Самуэли делал все, чтобы Штромфельд продолжал работать в наркомате, чтобы его опыт и знания служили делу пролетарской революции. Но неожиданно разразился скандал, вызванный стилем работы Поганя. О разногласиях в руководстве наркомата стало известно Правительственному Совету.

Свою точку зрения Самуэли откровенно высказал на заседании Совета. Бём, сидевший рядом с ним, внимательно слушал и одобрительно кивал головой, но точно так он реагировал и на выступление Поганя. Потом, получив слово, он с наигранной улыбкой, витиевато-вежливо заявил, что основная причина разногласий — нетерпимость и неуживчивость Тибора Самуэли. Намеренно искажая факты и допуская явные передержки, он то и дело бросал в сторону Самуэли сочувственно-фарисейские взгляды, утверждая, что говорит из добрых побуждений, желая помочь. Разглагольствования Бёма казались настолько убедительными, что лишь немногие члены Правительственного Совета раскусили казуистические изощрения старого политикана.

— Социал-демократы стоят горой друг за друга, — с горечью сказал Самуэли Бела Куну, подойдя к нему в перерыве. — Как горячо заступаются они за Поганя!

И как люто ненавидят меня! Лучше бы меня послали командовать какой-нибудь воинской частью, все равно ко мне будут придираться, ставить каждое лыко в строку.

— Полноте! — недоуменно посмотрел на него Кун. — Я не понимаю вас, Тибор. Вы прирожденный политик, истинный революционер, а к дипломатии у вас нет никаких склонностей!

— Бём превратно истолковал мое выступление.

— И тем не менее он Поганя не любит больше, чем вас. По-видимому, он хочет воспользоваться случаем и устранить соперника. Ведь Погань занял облюбованный Бёмом пост наркома по военным делам.

Но поскольку мы подвергли Поганя суровой критике, ему выгоднее обрушить нападки на вас. Не то, неровен час, вы смените Поганя. Неужели не видите, Тибор, для кого Бём таскает каштаны из огня?..

Бём вскоре добился своего — стал наркомом по военным делам. Правда, руководство наркоматом осуществляла теперь коллегия из пяти человек, в состав которой вошел и Бела Кун. Без согласия «пятерки»

Бём не мог принять ни одного решения. Поганя перевели в Наркомат иностранных дел, а на Самуэли возложили руководство пропагандой, наделив его правами наркома. Штромфельд вышел в отставку и уехал из Будапешта. Однако Лейриц не терял с ним связи.

Руководство Наркомата по военным делам было утверждено Правительственным Советом 2 апреля.

А уже на следующий день Погань и Самуэли сдали дела и представили работникам наркомата вновь назначенного наркомом Вилмоша Бёма.

В тот день с утра площадь перед зданием наркомата заполнили толпы возбужденных солдат. Сначала Самуэли решил, что они пришли на выручку своему кумиру Поганю, бывшему председателю Совета солдатских депутатов. Но каково же было его изумление, когда он увидел, что в вестибюле негодующие солдаты выталкивали Поганя за дверь. Как раз в этот момент в наркомат прибыл Бём. С трудом протиснувшись сквозь толпу, он пытался урезонить солдат, заверял их, что Погань уже снят и руководство наркоматом возложено на него, Бёма. Но его слова только подлили масла в огонь. Несколько разъяренных солдат бросились на Бёма и стали избивать его. Ошеломленный Самуэли не знал, что и думать. Что это? Бунт? Попытка совершить переворот? Опомнившись, он кинулся на помощь Бёму, крепко схватив за руку одного солдата.

Решительность Самуэли подействовала отрезвляюще. Бёма отпустили. А Тибор продолжал держать солдата за руку, вглядываясь в его лицо. Это, оказывается, был тот самый часовой, что ужинал с ним в номере гостиницы. Еще знакомые лица… «Да ведь все они участники революционного переворота 21 марта!..» — поразился Самуэли.

— Что вас привело сюда? Чего вы хотите? — крикнул он.

— Пусть нашим наркоматом руководят коммунисты, товарищ Самуэли! — спокойно ответили ему.

«Нет, с этим надо кончать, — лихорадочно думал Самуэли, — такие выходки добром не кончатся…» Он взбежал на несколько ступеней, чтобы все видели его.

— Товарищи, — горячо заговорил он, — в нашей стране — диктатура пролетариата. Без железной дисциплины, без революционного порядка Советской власти не устоять! Вы подрываете авторитет Советского правительства! Подумайте, к каким пагубным последствиям это может привести!

Самуэли не сомневался, что Бём и его единомышленники не преминут воспользоваться досадным происшествием. И он вкладывал в слова всю душу, призывал солдат утихомириться и мирно разойтись. Он добился своего. Когда нарком внутренних дел коммунист Бела Ваго, узнав о беспорядках, прибыл в наркомат, солдаты уже разошлись и его вмешательства не потребовалось.

А примерно через час в кабинет Самуэли с торжествующим видом вошел Фюлёп Энглендер. Он молча сел и положил на колени свою палку.

— Наконец-то левые дали о себе знать! Это они подбили солдат.

— Какие же это левые? — грозно спросил Самуэли. — Кого вы имеете в виду?

Энглендер смекнул, что ему лучше сейчас уйти. Но, уже взявшись за дверную ручку, не утерпел — обернулся.

— Чего вы кипятитесь, товарищ Самуэли? Мы с вами одной, бунтарской закваски!

— Вон вы куда гнете! — возмутился Самуэли. — Так помните: там, где речь идет о нарушении революционной дисциплины, — шутки в сторону! Я не потерплю анархических бесчинств!

Самуэли угрожающе шагнул к нему, но старик проворно юркнул за дверь.

Вечером на заседании Правительственного Совета оскорбленный Бём демонстративно отказался от поста наркома. Он добился своего — коммунистам пришлось упрашивать его остаться.

Тибор мучительно пытался разобраться во всем, что произошло. «Может быть, и впрямь, переборщили левые? Но ведь причиной-то всему самоуправство Поганя. А поведение Бёма? Но больше всех опять досталось мне!»

Самуэли молча вышагивал по большой неуютной комнате в Доме Советов, где он жил теперь вместе с женой. Йолан с нескрываемой тревогой следила за ним. Никогда еще не видела она ого таким расстроенным. Наверное, у него крупные неприятности. Неужели он так тяжело переживает перевод из одного наркомата в другой?

— Я очень рада, Тибор, что теперь мы будем работать вместе, — негромко сказала она. — Меня тоже направили в Наркомат просвещения, — Йолан улыбнулась, — отныне я художник-плакатист управления пропаганды! Не шути со мной!

— Да, да, дорогая, я рад…

Он сел рядом с ней на диван. Йолан нежно провела рукой по его волосам.

— А ну, расскажи мне, что ты делаешь в нашем наркомате? — заметно смягчившись, спросил Тибор.

Йолан стала рассказывать, и он, слушая ее, забыл о своих тревогах.

— Да ведь это же чертовски интересная и полезная работа! — воскликнул Тибор.

Вскоре у нового наркома по делам пропаганды появился новый секретарь. И звали секретаря — Йолан.

Приемную наркома осаждали всякого рода фантазеры и прожектеры. Каких только предложений не приходилось выслушивать! Начиная от вечного двигателя и кончая стреляющими в воров замками для ящиков письменного стола. Самуэли не разрешил ставить у дверей кабинета охрану, и каждый желающий мог беспрепятственно пройти к нему. Но вместе с тем необходимо было оградить себя от случайных посетителей. И с этим прекрасно справлялась Йолан.

7 апреля 1919 года проходили выборы в Советы.

Был погожий весенний день. Нарядные люди с красными знаменами шли на избирательные участки, разместившиеся в районных бюро по выдаче продовольственных карточек. Тибор Самуэли голосовал в центральном районе столицы, в том самом, где был выдвинут кандидатом. Он приехал на избирательный участок, и многие, узнан его, приветливо улыбались, аплодировали.

— Гляди, как смутился! — с удивленном воскликнула женщина. — Видно, скромный очень!

Самуэли опустил бюллетень и поспешно ушел.

Ему не хотелось, чтобы вокруг него поднимали шум. Полчаса назад в Центральной избирательной комиссии ему пришлось быть свидетелем неприятного инцидента.