— Он плохой стрелок, хотя и полный подонок. Охранника я не собиралась убивать и ему не советовала.

— Но ты должна убить и меня, — хладнокровно заметил Дюран.

— А что ты можешь предложить? — с волнением выполнила она, готовая, казалась, расплакаться от невыносимого, но вынужденного поступка.

— Грейс, — успокаивающе произнёс Дюран.

— Заткнись. Я давно могла тебя отравить, или пристрелить, но я жалела Беатрис.

— Жалея кого-то, мы жалеем себя, — неуместно, по-философски изрёк магнат. — Живой, я буду тебе полезнее, чем мёртвый. Не губи себя, я переведу тебе пять миллионов, — добавил он, как бы исправляясь от предыдущей претенциозной фразы.

— Что-то дёшево, за такую то жизнь, — дерзко воскликнула она.

— Да хоть половину своего состояния. А он, — Дюран указал на труп, — имеет сходную со мной ДНК, мои врачи в течение нескольких лет делали из него моего клона. У спецслужбы будет подтверждение моей смерти.

Вдруг по телекому раздался тревожный голос начальника охраны.

— Сэр, в нашу сторону летит пара самолётов, с британского авианосца. У них есть ракеты подавляющие электронное оборудование. Не думаю, что они будут использовать боевые. Слишком заметно. Теперь понятно, почему этот авианосец курсировал неподалёку, внезапно объявив об учениях.

— Сколько у нас времени?

— Наша противоракетная система способна сбить до двух десятков ракет, или других воздушных целей. Минут двадцать продержимся.

— Эвакуируемся.

Он подошёл к ней, она опустила пистолет, Дюран взял её заботливо за предплечье, увлекая за собой в спасительной суете.

ГЛАВА 26.

Страсть находит свой объект

Беатрис Стюарт приехала к Крононби в его шотландский замок. Для обоих предстояла тяжёлая встреча. Она вошла в холл со строгим видом, как судья появившийся объявить свой вердикт. Они сдержанно обнялись, Крононби сочувственно взглянул на неё и пригласил её в кабинет.

Прежде чем сесть в кресло, Беатрис вынула из своего кейса стопку сложенных газет и положила их на столешницу лицевой стороной к родственнику.

Вся пресса кричала об одних и тех же фактах: на месте происшествия были найдены останки магната Дюрана и несколько тел боевиков арабского происхождения, погибших в столкновении с охраной. Главные вопросы, будоражившие журналистов: почему на острове обнаружили лишь один труп из числа охранников магната, да и каким образом был разрушен особняк? Очевидная версия, спецслужбы организовали это убийство, подставив исламских боевиков.

Но Беатрис не волновало, кто именно был причастен к гибели её возлюбленного. Он был мёртв, именно эта реальность, в которую всегда трудно поверить, неудержимо одолевала её, но она пришла за осколками надежды, которые слабо высвечивались сквозь противоречия в обстоятельствах преступления. В худшем случае, она пришла за утешением, и уж в самую последнюю очередь готова была обрушиться с обвинением.

— Мне очень жаль. Я всё об этом знаю, — с горечью признался Крононби, не отрывая взгляда от Беатрис.

— Ты всё знал заранее. Поэтому и вызвал меня в Лондон, — заключила она тоном человека, которому известны все тайны родственника, и главная цель которого добиться лишь покаяния.

— Он оказался в центре борьбы за мировое влияние, — беспристрастно ответил Крононби. — А я, оберегал, прежде всего, тебя.

— Скорее свои интересы. Ты ведь получил львиную долю акций в нефтяной компании взамен на его технологии. А затем отдал его на съедение спецслужбам. Так ведь получается, Эдуард? — она поглощала его упрекающим взглядом, под которым он готов был сгореть на костре.

— Да, Беатрис, я поступил не самым лучшим образом, — признался Крононби без видимого раскаяния.

— Ты мог его предупредить, или хотя бы меня. Он просто бы исчез. Осталась бы я с ним, или нет, это уже не так важно. Так уж нужна была его смерть?

Крононби вздохнул, устало, потирая пальцами лицо.

— У меня нет козырей в этом пасьянсе.

— Для вас это только игры, — строго высказалась она.

— Он не мог не знать, что рискует, втянувшись в эту рискованную затею. К тебе он подобрался тоже, не случайно, стремясь стать частью власти, — Крононби высказывался с той сдержанностью, которая вот- вот могла взорваться раздражением.

— И всё же ты мог предупредить, ты ведь не рисковал при этом жизнью, — гневно атаковала она, впившись горящим взглядом.

— Беатрис, когда ты уехала от него в Лондон, это и было предупреждение. Он совсем не дурак и всё отлично понял. Ему было предоставлено окно, чтобы он исчез в небытие, живым и невредимым, правда, бесславным, — объяснял Крононби спокойно, даже извинительным тоном, хотя только ему было известно, каких трудов это ему стоило. — Не исключено, что он так и сделал. Уж слишком много противоречий в случившемся, — он ткнул пальцем в газеты. — Не надо увлекаться честолюбием, если не имеешь для этого достаточно власти.

— Ты оправдываешь убийство, — возмутилась она, переполненная обидой, которая могла перерасти в долгую ненависть и неприятие к родственнику.

— Нет, Беатрис. Я буду жить с тем, что произошло. Нам нужно вместе это преодолеть, чтобы не разрушать кровных уз.

Как не пытался Крононби найти компромисс и утешить её, но момент совсем не подходил для дипломатии.

Казалось, лицо внучатой племянницы светилось проклятьем.

— Разве возможны между нами какие-либо отношения? — с тихим отчаянием произнесла она.

— Беатрис, обещаю тебе, что я сделаю всё, чтобы выяснить подлинные обстоятельства дела, — тоном покаяния выговорил Крононби, чувствуя, однако, каким жалким он выглядел, из-за того, что она не верила в его искренность, к которой он редко прибегал в качестве убеждения.

Она задержала на нём уничтожающий взгляд, поднялась и, не проронив ни слова, покинула кабинет.

Визант снял номер в отеле, по соседству от корпуса того же отеля, где отдыхала Вера, в болгарском курортном местечке Албена, недалеко от моря, имея возможность даже наблюдать за её окнами. Её заверил, что проживал в частном доме. По каким бы причинам она не совершила тот поступок, под сильным ли давлением, или из личной мести, Визант не принимал этого, хотя и пытался оправдать, надеясь на её раскаяние.

Однако даже и намёка на это не ощущалось — только непреступная замкнутость и злорадство, смешанное с претенциозностью и обидой. Пора была расстаться, но прежде он должен был выполнить обещание помочь ей покинуть Европу, где их обоих мог разыскивать Интерпол, поскольку у британской спецслужбы имелись улики их свидетельства или даже соучастия в гибели Спирина.

На очередной встрече она выглядела депрессивной, с бледным, как воск лицом, с впавшими глазами, с приевшейся привычкой часто курить.

— Я сделаю тебе несколько паспортов. Лучше бы тебе возвратиться в Россию, — посоветовал он, когда они заняли столик в открытом кафе, на бодрящем воздухе, в этот мёртвый сезон, с его блёклыми, но не менее великолепными пейзажами, не замусоленными толпами туристов.

Она недовольно вздёрнула бровями.

— Что там делать? Говорят, что гэбуха злопамятна, а в их глазах, быть может я вообще предатель.

— Тебя могут объявить в международный розыск.

Её взгляд озлобленно вспыхнул.

— Также как и тебя.

— У меня есть прикрытие. Но тебя я не смогу опекать.

Она ядовито ухмыльнулась.

— Разумеется. Ты — свой. А я расходный материал. Но вы сделали из меня жертву.

— Если я убиваю, то, как солдат на войне, а не из корысти, или личных мотивов. Но дело даже не в этом.

— А в чём? — нервно воскликнула она, выпучив на него свой взгляд.

— В том, что я не доверяю тебе, — прорвалось у Византа.

— Да ты чистоплюй, или даже подлец, — злобно воскликнула она.

Неравнодушие к слабым и падшим не позволяло Византу тут же покинуть её в таком отчаянном состоянии. Он молчал.

— Мне ничего от тебя не нужно, — продолжила она, смягчив тон. — Моя жизнь не имеет перспектив. По мне, уж лучше быть объектом преследования, чем мегерой увядающей от неудач. Угрызение совести и раскаяние — слишком скучное занятие. Мне всё же жаль Спирина, в чём-то он был моим учителем.