— Разве вы здесь не живете?

— Что вы! — смутилась Ганка. — У меня дома в хате чистота. Я знаю, как должно быть, моя сестра в Здолбунове живет, замужем за купцом, свою торговлю имеют. Я и у панов в квартирах бывала, видела, как люди живут…

Оба «телохранителя» и Галя стояли у порога. Оксана мельком рассеянно взглянула на них, закурила сигарету.

— Ну что ж… Спасибо, Ганя. Откройте только окно. Здесь душно. Скажите, Довбня ваш муж?

— Нет, — покраснела Ганка. — Жених.

Любке сотенного было больше тридцати. Она молодилась, румянила щеки и подводила брови. И хотя она все время льстиво улыбалась, в ее лице проглядывало что–то жестокое, звериное. Было похоже, что она озлоблена и не прочь выместить какие–то свои обиды на других.

Оксана удостоила ее сочувственным взглядом. Невольно посочувствуешь — тридцать лет и все еще невеста…

— Вы можете идти, Ганя. Найдите Довбню. Пусть он явится ко мне. Сейчас же! Вы, друже Тополь, отведите Галю на кухню. Пусть ее накормят. Скажите, что я приказала. Карась, вы почистите мне жакет, сапоги.

Тарас щелкнул каблуками и застыл по стойке «смирно». Оксана сняла с себя жакет, выждала, пока за закрывшейся дверью стихнут шаги, сказала тихо, улыбаясь:

— Ну, здравствуй, друже Карась…

Тарас тоже хотел улыбнуться, открыл было щербатый рот, но губы задрожали, он закусил их. Из глаз хлопца потекли слезы.

— Что ты? — испугалась девушка. — Перестань! Смотри, какая нервная барышня. Не узнаю Тараса.

— Это я от радости, — Тарас проглотил слезы, торопливо, обеими руками вытер лицо.

— Совсем другое дело, — насмешливо похвалила Оксана. — Ты здесь по заданию? Послан?

— Нет. В том–то и дело… Попал.

— Как? В трех словах.

— В трех словах не скажешь. Не получится…

— Попробуй.

— Германия, тюрьма, случай.

— Ты на подозрении. Знаешь?

— Предупрежден.

— Есть верные друзья?

— Один. Не поймешь. Темный…

— Псевдо?

— Роевой Топорец. Уехал куда–то.

— Осторожнее с ним. Гранату бросил ты?

— Было… Не выдержал.

— Не паникуй. Все обойдется. Давно здесь?

— Около месяца. Тут все колесом завертелось, а дороги к своим не знаю.

— Найдем. Галя — наша. Не знает, кто я. Шепни ей, подбодри. Без дела ко мне не являйся. Сама позову. Иди.

— Вопрос: Вепрь выживет?

— Неизвестно. Он что — твой любимчик?

— Ага… В сто раз хуже немца–фашиста.

— Познакомилась… Иди.

Оксана осталась одна. Девушка присела на стул, задумалась. Итак, ей известно, зачем таинственному Пристли потребовался Хауссер. После беседы с Вепрем она могла бы пересказать почти слово в слово текст третьей шифровки. Те, кто послал Гелену, были не прочь подготовить на пути Красной Армии–освободительницы побольше «волчьих ям» и этим затруднить ее продвижение на Запад. Напрасно все же тревожился Пристли–эксперту по восточным вопросам не нужны были подсказки. Он намного опередил своих заморских советчиков. Подготовка кровавой провокации в разгаре. Однако тайна Хауссера разгадана. Главное о его намерениях и действиях уже известно Горяеву. Он постарается сорвать этот гнусный заговор и спасти многих обманутых людей, уже приговоренных фашистами к смерти. Оксане оставалось сделать не так уж много — встретиться с каким–либо немецким инструктором, готовящим командиров для УПА, этой, по словам Вепря, «наиболее дешевой армии» для гитлеровцев. Она надеялась, что сумеет заставить умирающего Вепря устроить ей такую встречу.

Судьба Тараса и арестованной связной советских подпольщиков не вызывали у Оксаны беспокойства. Она умышленно отправила Марка и второго бандеровца, чтобы избавиться от свидетелей. Теперь в сотне только одна Оксана знала, кто такая задержанная девушка, и при помощи Тараса могла организовать ей побег или даже под каким–либо убедительным предлогом направить ее к тем, к кому ее послали. Все зависело от того, сумеет ли она заставить сотенного подчиняться любому ее приказанию.

Тарас старательно чистил жакет, когда показался прихрамывающий Довбня. Лицо сотенного украшала белая нашлепка, перехваченная крест–накрест полосками лейкопластыря.

— Смотрите мне, хлопцы! — сказал он, останавливаясь возле Тараса и грозя ему пальцем. — Если пани будет недовольна, я вам покажу.

— Друже сотенный, мы–то понимаем, мы вас не подведем.

— Смотрите!

Сквозь открытые окна к Тарасу долетели отрывки разговора Оксаны с сотенным. Дела Вепря, кажется, плохи. Уже прибыли два фельдшера и врач. Ждут хирурга. Вепрь теряет сознание. Оксана приказала Довбие никого из медиков не отпускать, пока Вепрь не выздоровеет. Начали обсуждать вопрос о похоронах погибших. Решили отложить это дело на утро.

Жакет был вычищен. Тарас постучал в дверь.

— Можно! — крикнула Оксана.

Хлопец осторожно повесил жакет на спинку стула.

— Богдан — дурак! — продолжая разговор, сердито сказала девушка. — Нужно было все свалить на советских партизан. Сколько раз так делали… — и повернулась к Тарасу: — Сапожный крем есть?

— Сейчас сбегаю.

— Оботри пока тряпкой.

Тарас опустился на колени и шапкой смахнул пыль с сапог. Хорошие сапожки, «англики». Не хуже, чем у Вепря.

Случая поговорить еще раз с Оксаной в тот день так и не выпало. Оксане, видимо, было не до Тараса. Вечером охранять девушку остался Тополь, а Тарас был отправлен в казарму отдыхать.

Среди ночи хлопец проснулся. Кто–то теребил его за плечо. Он предположил, что это будит его Тополь, которого он должен был сменить на зорьке, но, выйдя из казармы, увидел Топорца.

— Тихо, Карась, — шепнул роевой, хватая его за рукав. — Отойдем, дело есть.

Топорец повел Тараса к лесу. На опушке остановились.

— Карась, ты помнишь, что я тебе сказал?

— На память не жалуюсь…

— Не бойся меня. Нужна твоя помощь. Спаси одну женщину, Наталью Николаевну, нашу учительницу, жену советского летчика. Отведи ее в партизанский отряд.

— Ты что, пьяный, друже? — Тарас отшатнулся, вскинул винтовку.

— Карась, подожди. Ты выслушай. Ты ведь хлопец с головой и поймешь, что я тебя не обманываю. Вепрь меня вызывал — ты это знаешь — и стал спрашивать о тебе. Я ведь видел, как ты бросил гранату.

— Иди ты! — оттолкнул роевого от себя Тарас. — Что мелешь?

— Ну, выслушай, дурень, и не ори. Сказал бы я одно слово Вепрю — понял? — и Карася уже не было бы в живых.

— Не пугай! Я пуганый…

— Знаю, какой ты. Но я сказал Вепрю: «Нет, ничего плохого за Карасем не замечал». А как вышел оттуда, сразу же тебя предупредил.

Тарасу казалось, будто его ноги уходят в трясину. Еще один шаг — и пропал. Хитро все придумано. Какая сволочь этот Топорец. Сперва припугнул, решил, видать, что он, Тарас, сразу же начнет удирать из сотни. Не вышло. Теперь новая, более тонкая покупка — спасай какую–то Наталью Николаевну, жену советского летчика. На чувства бьет… Нет, не выйдет этот номер. Раз потребовались такие фокусы, значит, они не знают точно, кто бросил гранату, только подозревают.

— Слушай, друже, ты меня не за того принимаешь, — С угрозой произнес Тарас. — Идем к Вепрю. Там все выясним.

— Пропадем оба.

— А чего тебе пропадать? Ты разве гранату бросил?

— Я ту женщину освободил. Ее эсбе арестовало. Это наша учительница. Меня уже ищут, наверное.

«Сволочь и хитрец, каких свет не видел. Уложить его тут, на месте? Нет, нужно вести к сотенному, разбудить Оксану».

— Идем к Вепрю, — в голосе Тараса слышалось злорадство. — Идем, идем, друже.

Топорец не двинулся с места, только тихо окликнул:

— Юрко…

Тарас вздрогнул, оглянулся и увидел позади себя темную фигуру. Значит, их двое. Второй тоже с автоматом. Хорошо насели на него, ничего не скажешь. Тарас нащупал пальцем спусковой крючок — патрон был в стволе.

— Карась, не спеши, — сказал тот, что был позади. — Я знаю, ты не веришь брату. Я, на твоем месте, тоже не поверил бы. Но у нас другого выхода нет.

Хрипловатый, простуженный голос этого, второго, показался Тарасу знакомым, но он никак не мог припомнить, где его слышал. Юрко, Юрко… Неужели это тот Юрко?