Что делать? Не сокращать молодую мамашу, у которой и стажу ещё кот наплакал. Стал пенсионером. Вроде, какая-то радость сперва была. Но иногда приходил на работу, рефлекс срабатывал, как у собачонки Павлова академика.

Огород копаю, яблони сажаю, на рыбалку с внуками бегаю, но не чувствую радости. Отработанный материал, который нужно государству как-то содержать. Вот чем и кем себя чувствую. Хотя один товарищ сказал вчера, что на пенсии он только по-настоящему жить начал. Никто не командует, не посылает в командировки, не требует отчёта, не унижает, срывая негодование. «Теперь я сам себе голова. Что приказал, то и на „отлично“, не откладывая в долгий сундук, сделал». С одной стороны это радостно быть свободным, а с другой стороны привычка быть нужным гражданином осталась, как аппендицит. Получается, что радость у свободы с горчинкой. Можно чувствовать себя нужным и внукам, но как это сделать, если простого велосипедика не можешь купить сразу, приходится год откладывать.

Пытался внуков учить фотокарточки делать, видеофильмы снимать, рассказы и повести писать. А это их не волнует и не «торкает». Опыт передать некому. Как так дальше жить? Тяжко. Кружок хотел открыть в Доме детского творчества, но не хотят дети учиться, ни фотосъёмкам, ни азам журналистики. Не греет это их, не нравится детворе такая учёба. Что им нравится? Узнал. Нравится им играть в разные компьютерные игры. Можно порадоваться, как техника скакнула, но грустно, что читать ничего не хотят ребятишечки. От телевизора оторвать невозможно. Телек родней деда стал.

«Друг человека»

Вы слышали? Конечно, полагаю, слышали, не могли не слышать эту хамскую издёвку. Кто же, думаю, этот человек, которому женщина друг? Кто он, позвольте спросить, дорогие подруги и невесты? Сильный пол? Сильный пол, сильный пол. Когда это было? Фантастика ненаучная. Сами придумали, сами себя убеждают. Сильный пол — женский. Все слова хорошие — женского рода. Любое возьми. Зарплата. Крошечная. Родина. Богатая. Тянут, потянут, а растащить не могут. Любимые реформаторы, тянувшие к коммунизму народ, поволокли его к капитализму. Что делать народу? Его волокут на верёвочке, а он и для приличия не хочет, родименький, сопротивляться. Лень.

Вот уже на полках даже в деревне есть всё, а в кармане у большинства — блоха задушилась на аркане по причине боязни пустоты. И украсть нечего на работе. Прошли времена, когда в кармане можно с завода детали носить, в сумке можно стройматериалы доставлять к своему дачному объекту. Нефтегазовые скважины приватизировали, заводы передали кому нужно. Можно приватизировать кресло в аптеке, крыльцо в роддоме. При таких пособиях матерям и зарплатах мужчинам рожают нынче с горя или поневоле. Мой-то помнится в первую ночь шепчет, чтоб гости не услышали, дескать, дозвольте Аннушка долг отдать.

— Какой?

— Супружеский, — едва слышно выдыхает юный муж.

Такое хорошее мероприятие назвали долгом. Повинностью. Служба родине была священной обязанностью. Откуда в такой стране будет население расти? Каким образом станет увеличиваться молодое поколение? Ведь наши хлопцы отлынивают от супружеского ложа, как от службы в армейских рядах. Переползая порог семейного гнезда, укладывается на половичок у кошачьей миски большинство мужчин.

Что у вас не так? И далеко не так? Так вы, милая, счастливица. Вам завидуют во всех городах и сёлах. Что? Страдаем. Редкая вы, гармоничная. Не стану говорить об одиноких. У большинства семейных и муж есть, и вроде ещё тёплый, живой тоесть. И кушает стратегически прилично. Но моду взял. Как подходит время долги платить, так нарежется, а больше придуряется. Дверь не может открыть. В скважину замковую не может ключом попасть два часа и при ярком свете это. А в темноте? В темноте, когда лампочка на площадке вывернута заботливыми руками, он и ключ не вынимает. Сидит на коврике и ждёт своего часа.

Недавно спрашиваю у своего третьего красавца:

— Чего ты делаешь? Как же так?

— Не нравится? Инструкцию не читал. Академиев не кончал, мы в институте ядерной физики этот предмет, дорогая, не сдавали. Кто бы меня просветил? Я же учился, учился, учился. У меня два диплома красного цвета. Ты не требуй, а подскажи, научи, если у тебя кругозор обширный. Теоретически знаю, а практики не было. У тебя была, а у меня не было её.

У Гаврилыча — нашего сантехника из ЖЭКа шесть классов, а каков виртуоз. Сколько ему учительниц уроки давали, когда нечем было рассчитываться — зарплату задерживали по три года. Академию прошёл. Нас тоже не учили, как жить, одеваясь, питаясь, выплачивая коммунальные, на виртуальными деньгами. Из топора можно суп сварить и на второе обжарить, а как одной макарониной семью накормить? Умудряемся, подруги. Умудряемся, пальто пять раз перелицовывать. Умудряемся. Кредиты берём, чтобы шапку купить. А этот человек — чуть, что — из дома тащит. У него горе образовалось. Пусть бы у него желание образовалось жене сапоги купить, а детям учебники, себе автомашину приличную. Что он говорит?

— Не могу людей обманывать. Не умею себе обман прощать.

Объясняю, что теперь этот процесс бизнесом называется. Маму твою дурили, тебя обманывали.

— Как это.

— Так это. Мама твоя сорок лет резиновые сапоги не снимала ни зимой, ни летом, добывая молоко из колхозных коров, чтобы вас шестерых обуть и накормить. А что ей платят? Дядя твой — родимый за мешок овса сел на пять лет, так как был беспартийным. Выговор некуда заносить. Потом дядя сел за бычка, которого коровы в навоз втоптали, а ему приписали воровство в особо крупнорогатых размерах. Через десять лет скотный двор очищали бульдозером. Мумию быка обнаружили. На ушах пломбу рассмотрели. Дядю твоего выпустили. Заведующая фермой торговала фуражом, а твоему дяде подкинули пару мешков в бричку. Коняга привезла его домой пьяно-спящего, а участковый и народный контроль обнаружили «хищение». Опять посадили. Адвокат доказывал, что не мог твой дядя утром нагрести два мешка дроблёнки, так как ключи от склада были у других людей. Это неважно. Посадили. Когда твой дядя пошёл на пенсию, стаж трудовой у него был, но на другом производстве. Пенсию дали одинаковую, что маме, что дяде. Вот так всё подошло — рубль в рубль. У твоей маме сорок лет стажу, детей вырастила государству в подмогу шестерых. Сказали твоей маме в пенсионном отделе, что пенсия маленькая, потому что при советской власти получала мало. Она была передовиком молочного соревнования каждый год, получала премии каждый месяц, но их не приняли во внимание. Мама на свою зарплату могла в Москву на выставку сельского хозяйства на самолёте три раза слетать и два раза домой вернуться. А сейчас я — учительница могу только один раз съездить, и то в общем вагоне. Пенсионерка приехала вчера и сказала, что в Москве она получает от мэра доплату. Не верим. Не должно быть такого. Сплетни! Отдельные малоимущие граждане в чёрных халатах доплату получают, но, чтоб пенсионеры! Сказки.

Одно радует. У депутата нашего краевого, что в думу избрали, пенсия будет человеческая. Вот, девочки, кто друг человека. Депутат! Он давно не слуга. Вы видели в старое время в вокзалах, на отдельных дверках писали: «Комната для депутатов». А нынче у них самолёты, чтобы летать к электорату. Вот за кого нужно замуж выходить, а инженеров обегайте. Не приспособлены для семейного счастья.

Правильный выход

Всю свою учительскую жизнь провела среди детворы в городской школе. На пенсию, когда провожали, то подарили лопату и грабли, вилы и лейку. Долго думала, что граблить и лопатить на пятом этаже? Ничего не могла придумать. Решила переквалифицироваться из интеллигентки в крестьянки. Поменяла свой статус, сословие. Домик нашла в соседней деревушке, где у меня подруга работала, популяризируя среди населения второй закон Ньютона и пятый параграф Фарадея, а также правила правой и левой руки, которые не ведают, что творят, когда попадают с буравчиком в магнитное поле. Купила я шикарное поместье, хожу по огороду в тридцать соток, как мелкопоместная дворянка. Кусты малины и смородины секатором секачу. Яблони и груши от тли околачиваю веником.