– Ладно, – согласилась я. – Завтра позвоню кое-куда.
Элина сняла руку с плеча Сериз и подошла ко мне – я сидела в кресле.
– Спасибо, девочка! Я знала, на тебя можно рассчитывать. Ты истинная дочь своей мамы и не бросишь человека в беде.
Я взглянула на часы – почти десять. Если даже и рискнуть отправить Элину в «Копья Виндзора» в этот поздний час, куда девать Сериз? Стиснув зубы, я достала для нее ночную рубашку, а потом заперлась в своей спальне.
Глава 9
МОЛОДАЯ ЛЕДИ НЕЗДОРОВА?
Ночью мне снились пожары и плачущие младенцы. Несколько раз я просыпалась с ощущением удушья, словно от дыма. Встала рано, с чугунной головой. Часы показывали шесть. Элина и Сериз еще спали. Сериз уткнулась носом в подушку, Элина лежала на спине и громко храпела. Но будить их мне не хотелось, пусть лучше спят. Я не могла добраться ни до книг, ни до телевизора и чувствовала себя пленницей в собственной квартире. Тихонько прикрыла дверь, надела джинсы. Идти к мистеру Контрерасу было еще рано, хотя прогулка с Пеппи или даже спортивный бег были бы для меня сейчас лучшим лекарством; однако мне и думать об этом не хотелось.
Я прошлась пешком до закусочной «Белмонт» – она открыта круглые сутки, – выбрала то, где больше всего холестерина: блины с маслом и большую порцию бекона. Просидев там дольше обычного, я прочла в трех выпусках газет историю о поисках нового стадиона для «Биэре», а также изучила все о последнем скандале среди окружения мэра – в другое время я не стала бы этого читать – и примерно в восемь потащилась к себе домой.
На авеню Расин уже кипела утренняя жизнь. Люди шли на работу. Как раз когда я подошла к дому, из подъезда вышел сосед-банкир. Волосы у него были гладко причесаны и напомажены.
– Привет, – сказала я весело. – Прихожу в себя после ночной смены. Желаю удачного дня.
Он притворился, будто не слышит. Вот и старайся после этого быть вежливой с соседями.
Когда я открыла кухонную дверь, из гостиной до меня долетел громкий храп Элины. Подобно герцогу Веллингтонскому [14], она может спать где угодно и когда угодно. Потом я уловила свой любимый запах, запах сигаретного дыма. Сериз сидела за кухонным столом и курила, мрачно уставившись в пространство.
– Доброе утро, – произнесла я как можно любезнее. – Сериз, я понимаю, вы расстроены из-за ребенка, и все же прошу вас здесь не курить.
Она посмотрела на меня с неприязнью, но загасила сигарету в блюдце, куда сбрасывала пепел. Я взяла блюдце, подошла к мойке и попыталась отскрести присохший пепел. Сериз последовала было за мной, потом снова тяжело плюхнулась на стул. От завтрака она отказалась, сказав, что хочет только кофе. Я поставила кипятить воду, вытащила из морозильника бобы.
– На каком этаже жила твоя мать?
Она тупо смотрела на меня, потирая голые руки.
– В «Копьях Индианы» на каком этаже она жила? Возможно, это понадобится, чтобы разыскать Кэттерин.
– На пятом, – ответила она после длительного молчания. – Комната пятьсот двадцать два. Лифт почти никогда не работал, и ей было очень тяжело подниматься, но ничего другого она не могла найти.
– Так. Когда ты оставила ей ребенка?
Она опять долго не отвечала, но на этот раз, похоже, что-то высчитывала в уме.
– Мы отвезли ее в среду, – проговорила она наконец, – перед тем как уехать. – Она снова зябко потерла руки. – У вас тут холодно. Позвольте мне закурить.
Я холода не ощущала, но, видимо, потому, что была одета. Она же сидела все в той же огромной футболке, которую я выдала ей вчера вместо ночной сорочки. Я пошла в спальню за курткой. Она надела ее, но все равно продолжала растирать руки.
Я положила бобы в кастрюльку и залила кипятком.
– В среду? В котором часу?
– Вы хотите сказать, будто я видела пожар и все-таки оставила ребенка?
Она говорила враждебным тоном и, казалось, все время была начеку.
Я вылила в бобы еще немного кипятку и постаралась вникнуть в ситуацию. Ребенок почти наверняка погиб. Она до смерти боится полиции и вообще всех государственных учреждений. Я же, по ее понятиям, с ними в дружбе, к тому же не разрешила ей курить. Все это если и не прибавляло симпатии к ней, то, по крайней мере, позволяло подавить собственное раздражение.
– Кто-то поджег гостиницу, – осторожно начала я. – Искалечил твою мать, а возможно, и твоего ребенка. Если ты была там незадолго до пожара, то могла его видеть. Возможно, поджигатель – или поджигательница – в это время уже был там, около гостиницы. Ты могла бы его описать, чем помогла бы расследованию.
Она отчаянно затрясла головой:
– Никого я не видела! Мы приехали туда в три часа дня. Отдали Кэттерин маме и поехали в Висконсин. Ясно?
– Ясно, – сказала я. – А почему тебе так не нравятся мои вопросы?
Чтобы унять бившую ее дрожь, она схватила обеими руками чашку с горячим кофе.
– А потому, что вы меня в чем-то подозреваете. Как будто я виновата в том, что случилось с ребенком.
– Да нет, Сериз. – Я попыталась улыбнуться. – Очень жаль, если это так прозвучало. Просто я сыщик, задавать вопросы – моя профессия. Этим я зарабатываю на жизнь.
Она уткнулась лицом в чашку и молчала. Я сдалась. Пошла к себе в спальню. Постель не убрана. На полу валяется спортивный костюм, в котором я обычно бегаю по утрам. Я засунула его в стенной шкаф и натянула на кровать покрывало. Нет, комната моя не годилась в качестве иллюстрации для журнала «Уютный дом», но это было все, на что я сегодня оказалась способна.
Я вытянулась на кровати и попыталась вспомнить имя того агента из страховой компании, с которым познакомилась в четверг на пепелище. Что-то птичье. Меня удивило тогда, какие яркие, любопытные у него глаза – совсем как у птицы. Робин [15]! Да, точно, Робин. Фамилию я не вспомнила, но это уже не важно. Найду по имени.
Я поставила телефон на живот, набрала номер компании «Аякс» и попросила соединить меня с отделом поджогов и мошенничеств. Ответил жизнерадостный девичий голосок, и я попросила позвать Робина.
– Одну секунду, – ответила девушка, – он как раз здесь. – И вслед за тем я услышала:
– Говорит Робин Бессинджер.
Бессинджер… ну конечно…
– Робин, это Ви. Ай. Варшавски, мы с вами познакомились на прошлой неделе у отеля «Копья Индианы»; вы там копались в руинах.
– Ви. Ай. Варшавски? Частный детектив?
– Да-да. – Я села и вернула телефон на тумбочку. – Вы тогда сказали, что, если бы кто-нибудь погиб на пожаре, полиция начала бы расследование по делу об убийстве. Как я понимаю, никто не погиб?
– Ну… насколько мне известно… – Я вспомнила, как он был осторожен и в тот раз. – А что, у вас есть другие сведения?
– Там оставался ребенок. Он был в номере с бабушкой на пятом этаже. – Он хотел меня прервать, но я торопливо сказала: – Да-да, знаю, это нарушение правил. Так вот, теперь он пропал. Бабушка тоже исчезла, так что я не знаю, нашли ребенка или нет.
– Ребенок? Боже правый! Нет, я ничего не слышал о ребенке. Сейчас я позвоню в полицию, а потом перезвоню вам. Это что, ребенок вашей родственницы?
– Нет, моя родственница – подруга той самой бабушки, у которой оставался ребенок. А мать девочки только сейчас вернулась в город и не может их найти; вот такая история.
– Ладно. – Он замялся на мгновение. – Я наведу справки и перезвоню через несколько минут.
Я сказала ему свой номер телефона и повесила трубку. Еще раз с отвращением осмотрела комнату, в которой фактически только спала. Большую часть ее занимала кровать, поистине королевских размеров. В стенном шкафу, тоже гигантских размеров, я устроила туалетный столик, чтобы можно было свободно расхаживать по комнате. И все же провести в ней большую часть дня мне не улыбалось. Однако – что поделаешь? – присутствие храпящей внизу Элины приковывало меня к этим стенам.