Вслед за ними пришел и Клозе, а за Клозе в каюте появился матрос с подносом, уставленным бутылками шампанского и бокалами. Начался импровизированный банкет.

Первый тост провозгласил адмирал, поздравив Казимира, Вилкса и Клозе с успехом этой тщательно подготовленной операции. По тому, как подобострастно относился к адмиралу Большой Джон, было понятно, что разведка частенько пользовалась услугами морского подразделения, которым адмирал командовал. Да и Майк выказывал адмиралу особое почтение. Столь же почтительно произнес свой тост и Клозе.

Клозе не преминул напомнить, что в борьбе против коммунизма усилия «свободного мира» должны быть объединены. Подняв бокал, он довольно долго распространялся о своих заслугах в прошлой войне, когда защищал с оружием в руках «западную демократию». Адмирал поглядывал скучающе, но тост принял. Зато новоявленного Казимира он разглядывал с большим любопытством, хотя и не расспрашивал ни о чем. По-видимому, он знал, что секреты разведки не подлежат оглашению.

Но Лидумс постарался удовлетворить любопытство высоких посетителей. Отвечая на приветствия, он сообщил, что является посланцем известного латышского патриота Будриса, что все участники группы Будриса прилагают свои силы, способности и знания для того, чтобы латышский народ был счастлив, и готовы отдать ради этого даже свои жизни. Адмирал восторженно пожал руки Казимиру и Вилксу, а заодно и Клозе, который, кажется, был доволен этим больше всех.

Выпили еще по бокалу, после чего Майк сказал, что гостей ждет машина.

Адмирал остался на катере, а Большой Джон, Майк, Лидумс и Вилкс вышли на пирс.

Машина ринулась в темноту.

По дорожным сигналам Лидумс понял, что она пошла на Киль.

В Киле машина остановилась в каком-то глухом переулке, где стояла с потушенными фарами другая. Майк попросил всех пересесть, и они поехали дальше в направлении Гамбурга.

Среди ночи въехали в Гамбург.

Лидумс, сидевший у окна, пытался определить улицы, по которым их везли. Город был пуст, только рекламные огни пылали, словно топки в черном пространстве, ночи. Кое-где стояли полицейские, да ночные девушки еще пытались ловить одиноких прохожих. Но вот машина свернула на аллею Бебеля и вдруг остановилась.

Лидумс не заметил номера дома. Но у ворот, хотя была уже поздняя ночь, их ждали. Видно, прибытие посланцев Будриса было большим событием, потому что из подъезда тотчас же вышли два человека и подошли к остановившейся машине.

Один из них предупредительно распахнул дверцу с той стороны, где сидел Лидумс, второй помог выйти Вилксу. За Лидумсом и Вилксом вышли Майк и Большой Джон. Машина тотчас же отошла.

Встречающие словно пленили Лидумса. Сначала они оказался в объятиях невысокого человека, который радостно чмокнул его прямо в губы, потом отступил немного, вглядываясь в его лицо, снова расцеловал и тогда лишь назвался:

— Силайс! Поздравляю вас с благополучным приездом.

Но тут его оттеснил другой, тоже поцеловал, взволнованно потряс руку, громко захохотал, похлопал в ладоши, воскликнул:

— Но как это здорово, как здорово! Украли! Украли из-под носа у большевиков! — и затем представился: — Жакявичус. Представитель литовской эмиграции! — говорил он по-латышски, но с большим акцентом. И опять пошутил: — Пожалуйте, господа, в ваш дом, и если вы соблаговолите, прошу пригласить нас в гости!

Лидумс попытался поднять выставленный из машины рюкзак, но Жакявичус широким церемонным жестом отстранил его, взял вещи сам. Силайс помог Вилксу, и все стали подниматься по широкой лестнице особняка на второй этаж.

Из прихожей, где сбросили плащи, пальто и шляпы, Силайс провел Вилкса и Лидумса в большую комнату с двумя постелями, письменным столом, широкими низкими креслами, и торжественно объявил:

— Это приготовлено для вас. Но прошу не задерживаться, в гостиной вас ожидают. Необходимо отметить ваше прибытие…

За комнатой, скрытая почти незаметной дверью, находилась отличная ванная комната. Лидумс предпочел бы растянуться в ванне, но Вилкс торопливо сказал:

— Это придется отложить! Нас ждут.

Лидумс чертыхнулся и, торопливо смыв дорожную пыль, вышел вместе с Вилксом в гостиную, где уже сидели знакомые гребцы весельной лодки, Силайс, Жакявичус, Большой Джон и с ним сутулый господин с пепельно-серыми волосами, с вытянутыми вперед, как у грызуна, верхними зубами, который представился как Малый Джон… У стены, в креслах, на стульях и на подоконниках устроились еще несколько человек англичан.

Опять пили шампанское. Жакявичус, насмешливо поблескивая глазами, объяснил, что коктейлей у них, слава богу, нет, этой дрянью угостят англичане, а у себя дома изгнанники могут еще жить по своим обычаям. Он тщательно откупоривал бутылки и собирал пробки в карман. Подмигнув Лидумсу, он сказал, что собирает пробки после каждой удачной операции.

— Тогда у вас должна быть гора пробок! — пошутил Лидумс.

— Не так уж часто случаются удачные операции! — вдруг с какой-то горечью сказал Жакявичус. — Это вам повезло, что вы имеете отличного руководителя группы…

В это мгновение в гостиную вошла дама. Она была высока, черноволоса, с зелеными большими глазами. Лидумс увидел, как эти зеленые глаза с интересом взглянули на него, и тотчас же в них зажегся огонек. Он встал, ожидая, когда его представят. Дама пошла прямо к нему, протягивая тонкую длинную руку.

Большой Джон назвал ее Норой, представил Казимира, выразительно шепнув Лидумсу, что Нора — личный секретарь начальника отдела разведки Маккибина. Нора шутливо прервала его шепот:

— Не сплетничайте, Джон! Я сама расскажу нашему гостю о себе.

Лидумс почтительно склонился к ее руке, призывая на помощь все свое знание английского. Ему очень хотелось понравиться Норе, он понимал, что от ее доклада своему хозяину будет зависеть многое. Кажется, его заявление о том, что он испытывает настоящее наслаждение оттого, что ему наконец-то представилась счастливая возможность встретить настоящую английскую леди, было вполне уместным. Нора немедленно завладела гостем, и теперь все присутствующие разговаривали как бы через нее. Впрочем, она и не давала говорить, засыпав гостя вопросами, на которые он не всегда находил ответы, так они были неожиданны.

— Чем они питаются в своих лесах? Как они могут жить без женщин? Что такое «бункер»? Вешают ли они пойманных «синих» или просто расстреливают? — кажется, ей очень хотелось, чтоб вешали!

Но когда Лидумс, разгоряченный и шампанским, и повышенным интересом Норы и других гостей к его личной жизни, начал рассказывать, как прощался с женой перед уходом к лесным братьям, как жена не хотела отпускать его, а потом смирилась и благословила на борьбу, он вдруг увидел, что из зеленых глаз Норы покатились крупные слезы. Такого эффекта он никак не ожидал и растерянно умолк, но Нора только нетерпеливо воскликнула:

— Продолжайте! Да продолжайте же!

И Лидумсу пришлось рассказать, как они — «лесные люди» — по восемь-десять месяцев не видят своих близких, как только по разрешению командира могут иногда появиться на тайной явке, где едва-едва удается поцеловать жену, боясь, что ее выследят и отправят в страшную Сибирь, и Нора все продолжала плакать, не пряча своих слез. Эта странная чувствительность, как и приметная чувственность, были так неподходящи для разведчицы, что он даже заподозрил, не разыгрывают ли его. Но тут он мельком взглянул на Силайса и поразился тому, какой злобный вид был у этого человека. Можно было подумать, что Силайс ненавидит Нору больше даже, чем тех людей, что вышвырнули его из Латвии. В чем же столкнулись интересы этих двух людей? Может быть, Нора — осведомитель самого полковника Маккибина — не очень лестно отзывается о Силайсе при начальнике? Или они не поделили какой-нибудь гонорар?

Он не так уж плохо знал «свободный мир». Ведь совсем еще недавно вся Латвия жила по этим же законам. Но такой волчьей злобы по отношению к единомышленнику и коллеге Лидумс еще не видывал.