признался, что повинен в крови: караулил одежды побивавших Стефана камнями и люто

преследовал прочих последователей Христа, даже отправился в Дамаск, чтобы привести

тамошних христиан в Иерусалим для наказания.

— И вот, в пути, когда я уже приближался к Дамаску, около полудня, вдруг осиял меня

великий свет с неба. Я пал на землю и услышал голос: «Савл, Савл, что ты гонишь Меня?»

Толпа напряженно слушала, пока он не рассказал, как Бог призвал его нести слово о

Христе язычникам. И тогда вновь мгновенно разгорелась злоба.

Люди в негодовании рвали на себе одежды и вздымали пыль.

— Стереть такого с лица земли!

— Убить его!

— Он не должен жить!

Друзья схватили меня и притянули к стене, на наших глазах толпа ринулась наверх, в

крепость, чтобы достать Павла. Командир громко отдал приказ. Воины сдвинули щиты.

Люди хлынули назад, сбивая друг друга с ног. Иные падали, и их топтали те, кто продолжал

напирать сзади. Крик сделался оглушительным. Лица побагровели и исказились от ярости.

По приказу командира Павла втащили в крепость. Решетки замкнулись.

Я бросился за Лукой. Когда мы вернулись к римской крепости, толпа уже разошлась. Я

потребовал командира и известил его, что Павел — гражданин Рима. Нас провели к нему.

Павел сидел, привалившись к стене, сильно избитый. Рот у него был порван и

69

кровоточил.

— Во всяком случае, я избежал бичевания.

Лука осмотрел его раны. Я осторожно положил руку ему на плечо и заметил, что даже

это прикосновение причинило ему боль.

— Все молятся.

Я принес с собой хлеба, миндаля, виноградных лепешек, вина, разбавленного водой.

По щекам Павла потекли слезы. Плечи поникли.

— Если бы только они послушали!

— Они слушали — какое-то время, — мягко заметил Лука.

— Господь дает им возможности день за днем, Павел. Мы будем продолжать молиться

и говорить всякий раз, как только представится случай. В Иерусалиме остается много

последователей Христа, не один Анания со своей кликой владеет городом.

Лука покачал головой.

— Павел, опухоль скоро спадет. Но зрение могло ухудшиться от ударов.

Стражник объявил, что нам пора уходить.

Павел вздохнул.

— Может, хоть римская стража будет слушать.

Я не мог сдержать улыбку.

Тысяченачальник доставил Павла в синедрион, и мы слышали, как Павел внес раскол в

ряды совета, заявив, что его судят за веру в воскресение мертвых. Спор между фарисеями и

саддукеями так накалился и вышел из-под контроля, что римские воины опять взяли Павла

под охрану и вернули в крепость.

Я знал, что этим все не кончится. Город бурлил. Ходили слухи, что на жизнь Павла

замышляется покушение. Я молился, не переставая.

Господь напомнил мне, что другу моему суждено очутиться в Риме.

Когда я явился сказать ему об этом, мне преградил путь римский стражник.

— Его здесь нет.

— Куда его повели?

Стражник отказался отвечать.

Я пошел к сестре Павла. Она виделась с ним. Сын ее — тоже.

— Я слышал, как несколько человек сговаривались в храме, — рассказал мне мальчик.

— Они собирались вместе с другими убить дядю. Клялись, что не будут ни есть, ни пить, пока не увидят его мертвым. Их сорок человек, Сила! Я предупредил Павла, а он велел мне

рассказать обо всем главному начальнику.

Путем расспросов нам вскоре удалось установить, что этой ночью из Иерусалима

вышли две сотни пеших воинов под командой двух центурионов.

— У меня есть друг среди солдат, — сообщил один брат. — И он говорит, что их

сопровождали семьдесят всадников и две сотни копьеносцев.

— А Павел?

— Он точно не знает, но они вели какого-то узника в цепях к римскому прокуратору в

Кесарию.

Я усмехнулся. Даже римское войско покоряется Божьей воле и охраняет избранного

Божьего слугу!

Лука без промедления отбыл в Кесарию, меня же срочные дела, одно за другим, удерживали в Иерусалиме.

— Первосвященник отправился в Кесарию, — известил меня Иаков. — И взял с собой

Тертулла.

— Может, Тертулл и славится умением жонглировать иудейским законом и римским

нравом, только даже все адские силы, вместе взятые, не смогут помешать Божьему замыслу

относительно Павла осуществиться.

70

*

Лука писал мне, и я постоянно держал Совет в курсе состояния Павла, телесного и

духовного. К тому времени, как мне представилась возможность повидать его, Анания, иудейский первосвященник, и Тертулл давно уже потерпели неудачу в своих попытках

убедить прокуратора Феликса выдать им Павла. Полагаю, что на самом деле Феликс нашел

некоторую приятность в том, чтобы отказать им. Сам он был вольноотпущенником

императора Клавдия, притом снедаемым честолюбием. Он женился на Друзилле, правнучке

печально известного Ирода Великого, посчитав, что такой союз поможет ему снискать

расположение евреев. У него ничего не вышло. Иудеи ненавидят потомков Ирода за их

идумейскую кровь. Его женитьба лишь сделала ее еще более нечистой.

Павел выглядел неплохо, но я понимал, что он досадует на свое положение, позволявшее проповедовать лишь немногим.

— Ах, Сила, ты мой друг — и ты меня знаешь. Павел приветственно схватил меня за

руки, очень довольный, что я принес ему письменные принадлежности. — Мне нужно

ответить на дюжину писем — а было нечем.

— Что-нибудь указывает на планы прокуратора в отношении тебя?

— Ничего. Он вызывает меня, и я беседую с ним об Иисусе. Живу в надежде, что

он послушает.

Я провел в Кесарии несколько недель, написал письма под диктовку Павла и вернулся в

Иерусалим. В следующий раз я посетил его после Пасхи и застал в крайнем раздражении.

— Прокуратор мной развлекается! — Он метался по комнате, снедаемый нетерпением.

— Надеется, что я захочу его подкупить. Пусть не мечтает! Даже будь у меня деньги, я не дал

бы ему ни монеты!

Сердце прокуратора Феликса оказалось каменным.

— Почему Бог держит меня здесь?

— Может быть, чтобы очистить тебя и подготовить к встрече и разговору с тем, кто

гораздо выше прокуратора: с самим кесарем.

Он все время молился — не за себя, а за основанные им церкви. Я не знаю другого

человека, который так хорошо помнил бы имена — сотни имен — и обстоятельства

спасения каждого. Любовь его росла, и ее не могли удержать каменные стены. Она

преодолевала их на крыльях молитвы. Он писал бесчисленное множество писем, некоторые предназначались мне, хотя у меня и не сохранились: одни были переданы

дальше, другие — сожжены врагами. Те, что со мной — останутся жить. Я сделал с них

списки, чтобы оставить после себя. Павел слал слова от Господа, советы и наставления

собраниям верующих, сражающихся с дьяволом, который не перестает рыскать в

поисках жертв. Мы должны уповать на Господа, Его Слово и могущество силы Его, чтобы победить и выстоять до конца.

Я ожидал перемен, когда Рим отозвал Феликса. В Иудее ты либо сделаешь карьеру, либо испортишь ее на всю оставшуюся жизнь. Третьего не дано. Позже, уже в Риме, мне

привелось услышать, что Феликс был с позором выслан из столицы — на мой взгляд, вполне

подходящая участь для человека, державшего Павла в заключении только лишь затем, чтобы

угодить его врагам. Может быть, ссылка смягчит сердце Феликса.

Прокуратором стал Порций Фест. Явившись в Иерусалим, он был встречен

первосвященниками и знатными жителями Иерусалима. Те не забыли Павла и просили

прокуратора перевести его в город для суда. Фест не поддался на их требования. Он

стремился угодить иудеям ради сохранения мира, но в то же время крепко держал власть в

своих руках. Фест велел иудеям, чтобы они, если имеют что-то против Павла, явились в

Кесарию и предъявили ему обвинение перед римским судом.