И гордая англичанка-мать, получив это письмо, поняла, что дело серьезно, потому что ее сын подписался таким образом. Обычно он свои редкие письма подписывал: «Нежный привет от Тристрама».

Леди Танкред, прочитав письмо в постели, откинулась на подушки и закрыла глаза. Она обожала своего сына, но так как была прежде всего светской женщиной, то стала рассматривать дело именно с этой точки зрения. Тристрам уже вышел из того возраста, когда совершают опрометчивые поступки такого рода — значит, он решился на этот шаг, имея какие-то веские основания. Вряд ли он был влюблен. Она хорошо знала все признаки его влюбленности и не замечала этих признаков в последнее время, да их не было уже и в течение нескольких лет — ведь ту приличную дружбу с Лаурой Хайфорд нельзя было назвать любовью.

Затем леди Танкред подумала о Френсисе Маркруте. Он был страшно богат… и леди не могла не вздохнуть с облегчением: тут во всяком случае будут деньги. Но она не сомневалась, что деньги не могли быть причиной этого брака — ей были хорошо известны взгляды сына на богатых жен. Она знала также, что, несмотря на вкусы спортсмена и современную непочтительность к традициям, ее сын в сущности очень гордился своим честным древним именем. Что же в таком случае заставляло его жениться? Впрочем, она об этом скоро узнает: Тристрам обещал прийти «к десяти часам», следовательно, он придет в половине или в три четверти одиннадцатого. Леди Танкред позвонила своей горничной и приказала попросить ее дочерей накинуть капоты и прийти к ней.

Несколько минут спустя в комнату вошли две сестры лорда Танкреда. Это были милые юные английские девушки, изрядно трепетавшие перед своей родительницей. Они поцеловали ее и присели на край постели. Они понимали, что случилось нечто из ряда вон выходящее, потому что леди Танкред никого не впускала к себе, когда была неодета, даже собственных детей.

— Ваш брат Тристрам собирается жениться на графине Шульской — племяннице мистера Маркрута, с которым мы все несколько раз встречались, — сказала она, беря со столика письмо.

— О мама! Неужели? — разом воскликнули Эмили и Мэри. — Мы видели ее? Мы знаем ее?

— Нет, вероятно, никто из нас ее не видел. Я думаю, что Тристрам познакомился с ней в Шотландии, а может быть и за границей — вы ведь помните, что на Пасху он был в Париже.

— Мне хотелось бы знать, какая она из себя, — сказала Эмили.

— Она молода? — спросила Мэри.

— Тристрам в своем письме не говорит об этом, — ответила леди Танкред, — он пишет только, что она красавица.

— Как это неожиданно! — снова разом сказали девушки.

— Да, это, конечно, неожиданно, — согласилась их мать, — но Тристрам рассудителен и не выберет невесту, которая мне не понравится. Ну, а теперь, милые мои, идите к себе и одевайтесь, потому что после завтрака мы с вами поедем к графине Шульской. Завтракать вы будете у себя, так как ко мне приедет Тристрам и я должна буду с ним поговорить.

И девушки, умирающие от любопытства и жаждущие задать матери еще тысячу вопросов, безропотно покорились и, поцеловав почтенную родительницу, отправились в свою комнату.

— Как странно, Эм, не правда ли? — сказала Мэри, когда они вдвоем забрались на одну кровать в ожидании завтрака. — Мама, по-видимому, очень взволнована, она держала себя так сухо. А я думала, что Тристрам влюблен в Лауру Хайфорд!

— О, она ему надоела уже давным-давно. Она ведь вечно к нему придирается. Вообще Лаура препротивная, и я никогда не могла понять, что он в ней нашел хорошего!

— Мужчины все одинаковы, — с мудрым видом изрекла Мэри, — у них всегда есть дама, за которой они ухаживают, а девушек они боятся.

— Интересно знать, понравимся ли мы невесте Тристрама? — размышляла Эмили. — Мистер Маркрут ведь очень богат и она, наверное, тоже. Как хорошо было бы, если бы они поехали жить в Рейтс! Его бы тогда снова открыли, и мы все переехали бы туда!

— Да, конечно, — согласилась Мэри.

Тем временем леди Танкред уже поджидала своего сына в небольшой гостиной. Она представляла собой такой же прекрасный образчик английской аристократии, каким был он. Ее седые волосы были гладко зачесаны назад, а черты лица, все еще прекрасные, будто выточены из слоновой кости. Манеры леди отличались необыкновенным достоинством, и одевалась она хорошо и с большой тщательностью. Она прошла строгую школу, где ее научили выдержке и умению подавлять свои волнения. Теперь традиции этой школы исчезают, но леди Танкред, поджидая сына, даже не топнула ножкой, хотя вся горела от нетерпения. Когда Тристрам наконец явился, было уже около одиннадцати часов.

Он очень мило извинился и поцеловал мать. Его лошадь по имени Сатана была сегодня очень непокорна, объяснил Тристрам, поэтому он вынужден был дважды объехать парк, чтобы несколько ее усмирить, и теперь чувствует страшный голод. Завтрак, вероятно, готов? Завтрак, конечно, был готов, и мать с сыном отправились в столовую, где их уже ждал старый буфетчик.

— Подайте все, что у вас есть, Михельгом, — сказал лорд Танкред, — потому что я голоден как волк, а затем можете идти. Ее светлость сама нальет кофе.

Старый слуга с сияющим лицом поклонился, сказав, что «рад видеть его светлость» в добром здравии и, окружив его прибор серебряными кастрюльками, накрытыми крышками, вышел, оставив мать с сыном одних.

Леди Танкред тоже сияла, глядя на своего сына, И как было не сиять: он был именно таким, каким, по ее мнению, должен быть, — красивый, выхоленный, пышущий здоровьем. Ни одна мать не могла бы не гордиться таким сыном.

— Ну, милый Тристрам, теперь расскажите мне все, — сказала она.

— Да не о чем рассказывать, мама; я собираюсь обвенчаться числа двадцать пятого октября и надеюсь, что вы… будете очень мило относиться к ней… к Заре… не правда ли? — он предусмотрительно узнал утром у Френсиса имя своей невесты, так что «Зара» вышло у него вполне естественно. — Она немного странная и… держится несколько суховато. Вам она сначала может не понравиться.

— Вы думаете? — нерешительно спросила леди Танкред. — Она несколько суховато держится, вы говорите? Ну что ж, это скорее хорошо! Я терпеть не могу нынешней развязности.

— О, в ней нет ни малейшей развязности! — сказал Танкред с улыбкой, кладя себе на тарелку котлетку. Его женитьба представилась ему вдруг в юмористическом свете.

Затем он сообразил, что вместо того, чтобы предоставлять матери расспрашивать, ему выгоднее сказать ей сразу все то, что он считал нужным сказать.

— Видите ли, мама, все вышло довольно неожиданно. Я решил это сам только вчера вечером и, как видите, сразу же сообщил вам. Зара богата, что, с одной стороны, очень жаль, хотя мы, вероятно, станем снова жить в Рейтсе и все такое; но, думаю, излишне говорить вам, что я женюсь на ней не из-за денег.

— Я в этом уверена, зная вас, — сказала леди Танкред, — но не могу согласиться с сожалением о ее богатстве. Мы живем в такое время, когда самое древнее и самое почтенное имя бесполезно без денег, так как его традиции не могут поддерживаться; и всякая женщина, вероятно, согласится, что за ваш титул и общественное положение стоит заплатить всеми ее деньгами. Взамен вы даете ей нечто такое, что могло явиться результатом только сотен лет. Поэтому у вас не должно быть чувства, будто вы получаете что-то, не давая ничего взамен, — это ложное чувство.