— Понятно, — пожал плечами Пешш.
— Конечно, — эхом откликнулся Чезе.
Мужчины снова переглянулись и одновременно дали задний ход.
Нужно что-то делать с лицом. А может, и с собственным секретарем заодно — он явно что-то знает. А если они еще споются с Пешшем, то, учитывая аналитические таланты последнего, эта парочка докопается до истины, даже не заглядывая в командорский сейф.
И ведь вопрос действительно серьезнее некуда, учитывая все эти политические пляски вокруг Корпуса. По уму — убрать обоих подальше отсюда, предварительно прочистив мозги.
Все-таки работает Чезе на кого-нибудь на стороне? И на кого, если да?…
Я машинально начала закрывать лишние голо-экраны. Экран с письмом все еще требовательно мигал красным цветом.
Поколебавшись, я начала писать ответное сообщение с вежливым отказом… и на середине строки выключила портативку вообще. Не получит вовремя, начнет меня искать, попадется на глаза охране… Объясню все сама — не переломлюсь. Нечего Тану делать в застенках Корпуса.
Мне нравился этот веселый, общительный до настырности и действительно талантливый парень. Хотя какой он парень — взрослый мужчина, даже внуки уже пошли, судя по подслушанному. Но ведет себя он именно как студент, временами напоминая мне Чезе, да и не видела я его настоящего лица… Да, он мне нравился — может, потому, что в детстве я втайне мечтала быть именно такой. Общительной и талантливой.
Смотреть, как во всех тех, с кем играла в «камешки» в детском гнезде, у одного за другим просыпается дар… Как наставники возникают под заплетенной лазурными листиками аркой, и их взгляд каждый раз скользит мимо тебя — а гнездо покидает кто-то другой… Да, это обидно. Обидно быть среди тех странных детей, в ком дар проснулся на двадцать лет позже срока, да и то — настолько слабый, что не годился ни для кого, кроме ученицы врача. Но и хорошего врача, что тоже обидно, из тебя получиться не может. Врач должен встраиваться в любую сеть вообще без подготовки, а ты замкнулась на собственном гнезде и не любишь посторонних — ты вообще не любишь, когда тебя жалеют, а жалеют тебя все, кроме бабушки. За то, что некрасива и блекла, как лунный серп. За то, что только твой клан, клан Стражей Границ, запятнал себя связью с чужаком — связью, которая не лишила ни сил, ни красоты твою мать, зато отыгралась на тебе — внучке этого чужака.
И в завершении всего, ты своей собственной глупостью сломала себе жизнь — задолго до того, как фарр по имени Неро довершил этот процесс.
Наверное, все эти годы я и ненавидела его скорее за то, что у него хватило жестокости оставить меня в живых.
И тем не менее я упорно продолжаю делать глупости. Например, собираюсь спросить Чезе в лоб, что ему известно и что он собирается с этой информацией делать. Естественно, взяв его предварительно за руку — чтобы не смог солгать при всем желании. Это, конечно, не глупо. А вот то, что я не смогу его ни убить, ни превратить в слюнявого идиота со стертой памятью даже при самом скверном варианте ответа — очень даже.
Вот только глупо и неправильно — это разные вещи.
— Ну, как ощущения?
За спиной что-то щелкнуло.
— Никаких. Так вот… Я хотела сказать…
— А теперь? — барабанная дробь пальцев по клавишам.
— Тоже. Вы мне дадите сказать или нет?!
— Нет. Я вас вполне членораздельным универсалом попросил лечь, расслабиться, закрыть глаза и замолчать. Что-то непонятно?
В окошко округлой серебристой капсулы, где мне предписывалось расслабляться, заглянул веселый черный глаз.
Я ткнула в кнопку динамика и в очередной раз попыталась достучаться до сознания его обладателя:
— Я же сказала — все отменяется. Мы с Неро…
— …поругались, — философски отозвался динамик. — Бывает. Я с ним ругаюсь каждую третью пятницу месяца — после подписания смет, так что не переживайте. И заодно вспомните, что вы на данный момент — пациент, так что права голоса не имеете, и лежите спокойно.
Я только махнула рукой, отчаявшись заставить Тана понять, что это не того плана ссора. Не сказать, чтобы моя совесть была до конца чиста, но я честно пыталась объясниться все те десять минут, что прошли с момента, когда у кабины 42 меня приветственно похлопали по плечу, до приглашения залезть в этот сомнительный агрегат.
Начав с фразы: «О, как хорошо, что вы не опоздали — у меня там уже все под парами стоит», Тан тараторил без умолку, озвучивая план лечения по пунктам — то ли надеялся, что я скажу по этому поводу что-нибудь умное, то ли просто хотел выговориться.
Но почему он до сих пор ничего не знает?…
— Тан… когда вы его последний раз видели?
— Гм… сегодня в районе обеда — он прилетел со Станайи, привез основную движущую силу вашего лечения. Мог бы, кстати, сделать это и пораньше — пришлось собирать на коленке… Ему же, к слову, и пришлось. Неприятных ощущений нет? Ким, вы слышите?…
Я слышала. Но ответить смогла не сразу.
— Все… нормально. И он ничего вам не сказал?
— Ну почему — сказал. Много всего, в основном нецензурного. Охрана до сих пор по углам жмется… Но не о вас, — снаружи раздалось победное восклицание. — Ну вот, готово!
Тонкими, осторожными язычками со дна капсулы начал подниматься кроваво-красный туман. Деликатно тронул пальцы — и мягким коконом окутал кисти целиком, пробираясь в рукава, под тонкую ткань рубашки, горячей ладонью охватывая затылок.
Уже зная, что это, я осторожно вдохнула — раскаленный пар сам вливался в легкие, впитывался сквозь поры, пронизывая каждую мышцу вместе с кровью. Кости почти потеряли вес, тело стало легче густого алого тумана.
Снова, как месяцы назад на Станайе, я вспомнила, что, чтобы летать, не всегда нужны крылья.
И поверила, что все еще можно вернуть…
Минуты текли сквозь пальцы струйками мелкого песка — время растворялось в красном тумане. Я впервые за много лет не чувствовала каменной тяжести собственного тела и была счастлива — безумно счастлива, что, зубами и когтями цепляясь за никому не нужное существование, все-таки дожила…
Сухой щелчок таймера безжалостно выдернул меня в реальность, отжав крышку капсулы.
Рука в медицинской перчатке ухватила ее за край и с силой дернула вверх, раскрывая серебристый эллипс. Тан ободряюще мне кивнул и поддержал за локоть, помогая встать.
— Разочарованы? — спросил он, заметив, как я рассматриваю собственные пальцы.
— Нет, — я сжала руку в кулак. — Я умею ждать.
— Я знаю, — он улыбнулся, и, стянув перчатки и сунув их в карман халата, кивнул на дверь в смежную комнату: — Для первого раза, думаю, процедур достаточно… Может, кофе? Надо бы нам согласовать план экспериментальной работы на следующий квартал. К тому же, у меня есть пару вопросов по методике выращивания…
— Тан, подождите, — я крайне невежливо схватила его за рукав, заставляя остановиться. — Мы с Неро не просто поссорились. Я отказалась от участия в его походе за веру. Так что больше не имею к этим лабораториям никакого отношения.
— Не переживайте, — Тан похлопал меня по руке и потащил к двери, легкомысленно улыбаясь. — Он сам к ним имеет довольно посредственное отношение. И никому в «Ристане» кроме вас, ну и меня, конечно, они и даром не нужны.
— В каком смысле?…
Я была настолько ошарашена, что безропотно позволила отвести себя в небольшую каморку с кухонным уголком и уютным диванчиком, и усадить за стол.
— В прямом, — Тан деловито шарил по шкафчикам, доставая сахар и заряжая кофеварку. — Неро, не в обиду ему будет сказано, в генетике понимает не больше, чем я в устройстве атомного реактора. Он проектировщик, да и у «Ристана» совсем другой профиль. Я комплектовал эти лаборатории сам — для вас и под вас. И меня совершенно не волнует, будете вы в них воплощать в жизнь его планы или заниматься своми исследованиями.
— Я не понимаю…
— Ким, — он сел напротив, болтая ложечкой в чашке. — Я его друг — вернее, друг его старшего брата, того, который родной, но сейчас это уже не важно… Мы даже в какой-то мере родственники — пусть и чрезвычайно далекие. И занимаюсь я всем этим, — Тан широким жестом обвел комнату, — совсем не потому, что мне есть хоть какое-то дело до Корпуса и того, сколько он еще просуществует в этом мире.