— И вы верите этому рассказу? — спросил Пьер.

— Да. Отто фон Далау не такой человек, который бросает слова на ветер. Если он что-то сказал — обязательно сделает.

«Неужели он все это время преследовал Валерию, следовал за ней, как тень, и наконец убил ее?» — подумал Пьер и сам испугался этих мыслей.

— Как вы думаете, — спросил он у Филипа, — мог ли Отто целый год преследовать и мучить вашу сестру, прежде чем убить? Способен он на это?

— Да! — ответил не колеблясь Филип. — Отто фон Далау именно такой человек.

Вошедший слуга обратился к Пьеру:

— Вас просят к телефону. Комиссар Мюллер.

Пьер спустился вниз.

— Я слушаю, Ганс, — произнес он.

— Есть новости, — сказал комиссар. — Важные новости. Я ездил с Отто фон Далау в «Майер-отель». Попросил его войти в отель через служебный вход и подняться по лестнице и показал его сторожу парковки, посудомойке, лифтеру и горничной второго этажа.

— И что же?

— Сомнений нет, — сказал комиссар Мюллер. — Все четверо в один голос заявили: «Это тот самый человек, которого мы видели вчера вечером».

— Ну и ну!.. — воскликнул Пьер. — Но это же невозможно, Отто фон Далау вчера вечером находился в своем замке, и это подтвердят четырнадцать его гостей — люди такого высокого ранга не станут защищать убийцу.

— Да… — сокрушенно вздохнул комиссар. — Мы продвинулись бы в этом деле гораздо дальше, если бы служащие отеля заявили: «Нет, это не он».

Филип фон Далау, который уже спустился следом за Пьером вниз, услышал конец этого разговора.

— Отто был в отеле? — спросил он, когда Пьер положил трубку.

— Так утверждают свидетели, — ответил Пьер.

— Вы сказали: «Так утверждают свидетели». А вы что, думаете иначе?

— Расскажите-ка мне лучше о том, почему эти парни держат вас здесь взаперти?

— Ох, забудем это, — отмахнулся Филип, словно речь шла о каком-то пустяке. — Это сейчас не имеет никакого значения.

— Вы не собираетесь привлечь их к ответственности?

— Нет.

— Так, значит, я могу их освободить?

— Пожалуйста, если хотите.

Пьер протянул Филипу ключ от кладовой.

— Выпустите их минут через десять после моего ухода.

И уже от двери, он спросил:

— Владельцем замка теперь являетесь вы?

— Вероятно, я.

— Будете продавать его?

— Полагаю, что да.

Пьер заметил, что Филип начинает нервничать.

— Городу?

— Да. Городские власти предлагают купить замок. Думаю согласиться. Для Отто это будет катастрофой, ему ведь придется убраться оттуда.

— Когда на ваш вопрос: «Что-то случилось?» — я ответил утвердительно, вы спросили: «Они что-то сделали с Валерией?». Кого вы имели в виду? Этих троих внизу?

— Нет, конкретно никого.

— Но прозвучало это так, словно вы имели в виду каких-то определенных лиц.

— Нет, нет…

— Ну, что ж, вам виднее, — Пьер пожал плечами. — А этот арсенал, принадлежащий запертой внизу компании, я оставлю здесь.

Он осторожно выложил на стол три пистолета и стилет, затем спросил:

— Где сейчас живет Хельга Андерс, подруга Валерии?

— Она служит в нефтехимической фирме «Джетт», расположенной в здании Омега на Бавариаринг. И живет там же. — Помолчав, Филип добавил: — Я надеюсь, мы еще встретимся, только в более благоприятных обстоятельствах…

— У меня сложилось впечатление, — сказал Пьер, — что молодчики, которых я запер в кладовой, держат вас мертвой хваткой. Вы их настолько боитесь, что не осмеливаетесь сказать о них ни слова. Я полагаю, это неспроста.

Пьер поклонился и вышел на улицу. Он миновал парк и, пройдя по дорожке, посыпанной песком, направился к своей машине.

11

В вестибюле здания Омега было четыре лифта и один из них — скоростной. Пьер выбрал его и уже через несколько секунд оказался на самом верхнем этаже, где разместилась фирма «Джетт». В рекламном бюро он без труда отыскал Хельгу Андерс, которая с сигаретой в руке оживленно беседовала с двумя молодыми людьми в белых халатах. Перед ними стояла чертежная доска, на которой был прикреплен эскиз афиши.

— Прошу вас, сделайте немного повеселее, — говорила Хельга художникам. — Это слишком серо. Я сама люблю смотреть на город, когда все дома утопают в тумане, и мне нравится, когда ливень обрушивается на крыши домов, но, боже, какая тоска меня одолевает, когда ненастье затягивается и солнце долго не появляется из-за туч!

— Может, нам нарисовать здесь восходящее солнце? — сердито спросил один из художников. — Яркое, огненное, с желтыми лучами, о которых поэты-романтики говорят, что это Тебанские трубы?

— Пошел ты к черту со своими Тебанскими трубами, — засмеялась Хельга Андерс. — Ты же прекрасно знаешь, что я имею в виду.

Она решительно направилась к Пьеру, очаровательная и элегантная — образец современной деловой женщины. Хельга улыбнулась Пьеру, как бы давая понять, что беседовать с клиентами — для нее дело привычное, но когда он представился, насторожилась и, сразу погрустнев, сказала:

— О боже, вы, конечно, пришли поговорить о Валерии фон Далау? Я угадала?

— Да.

— Кто это сделал? — спросила она в упор, когда они прошли в соседнюю комнату, где стояли чертежные столы.

— А вы сами кого-нибудь подозреваете?

— Ах, нет, что я могу знать? — Хельга нахмурилась. — Я так давно не виделась с Валерией…

— Наверное, около года. С тех пор, как она уехала из Берлина?

— Да. С тех пор. А откуда вы узнали об этом?

— Так говорят все. Как по-вашему, есть среди ее знакомых человек, который мог бы совершить это убийство?

— Мог бы… мог бы… — пробормотала Хельга Андерс, нервно затягиваясь сигаретой.

— Вы знакомы с Отто фон Далау?

— Так и знала, что вы о нем спросите! Да, я знакома с Отто. Несколько раз встречалась с ним еще в юности, потом раза два видела его в замке, когда Валерия готовилась к поездке в Хайдельберг.

— В Хайдельберге вы, кажется, жили вместе с Валерией?

— Да, снимали вдвоем квартиру. По очереди готовили еду, мыли посуду, прибирались. Иногда делали это вместе. А когда готовить не хотели, шли поесть в город. Надо признаться, обе мы большие лентяйки. Дружба с Валерией стала моей радостью, особенно после того, как она рассталась с Отто. Я так радовалась, что все это кончилось. Их отношения начались с невинной дружбы, но с течением времени превратились во что-то противоестественное, смешное, и даже, можно сказать, трагическое, а вернее, и то и другое сразу. Валерия это давно поняла, а он — нет.

— Отто бывал у вас, когда вы жили в Хайдельберге?

— Три раза, — сказала Хельга Андерс, невольно содрогнувшись. — Он просил Валерию вернуться. Уже тогда я заметила, что он очень изменился. Даже глаза потемнели. Во время первого своего визита он был спокоен. Во второй раз явно нервничал. А когда появился в третий раз, обрушился на Валерию с оскорблениями. Я взяла его за руку и увела из квартиры. Мне кажется, в день их разрыва с Отто что-то случилось, — сказала она. — По-моему, он свихнулся. Психиатр это сразу определил бы.

— Что же произошло после его третьего посещения?

— К нам Отто больше не приходил, но продолжал всюду попадаться на глаза Валерии. Постоянно. Они не разговаривали, но она все время видела его. Сначала Валерия ничего мне не говорила, но потом рассказала. «Я сегодня столкнулась с Отто, — сообщила она однажды. — Шла на занятия и увидела его на углу улицы, он стоял там, как истукан». Через несколько дней она прибежала в страшном смятении и заявила: «Он сидит в библиотеке». Потом Отто появился в ресторане, в котором мы обычно обедали. Однажды ночью я проснулась и увидела, что кровать Валерии пуста. Я поднялась и нашла ее в гостиной, бледную, испуганную. Было около полуночи. Валерия вдруг прошептала, что Отто стоит на улице под окном. Будто бы стоит под фонарем, опираясь на свою трость и уставившись вверх, на ее окно. Я выглянула — на улице ни души. Я подумала, что, может быть, Валерии приснился кошмар, спросила ее, но она отрицательно затрясла головой. По ее словам, она засиделась допоздна над книгой и вдруг увидела луч света, который скользнул по окну. Похоже, что это был свет от карманного фонаря. Валерия подошла к окну, посмотрела вниз и увидела Отто. Я возмутилась и сказала, что этого так оставить нельзя. Надо пойти в полицию и все рассказать, в том числе и об угрозах Отто. Но Валерия отказалась. «Я не могу этого сделать», — сказала она. Я поняла, что она не хотела скандала, щадила Отто, а может быть, просто робела и не желала никому рассказывать об Отто и своих взаимоотношениях с ним. После этого случая Валерия с каждым днем становилась все нервознее. Бывали дни, когда она не осмеливалась даже выходить на улицу, а ночью не могла уснуть. Я уже начала подумывать, не пойти ли мне самой тайком от Валерии в полицию. И тут она исчезла. Я пыталась разыскать ее, но тщетно. Хофер, слуга в замке, сказал, что они тоже ничего о ней не знают. Затем я получила открытку из Берлина, а чуть позже письмо, полное планов, но настолько фантастических, что я немедленно упаковала чемодан и помчалась в Берлин. Валерия была совершенно спокойна, когда мы встретились с ней в отеле. Она была бледной, осунувшейся, но голос у нее был бодрый. «Он больше не будет меня преследовать. Ему стало трудно ходить… Надеюсь, теперь он оставит меня в покое». Потом Валерия рассказала, что устроилась работать в журнал мод. Я пробовала уговорить ее вернуться в Хайдельберг и обратиться там в полицию. В университете я советовалась со студентами-юристами, и те сказали, что в кодексе законов существует статья, предусматривающая наказание за шантаж. Я рассказала об этом Валерии, но она и слушать ничего не пожелала. «Я хочу все забыть», — твердила она. Валерия предложила мне тоже переехать в Берлин, чтобы мы могли вместе выпускать новый журнал мод. У нее был такой счастливый вид и она строила такие оптимистичные планы, что спорить с ней было просто невозможно. Мы распрощались, и я уехала домой. Это была наша последняя встреча.