Ее мучила эта нерешенная проблема. Любой выход казался ей неподходящим, один был не лучше другого.

Рэйчел, похудевшая и побледневшая, вышла наконец из больницы. Надо надеяться, думала Перл, что это только жировик. Она провела дома еще четыре дня, пока Рэйчел не вошла в обычную колею, а затем перед ней встал выбор: вернуться обратно на Кадоган-Мьюз либо объяснить семье, почему она не хочет возвращаться. Девять дней — тот предел, которому еще можно найти приличное объяснение.

Она вернулась, но сначала снова наведалась на квартиру к Годфри. Его там не оказалось. Лишь пыли прибавилось.

В доме на Кадоган-Мьюз, где все сияло чистотой и порядком, она застала за уборкой миссис Джемисон. Минут двадцать Перл бродила по комнатам, рассматривая картины и мебель, затем переоделась в новый костюм, купленный в начале года на распродаже, и вышла на улицу. Стояла мягкая для начала марта погода, леденящие ветры стихли, и бледный солнечный свет струился сквозь ветви высоких деревьев на Кадоган-Плейс, возвещая весну. Через неделю-две зацветут нарциссы.

Она решила прогуляться по Слоун-стрит, останавливаясь то тут, то там, полюбоваться нарядными витринами. Затем зашла к «Питеру Джонсу» и стала бродить из отдела в отдел. Несколько месяцев назад она открыла счет в этом магазине, но сегодня не собиралась делать покупок. Она просто любовалась столовым бельем и посудой, элегантной садовой мебелью, итальянскими жардиньерками и чугунными стульями, солнечными зонтами, шляпами, платьями, предметами дамского туалета, лампами, покрывалами, дорогими коврами, люстрами. Все выглядело и пахло прекрасно. Это было достойным времяпрепровождением для леди. Теперь она не продавщица, теперь она покупательница; она была молода и красива, и мужчины смотрели на нее. Некоторые обращали внимание на ее лицо, другие на ноги, но почти все с явным восхищением.

Она хотела было позвонить Веронике Порчугал, но вспомнила, что сейчас поздно. Дома отбрасывали длинные тени, когда она пешком вернулась на Кадоган-Мьюз.

Уилфред уже был дома. Он, как видно, попросил миссис Джемисон позвонить ему в случае ее возвращения, потому что явно урезал свой рабочий день в конторе. Встреча прошла напряженно и без видимого улучшения отношений, но они вместе пили чай, и он проявлял внимание и интерес, расспрашивая о Рэйчел. Он явно радовался тому, что она вообще вернулась, и несколько мгновений она наслаждалась своим превосходством и властью над ним. Стоит ей только решить остаться, — хотя мысль остаться навсегда казалась ей почти невыносимой, — она имела бы над ним неограниченную власть, о которой прежде и мечтать не могла. В своем желании удержать ее он почему-то позабыл о том, что она ему изменила. Он боролся, боролся по-своему и единственным доступным способом, он боролся против влияния Годфри, надеясь, вопреки всему, что победит. Скоропалительность их брака и предшествовавшие ему отношения — он богатый стряпчий и она бедная продавщица — еще не изгладились из ее памяти, и она невольно изумлялась перемене в их отношениях и испытывала даже некоторое злорадство.

После чая они обменялись новостями, по крайней мере, без явной враждебности. Но когда он поднялся наверх, на нее вдруг вновь нашла подавленность. Несмотря на всю окружающую обстановку, несмотря на все материальные блага, которые ей сулило возвращение к Уилфреду, это было возвращением в золоченую клетку.

В пятницу Уилфред упомянул о распродаже в Меррик-Хаузе, которая должна была состояться через две недели. Первый показ вещей был назначен на 17 марта, а всю предыдущую неделю аукционисты будут их оценивать. Таким образом, этот уик-энд являлся последней возможностью без помех ознакомиться с вещами, предназначенными для продажи, а так как у него имелся свой ключ, он собирался отправиться туда завтра. Не хочет ли Перл поехать с ним? Перл нехотя согласилась. У нее не было других планов, и к тому же ей любопытно было побывать в доме, где Годфри жил с леди Воспер.

В субботу по дороге в Хэндли-Меррик Энджелл, пытаясь найти общую тему для разговора, упомянул кое-какие предметы, которые ее могут заинтересовать; большая часть мебели и картин, полагал он, не представляет особой ценности; на прошлой неделе, когда они приезжали туда, они даже не потрудились зайти в дом. Да и с домом еще неизвестно, как поступят: с точки зрения архитектуры он тоже не представлял ценности, и сэр Фрэнсис намеревался снести его бульдозерами. Но, щадя чувства окрестного населения, не желая их оскорблять, дом, видимо, временно не тронут. Уилфреда больше всего влекли туда персидские ковры, которые там, по слухам, имелись, а также привычка тщательно обследовать старые дома в надежде выискать что-нибудь по дешевке. И хотя он ни разу не обнаружил ничего стоящего, но продолжал лелеять мечту открыть на каком-нибудь чердаке заброшенного Клода Лоррена, Шардена[22] или Каналетто.

Стоявшая в начале недели прекрасная весенняя погода переменилась, день выдался серый, ветреный, с мелко моросящим дождем и низко нависшими облаками. Они наняли машину и в половине двенадцатого подъехали к усадьбе. Шофер, маленький человечек по имени Хит, подвез их к самому входу по усыпанной гравием аллее, и Энджелл приказал ему вернуться за ними в 12.45. Они пообедают по пути домой. Машина уехала, но они не сразу вошли в дом: Энджелл некоторое время стоял на ступеньках, рассказывая Перл о планах строительства.

— Когда эту дорогу расширят, главный торговый центр будет справа. Нам принадлежит примерно три четверти земель, но одной четвертью владеет некий фермер по имени Дженкинс, который может нажить себе состояние, если будет действовать с умом. Разумеется, все это потребует немало времени, но наша компания предполагает осуществить все наилучшим образом, построить два торговых центра и стоянку на сто машин. Строительство жилых домов начнется вон в том лесу слева, но, конечно, со временем распространится к северу и захватит деревню.

Низко над головами пролетали грачи, их крылья шуршали словно бумажные.

— А как же деревня? — спросила Перл.

— Она останется. Между прочим, план предусматривает сохранение теперешней деревни в полной неприкосновенности, строительство будет идти вокруг нее и она окажется в его центре.

— Но если вы окружите деревню новостройками, соорудите магазины и все прочее, задушите ее камнем и асфальтом, то не лучше ли просто ее снести? Она потеряет всю красоту, покой, свое лицо. Она так и так обречена на гибель.

— Да, дорогая, я знаю, во имя прогресса совершаются многие неблаговидные поступки, и, возможно, этот не составляет исключения. Но не мы задумали эту программу, а нынешнее правительство, правительство, подчиняющееся нажиму избирателей, требующих новых приличных жилищ в новых приличных городах. Кто-то должен взять на себя осуществление этого строительства. Откажись наша компания, другая тут же перехватит заказ. Да еще с каким проворством!

Он отпер входную дверь, и они вошли в большой вестибюль.

— Развитие всех городов, разумеется, шло точно таким же путем, — продолжал он. — Разница только в том, что теперь мы должны создавать новые города целиком, почти на пустом месте, отчего возникает впечатление чрезмерного вандализма. Некоторые города постепенно уничтожили все остатки своего сельского происхождения, некоторые их сохранили. Даже такие города, как Уиган, окруженный безобразными фабриками и угольными шахтами, и тот сохранил в центре несколько прекрасных старинных деревянных домов. Как и многие другие, Уиган явился жертвой промышленной революции. А Хэндли-Меррик явится, хотя и в меньших масштабах, жертвой социальной революции нашего века. Лучше сохранить, что возможно, чем пытаться бороться с неизбежным процессом.

Мало убежденная его словами, Перл разглядывала вестибюль. Она не совсем ясно представляла себе положение Уилфреда в империи «Земельных капиталовложений», но инстинктивно не доверяла аргументам, основанным на одном: извлечении выгоды.