Столы в зале были свободны как от яств и пития, так и от посетителей. Зато сама комната была освещена факелами, да на крайнем столе стоял массивный бронзовый подсвечник с тремя свечами.

За столом сидел купец, торопливо дописывающий лист бумаги гусиным пером. Кастелян лежал на лавке, около него стоял один из чешских воинов.

Второй охранник, суровый видом, с выбритой головой и выкрашенными в синий цвет длинными усами, стоял чуть в стороне, с самым безмятежным видом.

Но на вошедшего Андрея он снова взглянул цепко, взгляд за секунду стал оценивающим, словно вояка прикидывал, как будет с ним драться в очередной раз.

Никитин ответил тем же, но выбритый бодаться глазами не стал, примирительно улыбнулся и сделал шажок в сторону, как бы демонстрируя — «в чужие разборки не вмешиваюсь».

— Ваша милость, я все написал. Прочтите.

Купец с поклоном протянул бумагу. Андрей подошел ближе к свечам и чуть громко не выругался — знакомые буквы кудрявились на листе. Хорошо бы немецкий или польский, тут можно было бы понять, о чем идет речь, но текст был написан по-латыни.

«Капец. Как же я сразу не „въехал“, что латынь здесь международный язык, тем паче письменный. Настоящий командор знать ее обязан, он же и воин, и монах. Но я-то… Надо как-то выкручиваться».

— Прочти на польском, — он протянул бумагу купцу. — Пану Замосцкому будет понятнее.

Сказал равнодушно, но внутри замер в тоскливом ожидании — а ну как кастелян знает латынь?!

Однако поляк латынью явно не владел, а потому промолчал, чуть кривя лицо от сдерживаемой боли.

— «Пан Ярослав Замосцкий, кастелян пана Конрада Сартского, обязуется вместе со своими воинами немедленно отдаться под суд командора ордена Святого Креста Андреаса фон Верта за попытку пленения оного командора в нарушение Закона Божьего. И будет находиться в таком состоянии, пока пан Сартский не отпустит рыцаря ордена Святого Креста Стефана Зарембу, с людьми, оружием и прочим имуществом, коего удерживает в своем замке насильно, в нарушение Божьего Закона, честно и беспрепятственно. В чем клянусь именем Господа Нашего и крест целую». Все, герр командор.

— Зер гут, — коротко ответил Андрей и равнодушно спросил лежащего на лавке кастеляна:

— Поклянетесь выполнять это условие, пан Ярослав? Не нарушите ли крестного целования?

— Нет, — сразу отозвался кастелян и с трудом уселся на лавке. Медленно перекрестился. — Клянусь!

— Тогда подпишите, пан Ярослав!

Внутри Андрея бушевал пожар ликования, но ни одной искорки веселого пламени не выскакивало наружу. Наоборот, голос его был сух и деловит. Не время радоваться, пока на бумаге не остался росчерк чернил.

Замосцкий с трудом положил искалеченную ногу на дубовую скамью. Закусив губу, чтобы не застонать, поляк взял перо в руку и тщательно подписался, выводя кудрявые завитушки. От сдерживаемой боли у него выступили капли пота на лбу.

— А теперь подпишитесь вы, пан Новак, как послух, — попросил Андрей, глядя прямо в удивленные глаза немца.

Тот помедлил немного, просьба командора ордена была необычной. Но купец не раздумывал долго, а взял гусиное перо в руки и подписался ниже Замосцкого.

— Спасибо, пан, — коротко поблагодарил Андрей и повернулся к усатому воину:

— Можете ли вы тоже подписаться?

— Не умею, — последовал четкий и громкий ответ, а глаза синеусого дерзко блеснули. — Я варяг, и мой покровитель Перун молниерукий!

— Хорошо. Позвольте узнать, как вас зовут?

— Ольгерд из Полоцка!

— Славное имя, — только и сказал Андрей.

Именно его носил легендарный князь, что прибил свой щит на врата Царьграда и вошел в историю как Вещий Олег. Хотя здесь настолько все изменилось, что нет гарантии, что сей князь воевал с византийцами.

Сверху послышались стоны и оханье, и все присутствующие в зале посмотрели на лестницу, что вела на второй этаж Арни и Чеслав стащили вниз трактирщика и как куль сбросили у стены.

Затем орденец выложил на стол здоровенный мешок, звякнувший металлом, и рядом с ним несколько небольших кожаных мешочков. Из-за пазухи извлек еще один, поменьше, положил отдельно.

— Медь, — Арни ткнул пальцем в мешок. И на маленькие указал: — А тут серебро. Здесь злотые и солиды с динарами. Всего денег на сотню и два десятка злотых ровно. Больше у него здесь нет. Там еще нашли ваши драгоценности и деньги.

На столе оказался знакомый сверток с браслетами и перстнем, а также кошельки, что выудили у них с Велемиром.

Андрей усмехнулся — трактирщик ровно вдвое ухитрился уменьшить сумму наложенного на него выкупа. И это даже с учетом того, что они здесь выгребли пряности, забрали коней, полезные для себя вещи, одежду и оружие.

— Вы взяли малую виру, ваша милость, — негромко сказал купец, — за такие дела на любой земле вам бы его с головой выдали. Мерилом здесь может быть только кровь…

Ни у Новака, ни у синеусого варяга в глазах не было даже проблеска алчности, они совершенно спокойно взирали на груду денег. Охранник даже криво и презрительно усмехнулся, и Андрей понял, что надо как-то выкручиваться, дабы не поползла дурная слава по свету.

Купцы ведь такой народ — скажут где-нибудь, а потом долгонько придется отмываться.

— Холоп не платит кровью первым! Платит его хозяин! Я, Андреас фон Верт, командор ордена Святого Креста, оставляю ему жизнь. Пока не скрещу клинок с тем, кто замыслил преступление против Бога, церкви и ордена. А потому я не стал убивать и его кастеляна.

Андрей с силой вогнал острие меча в пол, ожесточился лицом и глубоко задышал, нагнетая ярость. Ему нужно было хорошо лицедействовать, дабы никто не заподозрил фальши.

— Пан Замосцкий! Передайте это своему хозяину…

— Он мне не хозяин, — гневно вскинулся с лавки поляк.

— Он твой пан и благодетель, — Андрей осадил кастеляна звенящим от гнева голосом. — И я требую от тебя одно — пока обиды ордену не будут смыты, ты не будешь лезть между нами! Не доводи меня до греха — я не желаю тебя убивать! Тем более, тебе нужно прийти в себя, чтобы быть в силах для равного и честного боя. Ровно через год и один день мы можем встретиться на поединке. Выбор оружия теперь за мной! Так?!

— Да, командор фон Верт, — отозвался поляк. — Это справедливо. Вы сегодня дрались, связанные обетом.

Андрей с силой выдернул меч и с лязгом забросил его в ножны. Подошел к лежащему на полу хозяину и грозно бросил:

— Через два месяца я потребую от тебя полностью заплатить виру! Ты заплатил лишь половину. — А сам чуть не хмыкнул, глядя на посеревшее лицо трактирщика, который снова задрожал как лист на ветру.

«Актер, ну и актер. Натурально играет, будто я на самом деле полторы сотни злотых потребую, те, что полчаса назад ему подарил. Теперь у меня есть здесь агент, и не важно, что двойной, „герцог“, как таких в старину именовали. Зато стучать начнет исправно, как дятел! Никуда он не денется — теперь пан Сартский ему клапан живо перекроет».

Андрей чуть кивнул, попрощавшись таким образом с купцом, и пошел из трактира. Он всей кожей чувствовал, что нужно скорее уносить ноги, встреча со стражниками местного пана, что сюда направлялся, могла закончиться для него фатально. За ним устремился Арни, положив руку на рукоять меча, и сгибающийся под тяжестью монет Чеслав…

— Вы хоть понимаете, с кем вы едете? И куда?! Нас преследовать долго будут и очень жаждать нашей смерти! Мучительной смерти! Подумайте хорошо, хлопцы!

Андрей решил дать возможность освобожденным пленникам тихо уйти от орденцев. Но не тут-то было — оба парня встали перед ним на колени, а Чеслав громко сказал, глядя прямо в лицо:

— Ваша милость, лучше умереть под знаменами крестоносцев в битве, чем быть запоротым насмерть. Я попадать в их руки больше не намерен. Желаю дать присягу ордену Святого Креста, буду честно ему служить, не щадя живота своего! До смерти!

— Добрый воин будет, брат-командор. — Стоявший рядом с Никитиным Арни одобрительно крякнул и добавил негромко: — А драться я их научу!