Что ж, деваться некуда — выдаю домашнюю заготовку. Такого он видеть не мог. Этому меня ещё в ДЮСШ[19] научили. Выпад левой больше напоминает укол рапирой. Наносится немного сверху вниз с полушагом вперед. Позволяет с дальней дистанции шлепнуть по носу противника, имеющего значительное преимущество в росте. Опасный трюк: чуть «зевнёшь» — и свалят кроссом на противоходе, но пару раз может пройти… Шлепок, ещё шлепок.

На долю секунды звездное небо закрывает обзор. Да, хорошо он меня достал. Но достал — не свалил, а счет-то в мою пользу. И продолжает увеличиваться. А вот теперь, когда Ильяс почувствовал, что дальняя дистанция — не его вотчина, поработаем на средней. Гм… Он не против размена [20]. Сколько там осталось? Меньше полминуты. Тогда — поехали!

Мы стояли неподвижно в центре ринга и беспрерывно наносили удары. Но все они встречали перчатки противника. Изматывающая процедура, если не уследить за временем. Гонг.

Этот раунд мой. С разрывом в три очка или чуть больше.

А теперь дышать. Это самое сейчас главное: дышать и думать. Вторую трёхминутку я надеялся «вытащить» передней рукой. Нормальный ход для скрытого левши! О чём, кстати, здесь мало кто догадывается…

Гонг. Ильяс рванул вперед со скоростью мечтающего о рекорде спринтера. Очки этот парень считает не хуже меня. Знает, что проигрывает, и готов к реваншу. Теперь он уже не бережёт силы. Работает сериями, постоянно меняя дистанции. Я обороняюсь, изредка переходя в контратаки. Но счет пока практически равный. Ильясу кажется, он нашел на меня управу. И не замечает, как, пытаясь измотать противника, устал сам. Значит, пора! Короткий кросс левой в корпус… Такими в свое время ронял соперников на ринг великий Ласло Папп[21]. Мухамедиев тут же потерял подвижность. Но добить его мне не удалось. Вяжет атаки Ильяс просто мастерски… Молодец! Хороший клинч — большая редкость в отечественном боксе! Только вот — раунд снова мой. Гонг…

На этот раз мы оба дышали, как два автомобильных насоса на соревнованиях по скоростной накачке шин. Перерыв пролетел незаметно.

Гонг. Третий раунд был одной большой мясорубкой. Поняв, что техническое преимущество на всех дистанциях за мной, Ильяс решил положиться на силу, выносливость и его величество случай. Обмен ударами шел все три минуты без перерыва. И всё это время он старался добиться перевеса в свою пользу. Я не уступал. Прозвучал заключительный удар гонга. Похоже, третий раунд закончился вничью…

Рефери собрал записки судей и вывел нас на середину ринга:

— В этом бою… — начал объявление Саркисян. — Победу одержал… — продолжил он, глядя на движения рефери. — Ильяс Мухамедиев!

Я скосил глаза направо, рука противника поднята вверх. Изумленно посмотрел на рефери, на Саркисяна, на бригаду судей. Мне показалось, или они удивлены ничуть не меньше?

Первое, что я сделал после боя, это переговорил с боковыми арбитрами. Оказалось, они дружно отдали победу мне[22]. Подошел с ними к Степану Арамаисовичу. Тот поднял записки. Там — трижды я. Бред! Сомнение разрешил подошедший рефери. Как выяснилось, он дальтоник. А поскольку цвета углов в его системе координат отсутствовали, мужик нас банально перепутал. Действительно, когда в одном углу ринга вы видите высокого блондина, в другом коренастого брюнета. И один из них Александр Серов, а другой Ильяс Мухамедиев, то кто «из ху»? Ну, так, навскидку?

В общем, когда наш не отличающий красное от синего рефери во всех трех записках прочитал «Серов», он поднял руку того, кто с его точки зрения, был этим «Серовым». А знающий нас в лицо Саркисян объявил победителя.

После долгих совещаний судейской коллегии геофак получил-таки желанную бронзу, а я — место в сборной. Но победный кубок и значок «Чемпион МГУ» уже успели вручить Ильясу. И решили так ему и оставить в память об этом курьезе. А мне пообещали выдать через неделю запасной комплект.

24

В просторном гулком холле Дворца спорта «Крылья Советов», несмотря на раннее утро, уже вовсю кипела жизнь. Шел приём заявок на участие в ежегодных соревнованиях по боксу СО[23] «Буревестник», неофициально чаще именуемых «Первенством московских ВУЗов». Одна за другой команды разных институтов проходили контрольное взвешивание. А мы продолжали стоять в стороне и ждать. Заявка наша осталась у тренера, а сам он… Должен был прибыть еще час назад.

Минуты текли за минутами. Вот уже, одевшись, покинули зал последние соперники. Вот и члены комиссии закончили увязывать документы в безликие серые папки. Вот уже и сами папки спрятались в пузатых кожаных портфелях…

— А можно, мы сначала взвесимся, а потом подадим заявку? — спросил капитан нашей команды Ришат Исмаилов в надежде выиграть еще несколько минут драгоценного времени.

Члены комиссии переглянулись. Им было нас жалко.

— Ладно, взвешивайтесь, — пошептавшись с коллегами, разрешил председатель. — Но через десять минут мы уходим. Официально прием заявок закончился больше получаса назад. Комиссия итак идет вам навстречу.

Ришат выложил на стол тетрадный листок со списком, студенческие билеты и паспорта. Мы разделись и по команде председателя стали сменять друг друга на контрольных весах. Двигались медленно, постоянно держа в поле зрения входную дверь. Но чуда, увы, не произошло.

— Всё, время! — посмотрев в очередной раз на часы, сказал председатель. Он вернул тетрадный листок Ришату, и высокая комиссия удалилась.

Когда еще через двадцать минут в помещение ввалился взмыленный Саркисян, кроме нас там уже никого не осталось.

Волосы Степана Арамаисовича были всклокочены, щеки покрыты седоватой щетиной. Из бокового кармана дубленки свисал клетчатый шарф. Картину дополнял воротник пижамы, высовывающийся из расстегнутого ворота олимпийки.

— Где они? — спросил у нас тренер срывающимся хриплым шепотом.

— Там, — махнул рукой Ришат.

И Саркисян побежал в указанном направлении. Но это было уже лишь бесполезной тратой сил и нервов.

— Ну, и что такого особенного случилось? — утешал меня всю обратную дорогу Обаламус. — Подумаешь, тренер проспал — горе какое: «хариус» нам лишний раз не начистят! Это же не последний турнир, будут и другие.

Но неприятности на этом не кончились. Саркисяна за тот случай уволили. Нового тренера пока не нашли, и вся наша команда «повисла в воздухе».

А через неделю, во время утренней пробежки я вдруг почувствовал, что, несмотря на зимний холод, как-то очень жарко внутри становится, прямо — горю весь. Будто вместо крови жидкий огонь потёк по жилам…

— Температура критическая! — вопит из пылающей головы Обаламус. — Понижай срочно, пока у нас мозги не спеклись!

Хорошо, хоть зима настоящая наступила. Со снегом и холодами. Быстро сбрасываю кроссовки, спортивный костюм и прыгаю лицом в сугроб. Та сторона, что в снегу, чувствует приятную прохладу, Но вторая-то — продолжает плавиться от жары. Переворачиваюсь на спину. Теперь спине хорошо, зато грудь и живот изнутри припекает. Голову я постоянно снегом тру, хватая его руками. Потом соображаю, что, лёжа на спине, можно снегу на живот набросать. Так стало гораздо лучше. Вот только люди начали собираться. Пальцами у виска крутить. Оно и понятно: лежит в сугробе парень в одних трусах и снегом растирается…

— Ну, и чего сбежались? Цирк вам здесь, что ли? — говорю я им со всем возможным спокойствием. — Не видели ни разу, бедняги, как «моржи» тренируются?

Минут через десять жар прошел. И стал я трясти Обаламуса. Он дважды что-то в организме менял! Может, намудрил там где? Но пришелец ответил, что сам удивлен. Уж от его-то действий, мол, ничего подобного случиться не могло.

Пришлось в университетскую клинику с этим обращаться. А там сразу на анализ крови направили. И он показал такое, что врачи за голову схватились. Оказалось, что «гормоны у меня зашкаливают» и с такими анализами «шахматами заниматься, и то слишком большая нагрузка». Выдали таблеток каких-то упаковку и освобождение от занятий сразу на две недели.