Мы устремили взгляды на скамью правительства, пытаясь уловить какой-нибудь знак, выказывающий настроения премьер-министра и его окружения, но безуспешно. Лицо Эсквита оставалось непроницаемым, как это было и в гостиной Холмса. Ллойд Джордж казался бледен и много старше своих лет, а герой дня лорд Грей выглядел усталым и изнуренным.

Когда наконец Грей поднялся, вокруг все стихло и все на мгновение застыли, дабы не пропустить ни слова. Он начал издалека, с чувством напомнив палате о британских интересах, британской чести и британских обязательствах. Он кратко обрисовал расхождения между нами и Францией, подчеркивая, что страны не связаны формальными обязательствами. Указал на то, что Франция заключила договор только с Россией, мы же являемся всего лишь участниками этого соглашения. В толпе зароптали. Грей, казалось, клонил к тому, что Англия должна остаться в стороне. «Это неслыханно!» – раздавался шепот. «Они собираются не вмешиваться!»

Министр иностранных дел продолжал выступление, упомянув о военно-морском соглашении с Францией и о том, что французский флот находится в Средиземном море, а северо-западное побережье Франции остается незащищенным.

– Если германский флот войдет в Ла-Манш, бомбардируя и обстреливая артиллерийским огнем оставшееся без защиты побережье, мы не сможем стоять в стороне и наблюдать происходящее – практически у нас под боком, – опустив оружие и ничего не предпринимая!

Оппозиция одобрительно зашумела, но либералы хранили молчание. Грей перешел к нейтралитету Бельгии и задал вопрос, можем ли мы быть свидетелями и очевидцами «ужаснейшего преступления, которое только пятнало страницы истории», и не стать при этом участниками преступления?

В конце он вернулся к интересам Британии.

– Подумаем, каковы могут быть ставки. Если Франция поставлена на колени, если Бельгия пала, а за ней Голландия, а за ней Дания, если в момент кризиса, подобного этому, мы отказываемся от своего долга чести и обязательств участия, в том, что касается Бельгийского соглашения, я вовсе не уверен, что в конце войны мы будем в состоянии аннулировать то, что произошло в ее ходе, и воспрепятствовать тому, чтобы вся Западная Европа, подпавшая под единую власть, выступила против нас. Мы бы пожертвовали своим добрым именем и репутацией перед миром и не избежали бы самых серьезных и разрушительных экономических последствий.

Итак, он поставил перед аудиторией вопрос, и она ответила ему бурей аплодисментов и одобрительных возгласов. Лорд, говорят, не самый лучший оратор, но хочу заметить, в тот день он более часа держал в своих руках величайший парламент мира, и уверен, не только мои глаза увлажнились, когда по залу прокатилась волна рукоплесканий.

– Что теперь будет? – спросил я Майкрофта, когда мы пробирались через толпу на Олд-Палас-Ярд.

– Он добился того, чего хотел, – ответил Майкрофт. – Теперь он даст кайзеру двадцать четыре часа, чтобы остановить вторжение.

– И он остановит? – Я, впрочем, почти не сомневался в ответе.

– Нет, – откликнулся он. – Завтра ночью мы начнем войну. Пожалуйста, передайте брату, что у него остался один день.

В «Клэридже» я обнаружил, что стол нашей гостиной усеян листами бумаги со списками подозреваемых, а под ними лежит карта Лондона и железных дорог. В воздухе стоит густой сизоватый дым грубого табака, а Холмс растянулся на кушетке с закрытыми глазами и трубкой во рту.

– Ватсон, – приветствовал он меня, открыв глаза. – Сколько времени в нашем распоряжении?

Я передал ему слова Майкрофта.

– Этого достаточно, – буркнул он, посасывая трубку. – Информация фон Борка оказалась весьма полезна.

– Так вы вычислили этого человека?! – нетерпеливо воскликнул я.

– Не совсем, – ответил он, – но посмотрите сюда. – Он поднялся и прошел через комнату к столу. – Это мои подозреваемые. – Он собрал листы бумаги со списками. – Итак, отец Галлахер остается под подозрением, хотя я уверен, что у него ирландский акцент. Маклеода я исключил, и Альвареса тоже, и фон Борк исключает Келли, но его информация указывает на учителя Скофельда. Леннокса я устранил, и, как уверяла нас мисс Нортон, это не мисс Дебено. Это мог бы быть Реверент Корлетт, если он говорит на южноамериканском испанском, и мистер Бромвелл сейчас не худший кандидат. Шелдона я проверил, и он не подходит, но Синклер для нас становится все более интересен. Доктор Бэртон был исключен и – слава Богу – капитан Лимингтон-Кэйс.

– Почему слава Богу? – изумился я.

– Потому что мне пришлось бы провести некоторое время, выдавая себя за горца, чтобы разузнать о нем. Боюсь, что юбка и шотландский плед мне бы не пошли!

Он провел указательным пальцем вниз по странице.

– Эдвардс и Фаллер теперь гораздо менее вероятны. Мисс Морган мы можем оставить ее незаконному блаженству, а мистера Брауна его сочинительству. Теперь, я думаю, мы получим более реальный список.

Тотчас перейдя от слов к делу, он нацарапал в записной книжке несколько имен, а затем показал мне листок.

– Разве это не прогресс, Ватсон? – поинтересовался он, пока я просматривал список.

– Кажется, да, – ответил я, – но не могу понять, какую роль сыграла информация фон Борка? Все, что я вижу, это то, что четверо из них живут в южной Англии, а один – в Черной стране.[23]

– Тысяча извинений! – воскликнул Холмс. – Я и забыл, что вас здесь не было, когда я рассматривал это сочетание.

– Сочетание! – изумился я.

– Семи табачных магазинов! – Холмс по памяти назвал районы, где они находятся, загибая по очереди пальцы: – Понедельник – Мэйда-Вейл, вторник – Тэлбот-роуд, среда – Уэстбурн-террас, четверг – Тэрлоу-стрит, пятница – Фитцрой-стрит, суббота – Суссекс-Гарденс, воскресенье – Сент-Джонс-Вуд-роуд.[24] Очевидно, не правда ли?

– Для меня нет, Холмс. – Я отрицательно покачал головой. – Все они, по-моему, в западной части Лондона, но что с того?

Он схватил меня за руку и потащил назад к столу.

– Смотрите! – закричал он, указывая на карту города. – Здесь все они отмечены, а вот тут – между ними – Пэддингтонский вокзал! Конечная станция Большой западной железной дороги!

Он ткнул пальцем в черный кружочек, обозначающий на карте крупную станцию, и в семь красных крестиков, отмечающих табачные магазины вокруг нее.

– О Боже, конечно! – воскликнул я. – Теперь я вижу. Вы думаете, он приезжает в Лондон на поезде и прибывает всегда на Пэддингтонский вокзал, поэтому контактные адреса находятся в непосредственной близости!

– Именно так, Ватсон, и этим путем я сократил мой список до пяти. Я должен еще раз извиниться перед вами, дружище, поскольку однажды вы заметили, что должна существовать какая-то связь с его местом жительства. К сожалению, я вынужден был подойти к проблеме с другой стороны.

– Нет ли какого-либо способа еще сократить список? – осмелел я.

– Откровенно говоря, я уверен, что можно сбросить со счетов отца Галлахера, – сказал Холмс. – Его приход расположен между узловой станцией Большой западной дороги в Бирмингеме и Центральной железной дорогой в Вольвергемптон. Подозреваю, что он пользовался бы последней и приезжал на вокзал Юстон.

Он поднял со стола железнодорожную карту и стал ее в задумчивости рассматривать, намечая пальцем какие-то линии:

– Мы можем также расстаться с викарием из Стоук-Мохан. Он живет поблизости от станции Юго-западной дороги в Йовиле. Теперь Скофельд – где находится Поусли, Ватсон? Он не показан на этой карте.

– Это к северу от долины Мион, в Восточном Хемпшире, – ответил я.

– Хм-м, – отозвался Холмс и вернулся к изучению карты. – Тогда нельзя исключать нашего учителя. Он мог использовать прямую линию из Питерсфилда до вокзала Ватерлоо, но, чтобы скрыть следы, не велик был бы труд ездить из Бэйсингстоука и пересаживаться в Рединге, где станции Большой западной и Южной дорог непосредственно примыкают друг к другу. Нет – игнорировать его нельзя.