— Что я?

— А ты — это ты, Мальцева. Если бы я знал, если бы я мог только предположить, что ты появишься на авансцене наших игр, я бы сделал все, чтобы этого не случилось. Я бы объяснил, что тебя нельзя использовать вслепую, я бы доказал им, что ты, сволочь, умна и потому особенно опасна в такого рода операциях. Но это решал не я... — Мишин тряхнул своей великолепной гривой. — Вот и все, Валентина Васильевна.

— Я могу тебя кое о чем спросить?

— Можешь, только вряд ли мои ответы что-то прояснят.

— Зачем ты убил Гескина?

— Таков был приказ, Валя. Запомни: в любой спецслужбе, даже самой демократичной и либеральной страны, не существует альтернатив выполнению приказа. Они просто не предусмотрены уставом.

— Я виновата в его смерти?

— Косвенно. В основном, он сам.

— Он был вашим человеком?

— И нашим тоже.

— Если бы все случилось, как вы планировали, мое возвращение домой предполагалось или нет?

— Я не знаю.

— Меня действительно разыскивает полиция и ЦРУ, или ты блефовал?

— Я не блефовал. Валя. Ты им действительно нужна. Ты им нужна даже больше, чем мы с Андреем. Потому что ты — свидетель.

— И только чтобы я им не досталась, вы угробили столько людей?

— Да. Я выполнял задание.

— Так зачем было мучиться? Шлепнули бы меня вместе с Реем — и никаких проблем.

— Так и было бы, если бы я не надеялся выбраться с той виллы.

— Хороша Маша, но или ваша, или ничья?

— Что-то в этом роде.

— Получается, я обязана тебе жизнью?

— Не спеши благодарить, подруга. Придет день, и ты еще проклянешь меня за это по-настоящему

— Значит, кому-то в Москве я все еще нужна?

— Видимо, нужна.

— Почему ты со мной прощаешься так, словно мы видимся в последний раз?

— У нас с Андреем тоже серьезные проблемы. И потом, где мы с тобой увидимся? На пресс-конференции в Доме журналиста? У тебя в редакции? Или в моей балетной школе в Швейцарии? Ее фасад такой же фальшивый, как очаг в хижине Папы Карло. Я ведь в Дом кино попал тогда впервые в жизни. И то исключительно с целыо повидать тебя. Задание...

— Скажи, может случиться так, что ты окажешься в скором времени в Москве?

— В моей жизни может случиться что угодно. В том числе и это.

— Я могу попросить тебя об одном одолжении?

— Нет.

— Я вообще не могу рассчитывать на тебя?

— Нет.

— Тогда прощай, Мишин.

— Прощай, Мальцева. И не поминай лихом.

— Ах, да, чуть не забыла... — я вытащила из косого бокового кармана юбки свою единственную, как мне еще вчера казалось, ценность, плотно завернутую в гигиенический пакет с изображением пикантной дамы. — Возьми на память, Витяня.

— Что это? — спросил Мишин настороженно.

— Это сфабрикованная моими собственными руками улика против тебя. Кстати, еще вчера я очень ею гордилась...

— Что?

— Не важно, Витяня. Возьми и выбрось, если хочешь. Гескину этот глушитель уже все равно не пригодится, да и мне, как выясняется, незачем тебя шантажировать...

Витяня аккуратно развернул пакетик, вытащил колпачок-глушитель, повертел его в пальцах и усмехнулся:

— Остроумно, ничего не скажешь, — Мишин хмыкнул: — Как мне рассматривать этот жест доброй воли? Ты больше не видишь во мне врага?

— Оставь нюансы для тех, кого будешь вербовать. Просто я стала такой же, как ты, Мишин. Совершенно не желая этого и во многом благодаря тебе...

Я потянула на себя ребристую ручку двери и вышла в ночь, словно с головой окунулась в огромную чернильницу

— Держи фонарик, — Мишин возник где-то сзади, и я в который раз ощутила сладко-дремотный, одуряющий запах «Дракара», который, я знала это совершенно точно, будет напоминать мне впредь только о смерти и предательстве. — Видишь тропу? Иди строго по ней, никуда не отклоняйся и не сворачивай. Средним шагом — примерно часа два с половиной. Плюс полчаса — скидка для слабонервных на темноту. Тропа упрется в реку. На берегу тебя будет ждать мужчина. В широкополой шляпе и красно-черном пончо. В руках у него будет ружье...

— Человек с ружьем? Замечательно!

— А с чем он еще должен быть? Лес вокруг, даже медведи водятся.

— С приличным человеком ты меня все равно не познакомишь, я уже давно поняла.

— Он приличный, — ухмыльнулся Витяня. - Он очень приличный и даже умный. Увидев тебя, он положит ружье на землю перед собой и снимет шляпу Запомни порядок действий, поскольку это пароль. Если он все так и сделает, полностью доверься ему, он приведет тебя в безопасное место.

— На каком языке мне с ним разговаривать?

— А хоть па китайском. Он глухонемой.

— А если он не положит ружье на землю, а наоборот, наставит его на меня, тогда что делать?

— Возьми, — в темноте Витяня нащупал мою руку и вложил в нее пистолет. — Узнаёшь? Тот самый, с виллы. Так вот, если он сделает это, значит, перед тобой другой человек. Враг. В пистолете девять патронов. Это все, чем ты располагаешь, чтобы защитить себя. Стреляй с умом, подруга, прицеливайся.

— Мишин, ты что, действительно сдурел? Ну, шлепну я этого бессловесного беднягу, который пароль забыл, куда же мне потом деваться? Одной, без вещей, ночью, в этой трижды проклятой Аргентине?..

— Забудь про Аргентину.

— Как забыть? Разве это так просто забудешь?

— В данном случае просто. Потому что ты уже в Чили.

— Где?

— В Чили, Мальцева...

31

Чили. Лес

Путь в густом лесу, хоть и не слишком широкий, был добросовестно вытоптан не одной сотней пар крепких мужских ботинок и больше напоминал народную тропу, нежели тайную контрабандистскую тропку. А в том, что я шла именно по такой тропке, я не сомневалась. Иначе к чему был весь этот антураж — автопробег практически через всю страну, суровые, с нотками завещания инструкции Витяни, глухая ночь, раздираемая ис-

— Здравствуйте, товарищи!..

Глухонемой, естественно, не врубился, а мул еще раз хрюкнул и вернулся к прерванному моим появлением занятию — опустил морду и стал щипать траву.

— Ну? — нетерпеливо спросила я, делая выразительный жест рукой.

Мужик в пончо вновь надел шляпу, снова снял ее и выразительно (мне даже показалось, с испугом) взглянул на меня.

— Что будем делать дальше? — спросила я, продолжая жестикулировать и чесаться от укуса какого-то гада. И только после того, как глухонемой повалился ничком на землю и прикрыл голову руками, до меня дошло, что я размахиваю перед его носом пистолетом.

— Вот корова! — ругнулась я, засунула пистолет за пояс юбки, выпустила блузку наружу, чтобы не смущать видом грозного оружия пугливое дитя Кордильер, и тронула его за плечо.

Обладатель пончо опасливо покосился, увидел, что в руках у меня остался только фонарик, легко вскочил на ноги, показал мне на мула и махнул рукой куда-то на запад.

Еще через минуту я сидела в остро пахнувшем козьим сыром седле и продолжала свое бесконечное путешествие. Передо мной маячила спина проводника с рассыпанными до лопаток волосами — прямыми и черными, как жженая кость.

Потом, кажется, я задремала. Мне снились оборванные провода, картофельное поле, скользкое и глинистое после дождя, большой письменный стол

— Я так понимаю, Валентина Васильевна, — на чистом русском языке пробасил Габен, который при ближайшем рассмотрении оказался лет на двадцать моложе своего прототипа, — что верхом вы ездили впервые в жизни? — Он протянул мне руку: — Обопритесь, так вам будет легче дойти до дома...

— До какого дома? — я завертела головой, но, кроме окаймленной густыми зарослями и яркими белыми цветами поляны, ничего не увидела. — И вообще, коль скоро вы не глухонемой, может, объясните мне, где я нахожусь и кто вы такой?

— Обязательно. Вот только до дома дойдем, и все объясню.

Габен помахал на прощанье проводнику и, предупредительно подстраиваясь под мои мучительные попытки возвратить протезам свойства биологических конечностей, повел меня куда-то в сторону.