Я знаю прежние произведения Лены Гулыги — она сочиняет стихи чуть не с шестилетнего возраста, — и меня радует, что ее дарование с каждым годом становится прочнее и крепче.
Надеюсь, моя похвала не вскружит ее молодой головы, так как она не должна забывать, что детская талантливость (в живописи, в поэзии, в музыке) очень часто иссякает с годами, и я знаю немало двенадцатилетних поэтов, которые через семь-восемь лет, утратив поэтический дар, становились отличными конструкторами, моряками, геологами. Как бы то ни было, ее «Мимоза» — большая удача. Недаром Лена уже несколько лет занимается в литературном кружке Московской детской библиотеки им. Ломоносова под руководством педагога-энтузиаста Владимира Глоцера.
Вот стихи моей покойной дочери Муры Чуковской, написанные в крымской санатории (в Алупке), едва ей исполнилось десять лет. В этих стихах она описывает свой санаторий и вспоминает тот дом в Ленинграде, где она родилась. Любовь к поэзии была привита ей с детства: лет с семи она страстно любила читать и перечитывать «Кубок» и «Роланд-оруженосец» Жуковского, «Гайавату», былины, «Мороз Красный нос». В поэзии она черпала душевные силы во время своей тяжелой болезни.
ВОСПОМИНАНИЕ
МЫ ЛЕЖИМ
ФЛАГ
VI. ЭКИКИКИ И НЕ-ЭКИКИКИ
Но вернемся к нашим экикикам. На предыдущих страницах мы видали:
1. Что это экспромты, порожденные радостью.
2. Что это не столько песни, сколько звонкие выкрики или, как я их называю, «кричалки».
3. Что они не сочиняются, а, так сказать, вытанцовываются.
4. Что их ритм — хорей.
5. Что они кратки: не длиннее двустишия.
6. Что они выкрикиваются по нескольку раз.
7. Что они заразительны для других малышей.
Но не нужно думать, будто стихи двухлетних — четырехлетних ребят всегда и непременно киники. Малышам доступны и другие стихотворные формы. Какие — об этом еще рано судить, так как детских стихов у нас собрано очень немного. Время обобщений и выводов еще не пришло, сперва необходимо собрать материал. В качестве такого материала я могу напечатать только десять пятнадцать стишков. Правильная их оценка будет возможна лишь после того, как мы соберем их тысяч пять или шесть да разобьем их на группы соответственно той обстановке, в которой они создавались.
Вот баллада четырехлетнего Никиты Толстого:
Как и подобает всякой традиционной балладе, здесь есть и ворон, и ночь, и луна. Стих очень крепкий, то, что называется, кованый, ритм четкий, рифмы точные.
Другая баллада того же поэта посвящена мореплаванию:
Достигнув пятилетнего возраста, Никита создал нечто вроде триолета:
Много у него также своеобразных зарисовок с натуры — тех моментальных стихотворных эскизов, которые некогда так удавались великому автору «Листьев травы»:
Ритм уитменский, свободный, вполне соответствующий сюжету и стилю стихов. А младший брат Никиты, Митя Толстой, в три с половиною года сочинил такую песню о городе:
Уже по этим немногим стишкам можно видеть, какое разнообразие форм доступно малолетним поэтам. Конечно, Никита и Митя Толстые не могут служить нормативными образцами детей, так как они выросли в литературной среде: и отец и мать у них писатели (Л.Н.Толстой и Наталья Крандиевская). Но вот стихи Ирины Ивановой, трех с половиною лет, дочери заводского врача:
1
ГЛУПЫЙ КОТ
2
ВОЛК И КУРИЦА
3
ОБЛАЧКО
В большинстве всех этих детских стихов рифмованные строки стоят рядом. Иного чередования рифм дети-поэты не любят. Им доступны главным образом смежные рифмы. Детское ухо не способно так долго удерживать в памяти окончание предыдущей строки, как его удерживает ухо взрослых. Стихи Ирины Ивановой в этом отношении чрезвычайно типичны: