Перебирая свои воспоминания о Мэрилин (включая подписанную копию известного снимка в обнаженном виде для календаря, который не только катапультировал ее к славе, но и лишил контракта со студией), Антон вздыхает: «Иногда и сам не знаешь, что думать. Мои отношения с ней не были чем-то особенным. У людей бывают связи, а затем они движутся по жизни дальше. Это не так важно. Вокруг было много девушек, которые могли прославиться, у которых были те же данные, которые ходили в модельные школы, фотографировались, даже, может быть, играли небольшие рольки в кино. Никто тогда не знал, что нас ожидает в будущем. Нам просто было хорошо вместе. Как я говорил, меня заводят очень светлые женщины с тонкой кожей. Когда вся стружка содрана, вот эта уязвимость — все, что для меня важно.
Но конечно, вы получаете то, что видите, — это важно помнить, рассматривая жизнь Мэрилин. Если она выглядит уязвимой, то она всегда будет следить за тем, чтобы чего-то не смочь и сделать что-то, чтобы оставаться уязвимой. То, что вы видите, и есть то, что вы получаете. О книге можно судить по ее обложке».
А что же Черный Папа знает о смерти Мэрилин? Он колеблется, когда я прошу его прокомментировать эту тему. «Я знаю людей, которые исчезали, потому что у них были неоспоримые доказательства». Его нежелание говорить об этом понятно, однако он признает: «Люди приходят ко мне с вещами, которые не хотят показывать больше никому. Вы можете сказать Дьяволу все». Этот факт в сочетании с его знанием о «потерянном» времени в жизни Мэрилин ставит Антона в уникальную позицию, чтобы получить информацию о ее самоубийстве из иных источников, которые кто-то мог проглядеть или недооценить.
В 1973 году ЛаВей написал в Cloven Hoof[25] статью о том, что Мэрилин Монро станет сатанистской «Мадонной» XXI века. В какой-то степени это уже произошло. С момента ее смерти она воспринимается как богиня. Бессмертная и обожествленная; людей поражает история о ребенке, рожденном сумасшедшей матерью от неизвестного отца. Она попала на глаза публике из ниоткуда и исчезла слишком скоро в ту же самую неведомую тьму, из которой явилась. Подобно столь многим женщинам, которые были близки с Антоном, она остается в нашей памяти навеки молодой, потому что ей так и не представился случай состариться. Оставшуюся во времени, ее пощадило и не задело Женское движение, поэтому мы так и не увидели, как она могла бы измениться. Для нас ныне она является почти иконой, талисманом, постоянно напоминающим нам о мистическом прошлом. Мэрилин Монро не является чистой и асексуальной богиней, но с сатанистской точки зрения — как раз наоборот. Она — плотская богиня: страстная, полная недостатков, соблазнительная, прекрасная. Если Антон ЛаВей прав, и те вещи, которые он формирует, приходят, чтобы остаться, то наше восхищение ею помогло созданию обновленной женственности.
Глава 5. Твари, что крадутся в ночи
После расставания с Мэрилин в Лос-Анджелесе Антон чувствовал себя еще более опустошенным и одиноким, чем раньше. Он продолжал играть в стрип-клубах вдоль пирса в Оушен-парке и подрабатывал, играя в ночных клубах, на вечеринках и холостяцких пирушках. Но Лос-Анджелес потерял для него большую часть своей привлекательности. Помимо короткого знакомства с одним из громил из круга Лаки Лучано, в городе больше ничто его не держало. Он решил вернуться в Сан-Франциско. Даже несмотря на то, что он пока не знал, чем будет зарабатывать себе на жизнь, он знал, что его ожидали там не лучшие, но и не худшие перспективы, чем в Лос-Анджелесе.
У Антона не было проблем, чтобы найти работу. Он легко заработал репутацию надежного тапера для стрип-шоу. «Маленький Цезарь» Гранелли, местный промоутер и поставщик актеров, договорился, чтобы Антон стал играть на органе на разных пирушках для холостяков, которые он организовывал в Бальной зале Авалон и в Бич-Шале. Одновременно Антон эксплуатировал и свои таланты фотографа — он получил работу в фирме Paramount Photo Sales (не связанную с киностудией), где снимал женщин в разных стадиях наготы. Работа ему нравилась — будь то аккомпанемент женщинам, которые снимают одежду, или же фотографирование женщин, обнажающих себя менее откровенным способом.
Когда началась Корейская война, перед Антоном возникла угроза призыва. В те дни молодой человек не убегал в Канаду, чтобы избежать призыва, а мог просто поступить в колледж. Хотя Антон никогда даже не обеспокоился тем, чтобы закончить школу, это его не остановило. Это не было помехой для человека, который вместо школы мудро изучил балаганные трюки. В сентябре 1949 года он записался в Сити-колледж Сан-Франциско на специальность «криминалистика» и решил приобрести репутацию почтенного студента. После занятий Антон зарабатывал деньги тем способом, который знал лучше всего, — музицировал.
Через друзей он связался с воинственными еврейскими группами, некоторые из которых поставляли оружие во вновь образованное государство Израиль, — с организациями типа «Бетар», «Хашимер Хатцаир», «Поале Сион», «Штерн» и «Иргун». Ввиду той свирепой тактики, которой они придерживались, некоторых из них сравнивали с нацистами. Парадоксально, что в то же время ЛаВей играл на фортепьяно на встречах ветеранов бригады им. Авраама Линкольна, — тех самых американцев, идеализм которых привел их в 30-е годы в Испанию, где они воевали за то, что считали правильным, хотя их неизменно клеймили «леваками». Именно там Антон встретил таких людей, как Далтон Трамбо и Алва Бесси, — двух наиболее отъявленных членов «Голливудской десятки». Бесси работал на различных вечеринках осветителем, ибо не мог найти другой работы. Сведения, полученные Антоном, о том, что ФБР засняло его на пленку, когда он входил в зал собраний, похоже, его вовсе не взволновали.
Антон видел, что «красная угроза» далеко еще не исчезла из списка причин для возникновения истерии, подогреваемой церковью. Церковь уже некогда добилась того, что тысячи людей были сожжены на костре, обвиненные в том, что они ведьмы или колдуны, просто потому, что они угрожали не тем людям. Поэтому симпатия ЛаВея к группам, которые клеймили как «комми» в тех условиях, которые тогда существовали в стране, была нескрываемой. Восприимчивая манера Антона оказалась живительной для отверженных патриотов. Он слушал, как разочарованные мужчины пели песни про Мадрид, Хараму, брюнетку… Антон мог вдохнуть в их музыку новую жизнь, это было интереснее, чем крутить одну и ту же заезженную пластинку. Они доверяли Антону, их вдохновляло его желание учиться и тот пыл, с которым он исполнял мелодии. Те изгои, для которых играл Антон, ценили его энтузиазм и награждали его рассказами о партизанах, которые воевали в интернациональных бригадах, надеясь, что какая-то часть их сможет с его помощью пережить самих рассказчиков.
ЛаВей вспоминает: «Все это было очень похоже на эскапады из старых фильмов типа «Женщина с пирса № 913». В Сан-Франциско было два главных места, где проводились такие рандеву, — Еврейский земляческий центр и Коллективный рабочий центр; парни сходили на берег и отправлялись прямо туда, искать какие-нибудь контакты в библиотеке. Меня обычно нанимали играть на показах мод или в варьете, а потом я просто шел прямиком в доки, где загружали ящики с оружием, отправлявшимся в Израиль. Большая часть этого оружия относилась к тому, что было «освобождено» во время войны американскими солдатами и признано в качестве DEWAT.[26] Но еще до того, как оно получало шанс действительно оказаться деактивированным, его смазывали космолином[27] и посылали в Израиль. Его загружали в контейнеры, на которых было написано «меноры»[28] или что-нибудь еще. В основном это были немецкие МР-40 или Р-38, или даже японские Nambus, — в общем, все, на чем можно было погреть руки. Впоследствии я получал благодарственные письма от организаторов модных шоу, в которых говорилось о том, как я помог им провести презентацию. Мало же они знали о том, что я делал после этих шоу.