И леди Этельрида, взглянув на Маркрута, увидела на его обычно холодном, строгом лице выражение глубокого волнения.

— Если это так, я больше не буду сомневаться, — сказала Этельрида. — Я доверяю вам.

— Вы милая, благородная леди, — проговорил он, — и я горячо благодарю вас! И финансист позволил своим глазам выразить то чувство, которое он питал к ней, и сразу же переменил разговор.

Через несколько минут леди Кольтсхерст объявила, что пора уходить и что она завезет домой Эмили и Мэри. Карета герцога тоже уже ждала его, поэтому все стали прощаться, и хозяин дома шепнул Джимми Денверсу:

— Пожалуйста, уведите с собой Танкреда. Моя племянница очень утомлена, и я хочу, чтобы она тотчас же легла спать.

А Тристраму он сказал:

— Не оставайтесь даже для того, чтобы попрощаться, будьте благоразумны. Разве вы не видите, что Зара близка к обмороку? Уходите вместе с остальными, а завтра утром приезжайте за ней и повезите ее к своей матери.

И все ушли, как он того хотел, а когда сам он поднялся наверх, в гостиную, то увидел там Зару, которая стояла, как мраморная статуя, на том же месте, где ее оставили гости. Френсис подошел к ней, нагнулся и поцеловал ее руку.

— Вы прекрасно держали себя, моя дорогая! — сказал он и, положив ее руку на свою, повел в комнату. Зара шла как автомат.

Но некоторое время спустя, когда Маркрут уже ложился спать, его слух поразили рыдающие звуки «Грустной песни». Зара сидела за роялем, из глаз ее струились слезы, а душа со страстной мольбой обращалась к матери:

— Мама, — молила она, — просите Бога дать мне силы пройти через это испытание, раз это необходимо для нашего Мирко…

ГЛАВА XIV

Лошадь Тристрама, Сатана, была как-то особенно беспокойна, когда на следующее утро он поехал на ней в парк — ему даже пришлось взять ее на трензеля. Но он был рад непокорности Сатаны — это отвлекало его от мрачных мыслей. А настроение у него было очень тяжелое. В течение трехдневного отсутствия Зары он предавался романтическим любовным мечтам, как-то забывая о ее холодности и формальном отношении к предстоящей сделке. Поэтому когда он снова столкнулся с ее ледяным отношением к себе, оно поразило его, как совершенная неожиданность.

Но в это утро Тристрам уже отлично знал, что глупо было ожидать от нее чего-нибудь другого. Он сознавал, что вообще совершил глупость, затеяв эту женитьбу, но не собирался отступать от своего намерения и готов был заплатить за свою глупость, сколько бы ни потребовалось. Впрочем, он все-таки надеялся, что сумеет побороть неприязнь Зары.

Приехав домой, Танкред принял ванну и привел себя в тот безукоризненный вид, какой должен иметь жених, отправляющийся с визитом к своей невесте.

Зара же была бледнее обыкновенного, когда сошла вниз, в кабинет, где он ждал ее. Синие тени лежали у нее под глазами, и не было сомнения, что она всю ночь проплакала. Нежность к ней охватила Тристрама. Что же ее так угнетает? Разве нельзя утешить ее? Он пошел к ней навстречу, протянув обе руки. Но она стояла неподвижно, как мраморная статуя, и руки его опустились; он только выразил надежду, что она чувствует себя хорошо, и сказал, что автомобиль ждет их внизу, так что, если она желает, они сейчас же могут ехать к леди Танкред, его матери.

— Я готова, — ответила Зара, и они отправились.

По дороге он говорил ей, что проезжал сегодня верхом мимо их дома и старался угадать, где ее окно. Затем спросил, любит ли она ездить верхом, на что Зара ответила, что не садилась в седло уже десять лет, но в детстве очень любила ездить.

— Я вам достану хорошо объезженную лошадь, — сказал Тристрам, радуясь, что она хоть на этот раз не оборвала его, — и научу вас ездить, когда мы будем жить в Рейтсе. Вы не против?

Но Зара не успела ответить, потому что они как раз подъехали к дому его матери.

Когда Михельгом, открыв дверь, увидел Тристрама с его невестой, лицо его просияло. Тристрам, обращаясь к нему, весело провозгласил:

— Михельгом, это будущая леди Танкред! — и, обращаясь к Заре, продолжал: — Михельгом — мой старинный друг, Зара. Мы с ним когда-то вместе браконьерствовали, когда я приезжал домой из Итона.

И так как Михельгом был только слуга и, следовательно, не знал об ее унижении, Зара позволила себе приветливо улыбнуться, когда старый слуга сказал:

— Я позволю себе пожелать счастья вашей светлости и его светлости тоже и, смею сказать, с таким джентльменом вы, ваша светлость, непременно обретете счастье.

Тристрам отозвался какой-то веселой шуткой, и они с Зарой стали подниматься вверх по лестнице.

Леди Танкред не имела ни малейшего желания расспрашивать своих дочерей, когда они вернулись с обеда у Maркрута. Она даже не видела их в тот вечер, а когда на другое утро они бросились к ней и стали, перебивая друг друга, описывать красоту и странную манеру держать себя их будущей невестки, тотчас же остановила их.

— Пожалуйста, милые дети, ничего мне не рассказывайте, — сказала она, — я хочу судить о ней сама, не будучи предубежденной.

Но леди Кольтсхерст не так легко было остановить. Она приехала рано утром специально для того, чтобы изложить свой взгляд на будущую родственницу.

— Я боюсь, что вы не одобрите выбор Тристрама, — заявила она. — Что касается меня, то я должна признаться, что мне эта особа совсем не понравилась. Она так принимала нас, как будто оказывала нам честь! И, во всяком случае, она не из тех женщин, которые могут дать семейное счастье.

— Пожалуйста, Юлия, не рассказывайте мне больше ничего, — протестовала леди Танкред. — Я вполне доверяю своему сыну и хотела бы принять его будущую жену сердечно и приветливо.

— В таком случае ваши усилия будут напрасны, Джен, — заявила леди Кольтсхерст. — Она держится слишком надменно и за весь вечер никого из нас не удостоила своей любезностью. И затем у нее слишком яркая наружность для леди.

— Но она же не виновата, что красива, — сказала леди Танкред, — и я уверена, она мне очень понравится, судя по тому, что мне о ней говорили девочки. А пока не станем говорить о ней. С вашей стороны было очень мило навестить меня. Я чувствую себя сегодня значительно лучше.

— В таком случае я сейчас же уезжаю, — обиженным тоном отозвалась леди Кольтсхерст. Она была раздосадована таким приемом и возмущалась неблагодарностью родственников, которые не хотели принять во внимание ее доброжелательных советов. И, усевшись в свой автомобиль, она укатила, к счастью, не встретившись с Тристрамом и его невестой.

Однако впечатление от ее слов осталось у леди Танкред, хотя она и старалась забыть их.

Сердце Зары усиленно билось, когда она поднималась вверх, и настроение у нее было чрезвычайно воинственное. Френсис нарочно оставил ее в полном неведении относительно английских обычаев. Он понимал, что если скажет ей, что со стороны Тристрама это брак по любви, а не по расчету, то она из чувства чести никогда не согласится на него. Поэтому, взвесив все за и против, он решил не раскрывать Заре истинные мотивы, руководившие Тристрамом, а чтобы это не выяснилось до свадьбы, держать их как можно дальше друг от друга. Маркрут рассчитывал при этом, что Зара, как и всякая другая на ее месте, не устоит против любви Тристрама, в конце концов, оценит его и будет счастлива.

Но поскольку Зара не знала всего этого, она вошла в гостиную своей свекрови с высокомерным видом и враждебным чувством в сердце. Ее представление о свекровях заключалось в том, что они постоянно вмешиваются в дела своих сыновей и держат их под башмаком, что они корыстны и стараются устроить браки своих сыновей таким образом, чтобы они были выгодны всей семье. Дядя Френсис, конечно, тоже устроил все с этой леди Танкред, следовательно, не надо будет играть ту комедию, которую приходилось играть с остальными родственниками. Поэтому Зара решила, что будет с матерью Тристрама совершенно откровенна, и если та сделает хоть намек о продолжении рода Танкредов, она прямо скажет ей, чтобы они на это не рассчитывали.