В еженедельнике «Борьба за Россию» я опубликовал письмо ко мне советского командира, бывшего офицера старой русской армии, и мой пространный ответ. Озаглавлена была эта переписка «Оттуда» и «Туда». Общий смысл моего послания «туда» заключался в следующем:

1. Необходимость забвения прошлого и примирения всех, кто сохранил русское национальное самосознание.

2. Защита России от иноземных захватчиков есть священный долг Красной армии, эмиграции и всего русского народа.

3. Настоятельная необходимость для Красной армии совершенствовать свои боевые качества, не оставляя подпольной работы, имеющей целью свержение советского режима.

Успех статьи был потрясающим — в смысле, конечно, сенсации. Месяца два со страниц эмигрантских газет, особенно правых, не сходили отклики на «переписку» и обсуждение затронутых в ней вопросов. Откликнулась и советская печать».

Занималась ли эта тайная организация только распространением пропагандистской литературы? В этом можно усомниться, если познакомиться с работой американца Пола У. Блестока, опубликованной в 1973 году. Бывший сотрудник секретной службы США, ставший профессором истории международных отношений в Университете Южной Каролины, добросовестно исследовав в лондонской экономической школе архивы покойного Мельгунова, нашел там некоторые разрозненные материалы, касающиеся деятельности печатного органа «Борьба за Россию». Этот очень осторожный историк и конспиратор забыл их уничтожить. Они позволяли утверждать, что цели организации выходили за рамки простого распространения своей печатной продукции в Советской России, что в 1928 году, например, ее агенты, проживающие в СССР, пытались… убить Сталина. Блесток делает заключение: «Мне трудно все же решить, где принималось это решение — в Париже или в СССР».

С гибелью Кутепова печатный орган «Борьба за Россию» прекратил в 1930 году свое существование. Его редакция, члены которой были убеждены в том, что в организацию проникли агенты ОГПУ, была распущена.

Лето 1930 года Деникины проводили не в Капбретоне. Маша чуть не умерла, переболев тяжелой формой скарлатины, и врачи рекомендовали ей горный воздух. Удалось снять дом в деревне провинции Дофине, расположенной на склоне массива Беллфон, напротив гор Гранд Русс. И возраст девочки, которой исполнилось 11 лет, и хорошие отметки за семь школьных месяцев (в течение пяти месяцев каникул генерал занимался с ребенком только русским языком) побудили родителей перевести ее из начальной школы Нотр Дам де Франс в лицей. Поскольку ремесло писателя не могло больше кормить семью, Деникин оказался вынужден принять предложение работать в одном из пансионов, которые союз бывших русских послов создал (на средства, положенные в свое время Временным правительством в иностранные банки) для «известных, почетных и… полезных эмигрантов».

Сумма в 1300 франков в месяц исключала всякую возможность снимать на долгое время «современную» квартиру с удобствами в Ванве. Встал вопрос, где проводить зиму?

Бывший подчиненный Деникина — полковник Лельявский разводил кур и кроликов на небольшой ферме в Карро (район приморских Альп) и мечтал приобрести другую по соседству, которая была, однако, слишком большой для одной семьи. Если бы его бывший начальник захотел?..

29 августа 1930 Деникин пишет Лельявскому: «Нам с Вами ни денежно, ни в смысле работы справиться с усадьбой невозможно. Я лично могу работать по содержанию в порядке виноградника и сада, но для окапывания не гожусь (у Деникина грыжа). Если же работы производить наемными руками — по Вашему расчету, для виноградника нужно пять человек и три месяца — то такой расход непосилен».

В конце концов после интенсивной переписки и обсуждения этого проекта он был оставлен. 18 октября Деникин уведомил Лельявского: «Во всей этой истории с поисками жилища наиболее мне неприятно, что доставил Вам столько хлопот и, как оказалось, напрасно.

Обстоятельства заставляют меня быть поближе к Парижу, и завтра выезжаю в район Шартра, где нашли жилье (жена Деникина уже «на месте»).

«Ликвидация» летнего жилья в Альмоне, укладка, перевозка пришлись на сей раз исключительно на мою голову и посему замотался… Новый адрес: Дом мадам Руссле, Сен-Пиа, департамент Орэ Луар».

Две комнаты в доме «мадам Руссле», снятые для Деникина Мелчуновым, будут лишь временным жилищем: семья скоро переедет в Ментенон. Они проведут два года в небольшом доме на улице Ноай, будут разводить гусей, уток, индюков, кур, кроликов и даже голубей, обрабатывать сад. В конце зимы 1933 года будут вынуждены вновь, в который раз, сменить место жительства из-за «драмы», пережитой Мариной.

В конце октября 1930 года я поступила на правах полу пансионерки в пятый класс лицея молодых девиц в Шартре. В течение двух лет получила много наград за исключением тех, что выдавались за оценку «превосходно». Объяснялось это, и не без основания, «склонностью к болтовне и недостаточной дисциплинированностью». Однако с мая 1932 года после убийства президента Думера «русским белогвардейцем» (в действительности агентом советской разведки) все изменилось. Директриса лицея мадам Лакруа, никогда меня не жалующая, вбила себе в голову отделаться от чужака, которым она меня считала. Так как мои преподаватели склонны были заступиться за меня, она решила обвинить меня… в краже. Мадам Рене Пуарье, преподававшая литературу, посоветовала моей матери сменить учебное заведение прежде, чем должно было осуществиться это несправедливое деяние. Мадам Пуарье, которая раньше жила в Севре, удалось устроить меня в севрский лицей, куда теперь надо было переезжать. Во флигель по адресу 15, улица Галле с нами переехали только два кролика и несколько кур. Отца (матери удалось заставить его поверить, что причиной исключения из лицея оказался какой-то дисциплинарный проступок) переезд ближе к Парижу вполне устроил. У меня же по сей день остается чувство горечи, оставленное незаслуженным обвинением со стороны ксенофобки мадам Лакруа.

Издательства отказывались переиздавать книги Деникина, хотя все они были распроданы, а существующие русские издания проявляли «идеологическую» недружественность. Поэтому для того, чтобы заставить услышать себя и отчасти пополнить тощий кошелек, генерал решил принять участие в конференциях. В марте 1932 года он прибыл в Ментенон, где собрались парижские эмигранты. «Последние новости» сообщают об этом событии следующим образом: «С 8 часов вечера улица Дарю чернела от народа, который толпился при входе в зал Шопена. Все пытались во что бы то ни стало проникнуть в битком набитый зал, хотели услышать, что генерал Деникин, 12 лет воздерживающийся от всякого участия в политической жизни, будет говорить о дальневосточных проблемах России.

При появлении бывшего главнокомандующего большая часть зала встала и приветствовала его овациями. Генерал Деникин не только не разделял взглядов белых эмигрантов, делающих ставку на помощь японцев, но даже считал, что эта помощь будет гибельной для интересов России. Часто прерываемый аплодисментами, оратор энергично осудил «лживых патриотов»: «Наша поддержка тех, кто хочет овладеть русскими землями, совершенно недопустима»».

На этих ставших регулярными конференциях в Париже, а также на конференциях, проводимых в Югославии и Чехословакии, Деникин излагал идеи, общее содержание которых можно резюмировать следующим образом:

Быть на стороне Красной армии, но только тогда, когда она сбросит большевистское иго.

Выступать против любого иностранного агрессора, желающего захватить русскую землю.

Русские эмигранты не должны продавать себя.

Что же выбрать, удавку, которую большевизм набросил на шею России, или чужеземное ярмо? Отвергать как удавку, так и ярмо.

Тем временем стало ясно, что работы по разведению домашней птицы и садоводству не по силам старому генералу и его не блещущей здоровьем жене. Поэтому семья Деникиных покинула флигель на холме и переехала в меньшую, но более комфортабельную квартиру по адресу: 19, улица Лекок, недалеко от Севрского лицея, где Марина заканчивала учебу. С успехом сдав экзамен на бакалавра (по философии), она в сентябре 1936 года уезжает усовершенствовать английский и преподавать французский. Письма от отца приходят очень часто.