— Ох. Твои губы уже посинели от холода. Вот, держи.

Он снимает с себя кофту и протягивает мне, оставаясь в одной футболке. Я отказываюсь брать ее, ведь тогда он замерзнет тоже, но он не принимает моих возражений. Я вижу, как он ежится, и мурашки проступают на его коже, но старается не подавать виду. Тепло кашемира согревает меня, и я расслабляюсь.

— Почему ты думаешь, что я злюсь на тебя?

Согревшись, я расслабляюсь и начинаю зевать. Мой голос звучит сонно и невнятно, я поворачиваюсь на бок и смотрю на него в ожидании ответа.

— Я всегда думаю, что ты злишься на меня.

Он тихо отвечает и начинает нервно скрести ногтем по кожаной обивке. Его губы подрагивают, а кожа рук покрылась мурашками, но до последнего он не признает, что ему холодно. Я протягиваю руку к его лицу и осторожно прикасаюсь к его щеке кончиками пальцев.

— Так и есть. Ты редкостный засранец. И мы застряли здесь, в лесу, засыпанные снегом, потому что ты забыл заправить машину. Машину, которая принадлежит твоему отцу и он убьет нас за это. А еще у тебя нет прав, что значит, мы даже не можем вызвать эвакуатор.

— Я что-нибудь придумаю, я обещаю, — отчаявшись, он шепчет и поднимает на меня голову. В его глазах стоят слезы, и это разбивает мне сердце. — Только не злись на меня, умоляю. Ты мой самый близкий друг, мой лучший друг. Я не вынесу, если сделаю тебе плохо. Я пойду пешком до заправки и утром я смогу отвести тебя домой. Но, пожалуйста, только не злись, я не могу потерять тебя.

И эти слова словно убивают изнутри.

— Никуда ты не пойдешь, слишком темно и ты нужен мне живым, - я беру его руку и мягко сжимаю ее. — Утром я позвоню брату и он отбуксует нас.

Я слышу, как он тихо шепчет "прости меня, я такой идиот". Лишь крепче сжимаю его руку и включаю печку сильнее. Нам предстоит провести ночь в машине, она должна быть достаточно нагретой.

Когда мы решаем лечь спать, разобрав заднее сиденье и багажник, он садится на коленях и смущенно смотрит на свои руки.

— Мы никогда не спали вместе, — замечает он, улыбаясь. — Это непривычно.

Я сворачиваю рабочую форму его отца в подобие подушки и кладу на нашу "кровать".

— Да, – бормочу я, пытаясь стянуть с себя его кофту через голову. — Я тоже себя так чувствую. Мы можем замерзнуть.

— Я буду греть тебя, — он зевает и ложится на одну половину.

Я ложусь рядом и он кладет свою ладонь мне на поясницу, прижимая к себе. Когда я лбом упираюсь ему в грудь, он переплетает наши ноги, закидывает руку мне вокруг плеч и кладет подбородок мне на макушку.

— Ялюблютебя, мне неудобно, — смущенная своими словами я начинаю кашлять.

— Мне плевать. Спи.

Он прижимается губами к моему затылку и вздыхает. И когда его дыхание становится более размеренным, а я начинаю засыпать, я слышу тихое:

— Я люблю тебя тоже.

08/12/14.

10.

Никогда не писала о тебе. Думаешь, пора?

Это ощущается в воздухе. Между нами. Настолько тяжело, что можно задохнуться. Разбитое вдребезги сердце теперь словно покрыто пластиком.

Я вижу это в твоих глазах, перемешанное вместе с жалостью и печалью, то, что ты пытаешься скрыть от меня. Знаешь, что я скажу в ответ, не можешь не знать.

Всегда воспринимаемся как пара, всегда отшучиваемся, что поженимся. Рука в руке, объятия, твоя футболка для моего сна. Мы были одними из тех, о ком говорят «они будут вместе, когда перестанут быть такими слепыми».

Вязкость чувств засасывает, душит, сдавливает. Мы сидим достаточно близко друг к другу. Скорее по привычке, чем действительно хотим быть. Твой взгляд устремлен на экран ноутбука, твои губы поджаты, твоя рука лежит в паре сантиметров от моей. Я чувствую жар твоей ладони своими ледяными пальцами. Разглядываю твое запястье, широкие костяшки пальцев, вены, так сильно проступающие сквозь загорелую кожу. Смотрю на подушечки пальцев, и моя правая рука непроизвольно дергается – на кисти все еще остались синяки и багровые отметины на бледной коже после твоей слишком сильной хватки в попытке меня остановить. Я знаю, что ты сделал это не намеренно, но ничего не могу поделать с собой. Когда это случилось с нами? Теперь я подсознательно боюсь тебя, хотя знаю, что ударить меня – меньшее, что бы ты хотел сделать мне.

Ты замечаешь мое движение и хмуришься. Берешь мою холодную руку, мягко касаясь кожи.

– Прости…

Ты вновь тихо произносишь это, и впервые твои губы касаются моего синяка. Слишком интимно, чтобы такое происходило между друзьями. Да и друзья ли мы все еще?

– Ты один из самых дорогих и близких для меня людей, я не хотел сделать тебе больно, прости.

Друзья? Едва ли.

Я сохраняю тишину, лишь слежу за тобой, за тем, как твой взгляд мечется по моему лицу, разглядывая, словно пытаясь что-то заметить, найти то, чего не видел раньше.

Что в твоей голове в этот момент, когда ты решаешь сделать это? В секунду, когда ты поднимаешь голову от моей руки и прижимаешься губами к моим губам – что заставляет тебя сделать это? Порвать ту единственную грань между нами, единственное, что все еще держало меня от того, чтобы я полностью слетела с катушек.

И твои губы такие горячие, ты жадно целуешь и замираешь. И словно время замирает вместе с тобой, ровно до той секунды, когда я отстраняюсь от тебя.

– Мы не…

Слова застревают в моем горле, я не могу произнести и слова. В то время как я считала тебя своим якорем, ты разрушил все, просто сделав это. Разрушил те отношения между нами, что я так ценила.