глубокое горе. Народ от Него отвернется. Враги будут его бить, плевать на него, осмеивать, хулить — и распнут вместе с преступниками. Его одежду будут делить по жребию.

Незнакомец привел место из Книги Исаии, которое я раньше слышал, но никогда не

понимал: «Но Он изъязвлен был за грехи наши и мучим за беззакония наши; наказание мира

нашего было на Нем, и ранами Его мы исцелились. Все мы блуждали, как овцы, совратились

каждый на свою дорогу: и Господь возложил на Него грехи всех нас».

Сила ощутил, как снова подступают слезы.

— Пока этот незнакомец, голова которого была покрыта молитвенным покрывалом, 89

говорил, во мне все трепетало. Я знал, что каждое слово — истина. Сердце горело

уверенностью, что все это так. День клонился к вечеру, когда мы достигли Эммауса, и мы

попросили его остаться с нами. Он колебался, но мы с Клеопой стали настойчиво его

уговаривать.

Он вошел с нами и дом. Вместе мы сели за стол. Незнакомец взял хлеб, преломил и

протянул по куску. И тут я увидел Его руки и шрамы на запястьях. — Сила сморгнул, чтобы сдержать слезы. — Тогда я посмотрел на Него. Он откинул покров, и мы оба

увидели Его лицо. Впервые с того дня, когда Он сказал мне пойти и раздать все, что я

имел, бедным, я взглянул Ему в глаза, а потом… Он пропал.

— Как пропал?

— Он исчез.

Все зашептались.

— И что же ты увидел в глазах Иисуса, Сила? — тихо проговорила Диана.

Он посмотрел на нее.

— Любовь. Надежду. Исполнение всех обетований, о которых читал в Писании. Увидел

возможность изменить образ мыслей и последовать за Христом. Увидел свою единственную

надежду на спасение.

— А все твои деньги, дома, земли? — спросил Урбан.

— Я стал вкладывать свое имение: распродавал его по частям, по мере необходимости, — чтобы покрыть нужды церкви. Пища, жилье, проезд на корабле, снаряжение в дорогу — все, что требовалось. Последние остатки семейных владений продал, когда Петр попросил

отправиться с ним в Рим.

— Ты отдал все свое богатство на распространение Слова о Христе! — улыбнулся

Епенет.

— Я получил гораздо больше, чем отдал. Меня принимали как дорогого гостя в сотнях

домов, и у меня был кров в каждом городе, где мне приходилось жить. — Сила обвел комнату

взглядом, останавливаясь на каждой паре глаз. — И братья и сестры, отцы и матери, и даже

дети — столько родных, что не сосчитать. — Он раскрыл ладони. — И вместе с этими

благословениями я обрел и желание моего сердца: уверенность, что буду вечно жить в

присутствии Божьем.

Он тихо рассмеялся, покачал головой.

— У меня не осталось в собственности ни динария, но сейчас я много богаче, чем когда

был почитаем всей Иудеей как богатый и знатный молодой начальник.

*

Только в поздний час завершилось собрание. Расходились кучками, не сразу, а через

промежутки времени, разными выходами, чтобы раствориться в городе, не будя подозрений.

Диане и Куриату пришлось уйти в числе первых. Кое-кто задержался.

— Написанное тобой будет передаваться из поколения в поколение, Сила.

Сила мог лишь уповать на то, что копии писем Петра и Павла будут сохранены.

— Эти письма будут направлять вас…

— Нет, я говорю про твою историю.

Женщина отвернулась прежде, чем Сила успел открыть рот. Он остался стоять с

противным тошнотворным чувством внутри, а тем временем последние посетители исчезли в

ночи.

Рассказ одного-единственного человека не дает полного представления о важных

событиях! Он всего лишь погрузился в собственные воспоминания, выразил свою точку

зрения. Позволил себе копаться в собственных переживаниях.

Сила не сопровождал Иисуса в те годы, когда Он проповедовал от Галилеи до

Иерусалима, не путешествовал с Ним ни в Самарию, ни в Финикию. Не был очевидцем

чудес. Не сидел у ног Иисуса. А когда Иисус прямо сказал, что ему нужно сделать, он

отказался!

90

Я пришел к вере поздно, Господи. Я медлил услышать, медлил увидеть, и, увы, медлил

послушаться!

Сила взял свиток и ушел в свою комнату. Что ценного в этом свитке, если он введет в

заблуждение кого-нибудь из Твоих детей? Он подбросил полено в огонь, разведенный в

жаровне Макомбо. Да будет это моя жертва Тебе, Господь. Моя жизнь. Вся, без остатка.

Все дела мои бывшие и будущие. Пусть дым от нее будет Тебе приятным благоуханием.

Зажги мое сердце новым огнем, Господи. Не дай провести остаток жизни в бесплодных

грезах!

— Что ты делаешь! — Епенет широкими шагами кинулся к нему через комнату.

Когда он попытался вытащить из пламени свиток, Сила перехватил его руку.

— Оставь!

— Ты потратил несколько недель на эту рукопись, а теперь сжигаешь ее? Почему?

— Ей будут придавать слишком большое значение. А я не хочу оставить после себя

ничего, что может увести детей от истины.

— Но ведь здесь все истина, разве нет? Все, что ты написал, до последнего слова!

— Да, как я ее видел. Но мы служим истине более великой, чем мои мысли, чувства или

переживания, Епенет. Она в других свитках — в тех, что я переписал для тебя. Петр и Павел

говорили слова Христовы, и эти слова останутся жить.

Он отпустил Епенета. Свиток быстро догорал.

— То, что написал я, сделало свое дело. Теперь это больше не нужно.

Епенет сверкнул на него глазами.

— Разве и ты не ученик Иисуса? Почему бы и тебе не записать то, что тебе известно, чтобы сохранить для будущих поколений?

— Потому что я не был очевидцем самых важных событий в жизни Иисуса. Я не ходил

с Ним по дорогам, не жил, не ел, не слушал все, что Он говорил с утра до вечера. Меня не

было рядом с Ним, когда Он шел по воде или воскресил сына вдовы. Л Петр был.

— Павел не был!

— Не был. Но Павел — избранный сосуд Христов, который был призван возвестить Его

слово народам и царям, и сынам Израиля. И Господь дал тому подтверждение, когда говорил

к Анании и когда открыл это мне.

— Иисус призвал и тебя, Сила. Ты тоже Божий пророк!

— Он призвал меня — отрешиться от того, что для меня было дороже Бога, вернуть

Тому, от Кого это все на самом деле. Господь посылал мне Слово, чтобы я мог поддерживать

Петра и Павла в труде, к которому были призваны они. Иисус призвал тебя, друг мой.

Призвал Урбана, Патробаса, Диану, Куриата. Призовет тысячи других. Но ни мы с тобой, ни

остальные — не напишем ничего такого, что выдержит испытание временем, как

богодухновенное Слово.

Лицо Епенета все еще пылало.

— Церкви нужно знать свою историю, а ты ее сжег!

Сила усмехнулся.

— Друг мой Епенет, я всего лишь книжник. Я записываю чужие слова и иногда

помогаю людям лучше изложить то, что они хотят сказать. Я помогал Павлу, потому что он

плохо видел. Петру — потому что он не умел писать ни по-гречески, ни по-латыни. — Он

качнул головой. — Только раз я написал письмо сам, и то лишь потому, что так мне было

велено. И слова дал мне Дух Святой. Это подтвердил Павел.

— Но верующие хотят слышать обо всем, что произошло от рождения Иисуса до

вознесения!

— И Бог призовет кого-нибудь написать об этом. Но я — не историк, Епенет!

Бог знает, кто это будет. Это нередко обсуждалось Иерусалимским советом. Может

быть, врач Лука. Он беседовал со знавшими Иисуса и постоянно записывал заметки. В Ефесе

он провел много дней с Марией, матерью Иисуса, и Иоанном, который был Иисусу как

младший брат. Лука сопровождал Павла дольше и дальше, чем Сила, и был человек ученый, 91

глубоко преданный истине. А может, Иоанн Марк когда-нибудь закончит то, что

вознамерился после первого своего возвращения в Иерусалим.

Сила с уверенностью кивнул головой.

— Бог призовет нужного человека, чтобы изложить факты.