- Обратите внимание, Александр Прохорович, – в полголоса сказал Собакин, указывая на церковные стены. – Здесь находятся  два замечательных настенных образа: Боголюбской Божией Матери и святого Иоанна Воина. В 1778-ом году во время пожара эти иконы остались невредимыми в то время, когда собор выгорел практически весь.

 «Не пойму я, верит он в Бога или нет? – думал Ипатов, семеня за своим начальником. – В сыскном говорят, что он человек тёмный, с бесами знается - они ему и помогают. А тут, подишь ты, вон как истово крестится, да к святыням прикладывается. Эдак, пожалуй, нарочно не сыграешь, да и зачем?».

  Сыщики подошли и приложились к чудотворной иконе – Страстной Божией Матери и только тогда пошли на левый клирос, где, как им сказали, находился отец Феогност.

 Это был невысокий, худенький и седенький священник с поразительно величавой осанкой и очень тихим напевным голосом. Дождавшись, пока архимандрит переговорит с какой-то Богом забытой древней старушонкой в тёплом, еще зимнем салопе и двух платках, сыщики подошли под благословение священника и объяснили, зачем пришли.

 - Господь вас привёл! – выслушав их, воскликнул монах. – У меня душа не на месте. Я ведь сейчас, на ночь глядя, думал к Арефьевым кого-нибудь посылать. Говорите скорее, какие новости об Анастасии Дмитриевне?

 - Всё то же. Известий нет. Мы ведь приступили к расследованию только сегодня. А вы что думаете о случившемся? Куда могла пропасть девушка? – спросил Собакин.

 Священник вздохнул и покачал головой.

 -  Я пребываю в недоумении! Если у вас есть ко мне конкретные вопросы - задавайте, а то у меня мысли сбиваются. Боюсь пустым разговором вам голову заморочить, а то и важное что упустить. Только, что же мы здесь-то стоим! – спохватился отец Феогност. - Милости прошу ко мне, угоститесь, чем Бог послал. Потрапезничаем вместе. Разносолов, правда, у нас нет. Монастырь наш не архиерейский, но Господь милостями своими, нас грешных, не оставляет – это главное.

 - С превеликим удовольствием, – с улыбкой ответил Собакин. – Почтём за честь.

 Сыщики еле поспевали за архимандритом. Батюшка шёл не по годам быстро, по пути благословляя подбегавших к нему насельниц обители и прихожан. Обошли сестринский корпус, покои настоятельницы, трапезный храм во имя Печерских угодников и уткнулись в маленький, уже заросший весенней травкой,  домик духовника монастыря. Хозяин распахнул низенькую дверь и пригласил гостей.

 Пропев «Христос воскресе» и благословив выставленные для ужина кушанья, священник просил, в первую очередь, отведать монастырских «блинцов». Они были тонкие, кружевные,  свернутые в треугольник и начинены до хруста зажаренным золотистым луком, морковью и грибами. На столе  радовали глаз крашеные яйца, горячая рассыпчатая картошка и жаренные в сметане молодые щуки. Нос щекотал пряный запах, выставленных в изобилии, солений: тут тебе и квашеная капуста с клюквой,  и огурцы с помидорами, и солёные грузди. На отдельном столике стояли кувшины с квасом и тёплым овсяным киселём. Там же для чаепития были приготовлены куличи, мёд и варенья. Степенная пожилая женщина внесла кипящий самовар и, поклонившись, молча, вышла.

 - Ну вот, теперь, без помех и поговорим, – сказал отец Феогност. – Ешьте на здоровье. Это всё очень здоровая пища. Сёстры  готовят её с молитвой.

 - Очень вкусно. А вы, отче, давно здесь подвизаетесь? – начал разговор Собакин.

 - Мой род здесь - с основания обители, с 1649-го года, когда царь Алексей Михайлович повелел привезти в Москву уже тогда почитаемый образ  Страстной Богородицы из вотчины князя Бориса Лыкова, что под Нижним Новгородом. Воля царя была исполнена. И, как водится на  Руси, на месте встречи чудотворной иконы был устроен монастырь. Тогда же Алексей Михайлович именным указом разрешил князю Борису, чтобы при его родовой иконе постоянно состоял кто-нибудь из лыковского рода. Тогда это был Алексий – младший сын князя. Поэтому-то и построен был при входе в обитель надвратный храм во имя Алексия – Божия человека. Так и пошло с тех пор: княжеский род бессменно определяет кого-нибудь из своих в этот монастырь служить Господу. Сейчас из Лыковых здесь я, – перекрестился архимандрит.

 - Сердечно рад нашему знакомству, – ответил Вильям Яковлевич. – А ведь наши с вами предки наверняка были знакомы в те далекие времена. Мой, был стольником при царе Алексее Михайловиче.

 - Отрадно слышать. Насколько я помню, из этого рода была и  Марфа Собакина – третья из жен Ивана Грозного?

 - Точно так, она нашего рода. Дочь среднего сына Степана Васильевича Собакина-старшего. До сих пор не могу понять, почему его всех трёх сыновей звали Василиями. При этом старшего называли Василием-большим Григорием, среднего – Василием-средним Богданом, а младшего – просто – Василием-младшим, - рассказал Вильям Яковлевич.

 - Действительно, чудно;, – кивнул Лыков.- Возможно, боялись, чтобы детей не «испортили», то есть не сглазили. Называли Василиями большими да малыми, а крестили другими именами и никому об этом не объявляли. 

 - Скажите, отец Феогност, на ваш взгляд, куда могла подеваться Анастасия Дмитриевна? – перевёл разговор Собакин.

 - Ума не приложу. Всё очень странно. Я полагаю, что надо объявлять в полицейский розыск. Не было у неё никого, кроме родных и жениха. Не было!

 - Но, её характеризуют, как достаточно взбалмошную девицу, способную на непредсказуемые поступки. Убегала же она раньше из дома!

 - Всё это вздор. Никому не верьте, дорогой мой. То – дело прошлое, несмышлёное, с кем не бывает. Увлеклась, напридумывала в голове того, чего и не было вовсе. Хорошо, что парень порядочный оказался – отправил её домой. Сейчас, это очень зрелая, в нравственном отношении, личность. Она полюбила искренне, горячо и, надеюсь, будет счастлива. Найдите её скорее. Это какое-то недоразумение. Может быть, она обиделась за что-то на домашних (такое с ней бывает) и спряталась у своей тетушки Анны Матвеевны или ещё у каких-нибудь своих родственников или знакомых.

 - Господин Арефьев сказал, что у Анны Матвеевны её нет – та сама в сильнейшем беспокойстве. Он же утверждает, что у девушки нет близких друзей и других родственников, кроме тех, кого вы знаете. Она же - сирота.

 - Да, я знаю. Раз так говорит Николай Матвеевич, значит всё так и есть. Я, признаться, никогда в беседах с Анастасией не входил в такие подробности, как выяснение её дружеских привязанностей. Мои отношения с духовными чадами строятся на  их добровольном  обсуждении их проблем. Это, если хотите, мой принцип. Священник должен быть готовым обсуждать те вопросы и проблемы, которые больше всего волнуют человека в данный момент. Надо дать верное направление жизненному пути  духовного чада и научить его самому  распознавать  и оценивать свои поступки. А все эти бытовые подробности мирской жизни ни к чему знать духовному лицу, тем паче – монаху. У некоторых дам ведь удержу нет – дай только рассказать про друга сердечного, да про подругу, и что случилось на охоте с её кузеном или на балу с тётей.

 - А вот, кстати, насчёт тёти. Вы обмолвились, что Анастасия Дмитриевна могла обидеться на своих близких. На кого и за что?

 - Она девица прямохарактерная. Это ей очень вредит во мнении окружающих. Перво-наперво, у неё возникают нелады с тётушкой: Ларисой Аркадьевной. Сколько уж лет вместе живут, а нет у них мира. Анастасия и объяснить это толком не может. Приходит и говорит: «Опять, батюшка, тёте Ларе нагрубила, каюсь, не люблю её». Вот и весь сказ. Я уж и так с ней и эдак разговаривал и вразумлял – не действует. Всё, говорит, понимаю, но ничего с собой поделать не могу.

 - А как вы сами это объясняете?

 - Лариса Аркадьевна много лет её воспитывает, поучает, наставляет. Дети этого не любят, да и взрослые, впрочем, тоже. А дядя и другая тётушка – балуют. Вот и всё объяснение, я думаю.

 - А кто у вас бывает на службах из их семьи?