— Вам кого, гражданин? — приблизившись к Бахтиарову, спросила она звучным приятным голосом.
— Ольгу Федосеевну Касимову, — повторил Бахтиаров.
Женщина нахмурилась и, глядя в сторону, сказала:
— Пройдемте со мной.
Они вышли в сад. Бахтиаров оглянулся. Черноглазая девушка осталась на крыльце и по-прежнему испуганно смотрела им вслед. Бахтиаров послушно шагал за женщиной. Наконец она остановилась, убирая руки в карманы халата, спросила:
— А вы кто будете Касимовой?
— Близкий знакомый… Здорова ли Ольга Федосеевна?
Женщина, словно больного, взяла Бахтиарова за руку и молча повела по дорожке, мимо белых скамеек. Только пройдя несколько шагов, она сказала:
— Я старшая сестра, Нина Ивановна Улусова.
— Очень приятно. Но что случилось?
Справа за деревьями послышались голоса, донесся чей-то смех. Когда все стихло, Нина Ивановна, отвернувшись, с заметным усилием проговорила:
— Она умерла…
— Умерла?!
— Да. Все случилось пять, может быть, семь часов назад в одной из дальних аллей нашего парка… Сядем, — перестав смотреть в сторону, мягко сказала она.
Они сели. Возникло напряженное молчание.
— Скоро ночь, — проведя рукой по волосам, рассеянно проговорил Бахтиаров, все еще не придя в себя от неприятной новости.
— Да, — тихо сказала Нина Ивановна. — Через час наступит полный покой…
Помолчав, добавила:
— Вам рассказать о ней?
— Пожалуйста, Нина Ивановна, — поспешно отозвался он.
Прежде чем заговорить, она посмотрела на свои узкие руки с тонкими пальцами и спрятала их в карманы халата. Рассказывала она подробно. Слушая ее, Бахтиаров ясно представил себе жизнь Касимовой в санатории. Он отметил про себя, что рассказчица обладает острой наблюдательностью, а это качество он всегда высоко ценил в человеке.
— Труп в аллее, как я уже говорила, обнаружила группа отдыхающих. По телефону вызвали из города милицию, эксперта. Умершую и ее вещи переправили в город. — Снова помолчав, Нина Ивановна вздохнула и сказала: — Утром она чувствовала себя прекрасно, была обрадована неожиданным приездом дочери…
— Приездом дочери! — воскликнул изумленный Бахтиаров. — Где она сейчас?
— Не знаю. Побыла недолго и уехала.
При всем уважении к Касимовой Бахтиаров уже не мог думать о ее смерти, а весь был во власти другой, более значимой для него новости — Жаворонкова побывала здесь!
— Расскажите о их встрече, — хмурясь, сказал Бахтиаров.
Видя ее замешательство, прибавил тихо:
— Поймите, мне это очень важно знать… Извините! Я не представился вам.
Он показал Нине Ивановне свое служебное удостоверение. Она внимательно посмотрела документ и спросила:
— Вы действительно близкий семьи Касимовой или это было сказано… просто так?
— Действительно. Я вам скажу больше: дочь Касимовой до недавнего времени была моей невестой, — признался Бахтиаров, чувствуя расположение к старшей сестре санатория.
— Вот как! Что же вас еще интересует?
— Простите, я сказал: их встреча. Конечно, если знаете…
— Очень немного, почти ничего, — быстро ответила Нина Ивановна. — Когда утром дочь приехала на городском такси, Касимова была поблизости от ворот. Я застала момент их встречи. Приезд дочери для Касимовой был приятной неожиданностью. Что-нибудь около часа они провели вместе, о чем-то разговаривая на скамейке у клумбы с желтыми георгинами. В палату дочь не ходила. Потом Касимова проводила машину до ворот санатория и долго стояла, помахивая вслед шарфом. После Касимова мне говорила: дочь приезжала в Н-ск по каким-то неотложным делам… Вот и все.
Бахтиаров зажег карманный фонарик и достал из бумажника фотокарточку Жаворонковой.
— Она?
Нина Ивановна склонилась над снимком и, не задумываясь, ответила:
— Да, это она…
Погасив фонарик и спрятав фотокарточку, Бахтиаров тихо сказал:
— Она приемная дочь Ольги Федосеевны. Но это не имеет значения. Они — как кровные родные!
— Я знаю, правда, без подробностей…
— Вы не обратили внимания на душевное состояние дочери?
— Она мне показалась спокойной…
Бахтиаров молчал. Нина Ивановна спросила:
— Как вы будете выбираться отсюда? Автобус придет только в одиннадцать утра…
Бахтиаров пожал плечами.
— Ночью у меня дежурство. Можете воспользоваться моей комнатой, — предложила она.
— А это удобно?
— Конечно.
Бахтиаров проснулся в шестом часу утра. Комната, в которой он лежал на диване под накрахмаленной, пахнувшей какими-то приятными духами простыней, была чистой и уютной. Через тюлевую занавеску проникали солнечные лучи, и белая стена в углу и белый абажур лампы на маленьком письменном столе казались розовыми и узорчатыми. У противоположной стены, закрытой большим ковром бордового цвета, стояла кровать, покрытая желтым покрывалом. В центре ковра, в овальной бронзовой раме, висел портрет улыбающегося мальчика трех или четырех лет, очень похожего на Нину Ивановну.
«Ее сын», — решил Бахтиаров.
Едва он успел умыться, накинуть на себя пиджак, как в дверь комнаты раздался осторожный стук.
Вошла Нина Ивановна.
— Вы рано поднялись. Как спалось? — спросила она.
— Чудесно!
Вчерашней бледности на лице Нины Ивановны уже не было. Легкий приятный загар, покрывавший ее лицо и шею, гармонировал с естественной яркостью губ. Только карие глаза смотрели с заметной тревогой.
— Как прошло ваше дежурство? — спросил Бахтиаров.
— Оно еще не кончилось, — ответила Нина Ивановна, — но в этом отношении все хорошо. Я по другому вопросу. Вскрылось такое, что я поспешила к вам, Вадим Николаевич.
— Что случилось?
Нина Ивановна, не ответив, вышла за дверь и тут же возвратилась со знакомой уже Бахтиарову черноволосой девушкой. Теперь девушка казалась испуганной еще больше.
— Это санитарка Катя Репина из того корпуса, в котором жила Касимова, — сказала Нина Ивановна, подталкивая вперед смущающуюся девушку. — Ночью она мне рассказала… Говори, Катя.
Катя подняла заплаканные глаза, внимательно, сквозь слезы посмотрела на Бахтиарова, вздохнула и тихим голосом проговорила:
— Самое досадное, что я поступила как круглая дурочка.
Катя помедлила еще немного и заговорила негромко:
— Вчера, в третьем часу дня, когда все отдыхающие были на прогулке, я обходила палаты. В восьмой палате застала постороннего мужчину. Он стоял на коленях возле койки Касимовой и рылся в чемодане. Я испугалась, но все же спросила, что ему нужно. Поднявшись, этот человек засмеялся и шагнул ко мне. Я хотела бежать вон, а ноги не слушались. Тут он оттеснил меня от двери и, сказав, что прислан министерством проверять условия жизни в санатории, сфотографировал похожим на зажигалку аппаратом. Объяснил, что моя фотокарточка будет показана министру. Когда я осталась одна в палате, то закрыла чемодан и задвинула его под койку. Только тут бросилась из палаты, чувствуя неладное. Мужчины нигде не было. Добежав до шестого корпуса, свернула к клубу и увидела его рядом с Касимовой. Они шли в парк через мостик над ручьем. Я сразу успокоилась и вернулась… А узнала о смерти Касимовой, места себе не находила…
— Может быть, мужчина был с какой-нибудь другой женщиной, а вы ее приняли за Касимову? — спросил Бахтиаров.
— Это была Касимова, — уверенно ответила Катя. — На ее плечи был накинут ярко-зеленый газовый шарф, а такого ни у одной женщины в санатории нет. Она говорила, что шарф этот привезла с фестиваля из Москвы ее дочь…
— Когда ее нашли мертвой, — вставила Нина Ивановна, — зеленый шарф был на ней.
Бахтиаров кивнул. Он знал об этом подарке Жаворонковой.
— А вы уверены, Катя, что с Касимовой к парку шел именно тот, которого вы застали в палате?
— Уверена, — коротко ответила Катя.
— Обрисуйте его внешность, как одет?
Катя некоторое время смотрела на окно, губы ее при этом шевелились, будто она произносила одной ей слышные слова. Потом, прямо взглянув на Бахтиарова, ответила: