Генерал хмурит брови, затем отчеканивает:

— Поручик, немедленно сдайте склад с оружием…

Богданову, как видно, только это и требовалось. Он называет адрес склада…

Больше Богданов ничего не сказал. Он не добавил ни одного слова, не произнес ни звука, словно этот разыскиваемый склад оружия лежит себе спокойно у всех на виду, только и дожидается, как бы за ним пришли из губчека.

«Что за черт! — думает Вера Петровна. — Знакомый адрес. Конечно, знакомый. Это же тот самый двор с привидениями, с подозрительно прячущимся Алексеем Мотковым, купеческий особняк, брошенный хозяевами на произвол судьбы.

Дом уже раз обыскивали, — вспоминает Вера Петровна. — Но тогда решительно ничего не обнаружили. Без помощи самого Богданова тут не обойтись. Придется «их благородие» побеспокоить и использовать в качестве проводника. Пускай сам показывает «плоды своих трудов».

…Ранним утром на улицах города редкие прохожие с удивлением наблюдали оригинальный эскорт: пролетку, окруженную пешими красноармейцами с ружьями наперевес. В пролетке — довольно интеллигентная дама в солдатской гимнастерке и двое мужчин, из которых один, по-видимому, арестованный. В этом арестованном нетрудно было признать бывшего офицера.

— Во избежание всякой волокиты мы везем вас, Богданов, на место. Сами покажете, где и что прятали.

В ответ Богданов улыбается, а после паузы произносит:

— В слуги к вам наниматься не собираюсь.

— И долго вы еще думаете куражиться?

— Пока не надоест, — нагло отрезает Богданов и добавляет: — И вообще учтите, я долго оставаться у вас не намерен.

— Надеетесь бежать, — вмешивается Корнеев.

— Дату побега и точное время я непременно согласую с вами, — при этом Богданов поворачивается к Корнееву и с издевкой останавливает на нем свой взгляд.

— Оставьте, господин Богданов, демагогию. Лучше ведите нас, — тоном, не терпящим возражений, приказывает Вера Петровна.

Скрипнув зубами, Богданов сходит с пролетки и двигается к дому. Миновав прихожую и захламленный коридор, вошли в комнатку, видимо служившую для прислуги. Снова коридор. Наконец оказались на кухне. Отсюда начинается ход в погреб.

Стали спускаться. Только прошли несколько ступенек, как вдруг Богданов пришел в неистовство, стал дерзить, ругаться и дальше идти отказался наотрез.

— Делайте со мной что хотите, — истерически кричал он.

Тогда вперед вышел Корнеев. Молча, оттеснив в сторону Богданова, он решительно начал спускаться вниз. Корнеев всегда, когда требует обстановка, становится твердым, до «чертиков» решительным.

Вера Петровна следует за ним: площадка, ступеньки, снова площадка и опять лестница. Корнеев торопится.

— Осторожнее, — предупреждает его Вера Петровна.

Но Корнеев продолжает спешить. Несмотря на кромешную тьму, он несется вперед. Наконец остановился… Вера Петровна зажигает спичку: дальше хода нет. Что-то звякнуло в полу. В каменной плите — железное кольцо. Корнеев напрягается изо всех сил. Плита поднята. Снова ход.

И вдруг — крик. Корнеев нелепо размахивает рукой. Это Богданов, пробравшись, ухитрился укусить его за руку. На Богданова наваливаются, его оттаскивают в сторону. Но он сопротивляется, не дается, визжит и вдруг… вырывается. Скачок, еще скачок — и Богданов прыгает в открытый люк.

— Ну и собака! — вырывается у Веры Петровны.

Мгновение — и она тоже прыгает вслед. Удар от падения почти не ощутим: на полу солома. А вокруг сплошная тьма — слышно только тяжелое дыхание Богданова.

Внезапно вспыхнул огонь. Это Богданов зажег спичку. Чудовищные уродливые тени колеблются на стенах и потолке. У одной стены стеллажи. На них и на полу винтовки, гранаты, ящики с патронами. Снова темнота. Слышно, как Богданов приближается.

«Как обезвредить его? Стрелять? Рискованно: все взлетит к черту».

Богданов бормочет, голос как у обезумевшего. Снова загорается спичка, и сразу, как порох, вспыхивает солома.

Прежде чем Вера Петровна успевает опомниться, кто-то сверху прыгает прямо на огонь и тушит его своим телом. Снова мрак и выкрики, стоны, ругательства. Сверху спускают фонарь. Вера Петровна подбирается к плотно сцепившимся телам и оттаскивает Богданова.

— Веревку сюда… Скорее! — кричит она.

Богданов связан. Даже при скудном освещении в глаза бросается мертвенная бледность его лица и кривящийся в ужимках рот.

— Водички дать?

Богданов пожал плечами и весь затрясся.

Вскоре Богданов снова на допросе. Он тупо смотрит в одну точку. В голове ни единой мысли.

— Надеюсь, после вчерашнего променада вы образумились? — обращается к Богданову Вера Петровна.

Богданов только вскидывает глаза и молчит.

— Молчание, господин Богданов, не поможет вам. Такой способ самозащиты никому еще не помогал, — продолжает Вера Петровна.

Допрашиваемый пожимает плечами и продолжает безмолвствовать.

«Ну и негодяй! Как заставить его быть откровенным, хоть немного? Для этого требуется время. А пока надо искать другие, более слабые звенья в этой цепи».

Вера Петровна выглядит утомленной. Под глазами чернота. Гимнастерка висит на ней как на вешалке. Только лихорадочно блестящие глаза говорят о твердой воле, непоколебимой, безграничной вере в победу революции.

«Нужно воспитывать в себе терпение и выдержку, тогда можно добиться результатов», — думает она про себя.

Терпению она научена. Тюремная наука пришлась кстати. И выдержки ей не занимать. Так считают все окружающие, в том числе и Олькеницкий.

Кроме защиты революции, Вера Петровна ничем не интересуется. Театр? Нет. Сейчас он ее не привлекает. Развлечения теперь ей ни к чему…

«Революционер должен думать и заниматься только революцией. Все остальное, что мешает сейчас, — вредно!» — это ее лозунг.

Сон и еда — неприятная необходимость, о которой вспоминаешь тогда, когда силы почти иссякают и голова клонится вниз.

Она знает: враги считают ее суровой, беспощадной. Пускай. Разве за ее суровостью скрывается злоба? Нет. Она любит людей.

Верно, к буржуазии, к помещикам, к золотопогонникам у нее ненависть.

Пусть боятся враги революции ее взгляда, пусть дрожат, когда она надолго останавливает свой взгляд на них, забывая отвести его.

— Не прикидывайтесь раскаявшимся, нас не проведете. Не на тех напали, — сказал Олькеницкий вызванному на допрос Нефедову.

Тот стал божиться и доказывать, что всему виной Брауде. Взгляд и глаза следовательницы буквально парализуют его каждый раз, когда он собирается рассказать что-либо важное. Только поэтому он забыл сообщить, что казанское подполье не изолировано. Оно связано с Москвой и с другими городами.

Цель организации, по словам Нефедова, — установить порядок в России и продолжать войну с Германией. Организация генерала Алексеева — большая, крепкая. Она готовит восстание.

— Вот так-с… Савинков в Москве… Он засылает людей, готовит одновременный удар.

Из Москвы прибыла шифрованная телеграмма. В ней говорилось, что ВЧК в Москве раскрыла белогвардейскую организацию, состоящую из офицеров и эсеров, — так называемый «Союз защиты родины и свободы».

При обыске были изъяты компрометирующие документы, в том числе платформа, отпечатанная на машинке, схема построения организации и явки в городе Казани.

На следствии выяснилось, что сначала заговорщики намеревались захватить Москву, а потом уже распространить восстание дальше, но, чувствуя, что Москву им не одолеть, решили начать с Казани. Сюда они перебросили уже около пятисот кадровых офицеров.

Белогвардейцы намеревались приурочить восстание к ожидающемуся выступлению англо-французских союзников.

В телеграмме еще указывалось, что Казань привлекает белых тем, что в сейфах Казанского отделения Госбанка хранится золотой запас Советского государства.

Из текста шифровки следовало также, что организация связана с иностранными посольствами и получает от них субсидии.