Изменить стиль страницы

— Это касается полиции, мсье, — сказал он.

— А скандал касается вашего учреждения…

Он возвел глаза к небу:

— На все воля Божья.

— Как хотите. Но подождите по крайней мере день-два, прежде чем оглашать это завещание.

— Я снесусь с…

Я всучил ему конверт, чтобы предупредить возможное словоизвержение. Он его взял, положил на место и проводил меня на улицу. Квартал уже погрузился в сон. И в двух шагах, по ту сторону бульвара Массена, в своем флигеле мсье Даниель тоже спал вот уже двадцать лет.

Не знаю, как это получилось. Может быть, меня поднесло усилившимся к ночи ветром, но вскоре я уже стоял, облокотившись на парапет набережной, вглядываясь в темноту и пытаясь различить во мраке контуры пресловутого флигеля. Свист ветра смешивался у меня в ушах с гулом работавших круглые сутки машин Компании по производству сжатого воздуха. Где-то далеко пробили часы. Чтобы вывести себя из созерцательного состояния, я набил трубку и направился в сторону улицы Брюнессо. Она была первой справа. Я это знал, потому что запомнил табличку с названием улицы, когда бродил в поисках Белиты с ее цыганами. Эта улица была застроена с одной стороны, а по другую сторону был пустырь с недоделанными спортивными площадками. На застроенной стороне было много всяких мастерских. Я два раза прошел ее из конца в конец, пока не остановился перед чем-то, что в глубине заброшенного сада могло сойти за полуразрушенный флигель. Если ветер будет так дуть и дальше, то эта хибара просто повалится. У входа я дернул за цепочку звонка. Слабые звуки колокольчика подхватил ветер. По соседству залаяла разбуженная собака. Я позвонил еще раз. Вдруг кто-нибудь отзовется…

Никто не отозвался. Собака уже не лаяла, а выла, как по покойнику. Садовая ограда была невысокой. Я перелез через нее и спрыгнул в сад, если это можно было назвать садом, и подошел к флигелю. Вид его отбил бы всякую охоту проникнуть внутрь у любого. В подвал вела лестница. Я спустился по ней и уперся в дверь. Здесь я был один, почти как у себя дома. Только окружавшая обстановка — зловещий свист ветра в оголенных ветвях, вой собаки и затхлый запах, бьющий из подвала, — напоминала фильм о вампирах. Я попробовал открыть замок, он легко поддался. Потом шагнул внутрь, зажег спичку. Замечательно. Не знаю, был ли в подвале труп под землей, но на земле он был. Свеженький труп с гнусной рожей и в униформе солдата Армии спасения. Судя по физиономии, это был Лакор, которого прикончили выстрелом.

Глава 12

От виадука Аустерлиц до моста Толбиак

Было два часа дня. Я лежал в постели. С двух часов ночи (об эту пору я вернулся домой) я мысленно не расставался с Ленанте. Я его видел, слышал, вникал в его отношения с другими людьми. Какой цинизм! Они ему вкрутили, что дело на мосту Толбиак совершилось самым мирным образом. Подумать только: в какой-то момент я и сам допускал такую возможность. А Ленанте верил в это до самой смерти.

Лакор при встрече не сумел его переубедить и только спросил, как выйти на Берниса и Жана. И тот, не любивший Лакора, давно знавший ему цену, не доверявший ему, не побоялся ножа убийцы и умер, чтобы спасти положение и спокойствие людей, не стоивших даже его мизинца. Людей, недостойных такой жертвы, людей, которые теперь уже не отвертятся.

Слишком они поспешили избавиться от Лакора. Письмо скоро будет у полицейских, а за ними не заржавеет. Было три часа дня. Уже тринадцать часов я мысленно не расставался с Ленанте. У них не осталось абсолютно никаких шансов. Одно мое слово могло ускорить их гибель или отсрочить ее — на выбор. Странный выбор. Они обманули Ленанте, а он умер от их лжи. Было четыре часа дня. Незаметно подкрадывалась темнота, и туман с копотью начинал обволакивать город.

Я нашел в справочнике телефон предприятия Борено и набрал номер. Секретарша сказала, что шеф уехал в порт Аустерлиц получать машины, прибывшие грузовым судном из Англии.

В порту Аустерлиц стояли на причале два черных грузовых судна. Туман размывал их контуры. Урчал невидимый подъемный кран. Тонкий трос вертикально спускался в трюм одного из судов. По ту сторону реки над необозримым пространством крыш и словно обрамленный кирпичными трубами виднелся затуманенный круглый глаз монументальной башни Лионского вокзала. Я внимательно, от столба к столбу, оглядел галерею, идущую вдоль берега. В группе шумно споривших людей я различил Шарля Борено. Я подошел. Он меня заметил и натянуто улыбнулся. Отделившись от группы, он подошел ко мне:

— Чего тебе? — сказал он.

— Может, отойдем в сторону и поговорим спокойно? — спросил я. — Желательно подальше от воды.

— Даже так?

— Да.

— Тогда сюда.

Мы прошли мимо каких-то громадных контейнеров и направились в сторону вокзала. Где-то высоко под крышей тускло мерцали несколько фонарей. Мы вышли на галерею, которая начиналась у моста Берси и упиралась в Аустерлицкую набережную недалеко от площади Валюбер.

— За каким чертом ты сюда явился? — процедил Борено. — Все, что произошло, — это по твоей вине.

— Что именно?

— Да ничего.

— Ты имеешь в виду, что прикончили Лакора?

— А, так ты в курсе, сволочь?

— Немного.

— Все из-за тебя. Деланд сорвался.

— Сорваться-то сорвался, однако успел разузнать, где можно разыскать в Париже бывшего каторжника, а также кое-что другое: в каких кварталах обретался Ленанте, где на него напали ночью и тому подобное.

— На свои глупости Деланд тратит иногда бездну ума.

— Ну уж здесь-то была только глупость.

— Ладно. Где твои приятели, Бюрма?

— У меня такое ощущение, что их нет в живых, — сказал я глухо.

— Где твои приятели-полицейские? Что же ты их не привел?

— Не беспокойся. Очень скоро они тебя достанут. В вещах Лакора осталось письмо, в котором он раскололся.

— Дерьмо!

— Дерьмо — это ты, а точнее — вы, для кого Ленанте… — И я высказал ему все, что во мне кипело, добавив: — Может быть, я и дерьмо, но я здесь для того, чтобы дать тебе небольшой шанс, последний. Ты не знал о письме Лакора. Теперь ты в курсе. Сваливай. Все равно для тебя все кончено, и далеко ты не уйдешь.

— Ну подожди, подонок, — зарычал он, и его голос отдался звучным эхом под сводами галереи, — ну подожди, тебя-то я очень далеко отправлю.

В руках у него сверкнул револьвер. Он выстрелил. Я пригнулся. Пулей мне снесло с головы кепку. Со всех сторон раздались крики. Стали сбегаться люди. Пожалуй, только моряки не утратили спокойствия. Бремен, Гамбург, кровавые разборки и прочее кино — к этому они привыкли. Я выпрямился, стряхнул с себя какого-то таможенника, который непонятно чего от меня хотел, тоже выхватил пистолет и бросился за Борено, который побежал в направлении Аустерлицкой набережной. Выбежав из галереи, я потерял его из виду.

На набережной все было спокойно. Если бы он врезался в толпу пробкой, даже без револьвера, люди бы заволновались. Я быстро огляделся. Спрятаться было негде, и туман был не особенно густым. Борено выдала шляпа. Он занимался странной гимнастикой, и шляпа слетела у него с головы. Элегантный и дорогой головной убор подкатился к моим ногам. Я глянул вверх. Он взбирался на одну из опор, поддерживавших виадук метро. Цепляясь за каменные выступы, служившие украшением, он добрался почти до рельсов. Но не это было его первоначальной целью. Он задумал пересидеть в таком дурацком месте, как эта опора, где его никто не стал бы искать, потому что это был тупик. Я в это время бросился бы на площадь Валюбер, а он спокойно спустился бы со своего насеста и растворился в природе. К несчастью, шляпа свалилась у него с головы.

— Послушай, не надрывайся! — крикнул я ему. — Давай вниз!

Мои слова перебил звук выстрела. Собравшиеся на набережной зеваки бросились врассыпную. Я взбесился. Пропади все пропадом! Я сбросил пальто, чтобы не мешало, выхватил револьвер и бросился на опору. Я добрался до рельсов как раз в тот момент, когда с грохотом проходил поезд. По мне полоснуло огнями вагонов и чуть не сбросило мощным потоком воздуха. Казавшийся маленьким на фоне громадной арки Борено бежал по виадуку… к моргу. Именно к моргу. Скоро он исчез в тумане. В следующую секунду страшный, отчаянный, леденящий душу крик смешался с грохотом идущего во встречном направлении поезда. Я тоже успел пройти несколько шагов по шпалам. И чувствовал, как земля дрожит у меня под ногами. Ослепленный взглядом стального зверя, я бросился в сторону, прижался к одному из столбов, поддерживающих арку, и отчаянно взлетел на балюстраду. Грохочущий поезд обдал меня ледяным ветром, мои оцепеневшие пальцы скользнули по мокрому металлу, и я рухнул в Сену.