носищем, с зубами, все дела.

«Что тут происходит? – спрашивает. – Чего вы хотите?»

«Да ничего, – отвечаю, – разве что прошу вас заткнуть эту мисс Бейтс, а то я помру сейчас».

«Какую мисс Бейтс? – спрашивает. – Почему вы ее так назвали?»

«Да потому что мисс Бейтс она и есть», – говорю.

«Вы понимаете, что говорите?» – она меня спрашивает и костлявой своей рукой тянет с земли подняться.

«Еще как понимаю, – отвечаю. – А знай вы Джейн так же, как я ее знаю, и вы бы понимали».

«Ну ясно, – говорит она тогда. – Поедете с нами этим поездом, даже если мне для этого придется начальника состава придушить».

Она действительно пристроила меня на поезд, я разлегся на носилках прямо у кухни. Так что снова сработали мои пароли! Она пожала мне руку, сказала, что я сходу раскусил сестру Молино, да потом еще стащила мне дополнительное одеяло. Насколько я понял, это вообще был ее поезд, она была кем-то вроде леди Кэтрин де Бург в тех краях. Ну вот. Короче говоря, ничего интересного со мной больше не происходило.

– А тебе что, было мало? – не понял Энтони.

– Ну наверное. Если б я остался в части, то был бы с ними, когда их переформировали, и они опять попали на фронт, уже незадолго до перемирия. Старшой был прав. Молодцы мы были, отличная батарея, никого счастливее нас на всем фронте не было. И Хэммик с Моссом, и Гусак, и этот чудной парень Маклин, и старшой, – они все у меня постоянно мелькали перед глазами, пока я там лежал без сна несколько ночей. Они погибли, а я лежал и вспоминал их. Никогда ни у кого не бывало такой батареи, как наша, – никогда.

Энтони отдал мне сияющий секретарский клейнод.

– Да уж, – сказал он. – Не могу не согласиться с тем, что твои джейнитские дела оказались полезнее римского орла и ордена Подвязки. Жалко, что у нас в Святой Земле не было никого из ваших джейнитов. Я не встречал, по крайней мере.

– Ну, Маклин говорил, что это очень закрытое общество для избранных, и чтобы туда попасть, нужно быть джейнитом в сердце, а иначе ничего не получится. Но ведь меня-то он сделал джейнитом! Я ведь теперь прочел на досуге все ее шесть книжек, в перерывах между работой, – и каждая строчка меня возвращала туда, обратно, и снова пахло раскаленной на солнце краской на масксетке. Вы мне поверьте, братья, если где никто не говорит о Джейн, то это плохое место. Благослови ее Бог, кто б она ни была.