На его вопрос, куда все подевались, молодой воин (Блинов обнаружил, что те, которые остались возле вагонов, выглядят как-то моложе, чем тогда, когда все были вместе) махнул рукой в сторону оврага в сотне метров от железнодорожного полотна. При этом молодой успокоил его: «Да вы не волнуйтесь, никуда они не денутся».

Возмущение стукнуло Блинову в голову, он вскипел и решительно двинулся к оврагу. Перед ним предстала картина под названием «Привал». Позже она трансформировалась в «Привал дембелей», но в тот момент Блинов о дембелях знал только то, что дембель – это солдат последнего года срочной службы, готовящийся к демобилизации. Он слышал, конечно, что дембели любят издеваться над салагами (недавно призванными) и что именно этого боятся все солдатские матери, потому что в этом процессе случаются всякие ужасные вещи. Но ужасы носят единичный характер, а издевательства – это просто «тяготы и невзгоды» службы в армии, которые новобранец клянется «стойко переносить», принимая воинскую присягу. Блинов и сам присягал на студенческих сборах.

Человек двадцать пять, а может и больше (откуда-то появились недостающие), безмятежно грелись на солнышке, сняв сапоги, развесив портянки и раздевшись, кто до какой степени. Был сентябрь – золотая осень. Они мечтали о своей деревне (почему-то в линейных частях, особенно в пехоте, преобладают парни из деревни). Позже, когда Блинов делился первыми впечатлениями с другими двухгодичниками, которые уже отслужили год, то есть были тоже как бы дембелями (в среде двухгодичников дембельские отношения не поддерживались, они были скорее снисходительственно-покровительственные по отношению к только что призванным), один из них дал пояснение, типа такого: каждый из них (солдат) вполне нормальный деревенский парень, но все вместе они представляют собой трудно управляемое быдло.

Блинов сразу понял, что поднять и построить это быдло он не сможет, но уже смутно подозревал, что принимать их правила нельзя – сядут на шею. Не зная, что делать, Блинов стал стыдить их, материться и упирать на то, что они не успеют разгрузи т. д. обеда. Некоторые совестливые (а такие всегда есть) отводили взгляд. Наиболее наглые (таких меньше, но они влиятельнее) развязно предлагали Блинову расслабиться и присоединиться к привалу, а салаги вагоны разгрузят – пусть попробуют не разгрузить. Никто без обеда оставаться не собирался. Основной мотив был такой – мы в свое время наразгружались, теперь их очередь.

О неуставных отношениях и дедовщине знают все. Большинство обвиняют армию и как институт, и конкретную советскую армию (они думают, что где-то там в армии курорт), и конкретных генералов и командиров, которые вместо боевой и политической подготовки занимаются коррупцией. На самом деле, армейское бытие просто отображает гражданское с каким-то коэффициентом. В любом коллективе (и не только мужском) всегда есть лидер, «шестерки» и унижаемые. Если дело не доходит до беспредела, все остальные молча с этим соглашаются.

Так было во дворе, в котором Блинов вырос: был Жорка, которого все боялись и тихо ненавидели, у которого были шестерки на побегушках, был и объект издевательств, согласившийся с этим (а куда денешься). Жорка не перегибал, в детских играх участия не принимал (у него были уже свои дела), поэтому его власть воспринималась как данное, и детство все равно было счастливым. Жорка закончил жизнь в тюрьме с отнявшимися ногами, не дожив до сорока. (Всегда лучше подождать, когда труп врага пронесут перед твоим домом.)

Так было в пионерских лагерях, в которых Блинов провел несколько сезонов. Обычно в отряде находились несколько человек, физически более развитых, и уже приблатненных, и уже попробовавших девушку (по их словам). Среди них, естественно, выделялся лидер. Они устанавливали свои порядки и свои привилегии – лучшие куски, лучшие места (как бы в предчувствии, что рано или поздно придется спать возле параши), не участвовали в уборке, назначали объект для насмешек и т. д. Несколько шестерок вилось вокруг них. Все с этим смирялись, поэтому особых конфликтов не было. Блинов здоровым не был, драться не умел, но хорошо играл практически во все спортивные игры, особенно в футбол. Это ценилось, и его, а также таких, как он, не трогали. Смотрели косо, как всегда смотрят на выделяющихся людей, но не трогали. Оскорбленных и униженных Блинов не защищал просто по малодушию, но и защитников не встречал – разве что в кино.

Так было и в армии, так есть и в других исправительных заведениях. Мерзавцы, которые издеваются, избивают, доводят до самоубийства, есть и в армии, и эти случаи иногда попадают в прессу. Но на гражданке их несравненно больше, и большинство попадают в тюрьму еще до армии. Они – неизбежное зло, возможно, необходимое.

Блинову удалось поднять человек семь-восемь, которые встали то ли из жалости к молодому и, видимо, не злому пока лейтенанту, то ли на всякий случай. У вагонов его ждал лейтенант с красной патрульной повязкой. Он жестом пригласил Блинова следовать за ним. Они зашли за вагоны. Здесь два аккуратных патрульных солдата охраняли двух небрежно заправленных – очевидно, дембелей. Их лица показались Блинову знакомыми.

– Твои? – спросил начальник патруля.

– Похожи, – промямлил Блинов, – я еще не всех знаю, первый день в части.

– Ладно, забирать не буду, – сказал лейтенант, – поймали на станции, покупали вино. Забирай засранцев, но смотри за ними лучше.

Патруль ушел, а раздосадованная парочка, нимало не смущаясь, не обращая внимания на Блинова, двинулась прямиком в овраг. В этот момент второе Я, до поры до времени находившееся где-то внутри (бывает так: смотришь на себя со стороны и думаешь – ну что этот идиот несет и откуда он взялся), заорало голосом Блинова, неожиданно даже для него самого:

– Стоять! (Дальше шли эмоции на вполне командном языке, которым, как оказалось, Блинов на сборах все же в какой-то степени овладел, но не пользовался.) Взяли лопаты и вперед, или я сам сдам вас на губу!

Дембели, ворча и не веря в угрозы лейтенанта, лопаты все же взяли. Ненадолго, конечно, но все же. Находясь и дальше под воздействием адреналина, Блинов на обратном пути закрыл расселину (как Александр Матросов амбразуру) и направил что-то вроде строя (настоящий строй ему сделать не удалось) через КПП. Стадо баранов, недоумевая и ворча (с ума, что ли, сошел лейтенант), покорилось – у стада нет высокой цели, поэтому оно всегда покоряется целеустремленной силе погонщика или овчарке. На территории гарнизона среди побеленных бордюров и плакатов, призывающих и наставляющих, ворчащая масса сама собой превратилась в не идеальный, но вполне различаемый строй, а на подходе к казарме даже дембели как-то подтянулись. Комбата боялись – это вам не двухгодичник-интеллигент. И не зря, – но об этом в другой раз.

Караул

Караул – это не в смысле «помогите, убивают», а выполнение боевой задачи по охране особо важных объектов. В караул на сутки заступает рота (батарея) с лейтенантом во главе:

Не для хохмы, не для шутки назначается на сутки

Не какой-нибудь там хер, а дежурный офицер.

Целый день он все сидит и в окошко все глядит.

Как появится начальник, он кричит во весь…

И так далее.

На каждый пост назначаются три бойца, которые, сменяясь под руководством разводящего сержанта каждые два часа, охраняют объект. Два часа на посту, два часа бодрствования (изучение устава) в караульном помещении, два часа отдыха в комнате отдыха (все «отдыхающие» на одном жестком топчане, ноги висят, смрад от портянок – до интоксикации). На посту тоже можно научиться спать, но стоя и с открытыми глазами, так чтобы при малейшем шорохе спросонья заорать: «Стой, кто идет», «Стой, стрелять буду», но ни в коем случае не стрелять. Солдат заступает на пост с автоматом и полным магазином. Именно в карауле происходят всякие нехорошие случаи, типа расстрела сослуживцев или самоубийств.

Блинов попал в караул на второй день службы, что бесчеловечно, потому что никто ничего ему толком не объяснил, а комбат сказал: «Читай устав». Устав он прочел, но в караульной службе есть тонкости, которые в уставе не отражены. Самую тонкую вещь он узнал на следующий день во время смены. Конечно, комбат предупредил его, что он должен тщательно все принять (караульное помещение, объекты, посты и др.). Принимал старшина батареи (дембель), он принес список замечаний типа: на втором посту не горит лампочка, на четвертом – повреждено ограждение, на пятом склад не опломбирован и т. д. и, наконец, в караульном помещении столы изрезаны, уставы исписаны. Сменяемый лейтенант (такой же двухгодичник, но с опытом) объяснил: на второй пост электрика вызвал (будет после ужина), дыра в заборе была всегда (через нее люди ходят), склад не функционирует (прапора не найдешь) и т. д., а столы и уставы изрезаны и исписаны со времен Великой Отечественной, а может быть и раньше.