– Верно, хитрая задница, – сдался он. – Ты готова наконец открыть все это жителям Чикаго?

– Ты сказал, что не нуждаешься во мне и что получишь всю информацию от своих людей на «Ксерксесе». Однако я хочу поговорить с тобой кое о чем, неизмеримо более волнующем, а именно о своей жизни. Или о ее возможном конце.

– Это старо. Мы уже закрыли эту тему на прошлой неделе. На этот раз ты должна будешь раскрыть все карты, чтобы заставить нас волноваться.

– Хорошо, будь по-твоему. Твое желание может исполниться. Есть несколько крупных хищников, которые охотятся за мной.

Я следила за стайкой голубей, дравшихся за место на подоконнике. Выносливые грязные городские птицы, несомненно, лучшее украшение для моего офиса, чем подлинники Наста и Домвера.

– Почему ты снова говоришь мне об этом? – подозрительно потребовал он.

По железной дороге Уобош прогрохотал поезд. Голуби моментально вспорхнули – из-за вибрации здание сотряслось, – но спустя минуту снова вернулись на подоконник.

– На случай, если я не переживу эту ночь, мне нужен тот, кто пойдет по моему следу, чтобы узнать, где меня взяли. Я бы хотела, чтобы этой личностью был ты, так как ты скорее способен вообразить злых демонов, чем полицейские, но беда в том, что мне необходимо поговорить с тобой до часу тридцати.

– А что случится в час тридцать?

– Я пойду одна вниз по Мейн-стрит, прихватив свой шестизарядный кольт.

После нескольких очередных попыток с его стороны узнать, на самом ли деле его помощь так безотлагательна, я заявила, что кладу трубку, и Мюррей согласился встретиться со мной в полдень у редакции за сандвичем.

Прежде чем я покинула офис, я разобрала почту, выбросила все, кроме счета от одного из клиентов, для которого провела финансовые расследования, а затем вызвала приятеля, чтобы заменил дверь моего кабинета. Он сказал, что сделает ее в среду после обеда.

Так как было уже около двенадцати, я направилась на север к Ривер. Воздух сгустился до легкой измороси. Несмотря на ужасные предупреждения Лотти, мои плечи чувствовали себя вполне пристойно. Еще пара дней и, если я выдержу схватку с Густавом Гумбольдтом, я снова смогу начать бегать.

«Геральд стар» размещалась напротив «Санди таймс» с южной стороны Чикаго-ривер. Большинство этих мест уже становятся суматошными, поскольку заполняются претенциозными маленькими ресторанчиками, но у Карла по-прежнему подавали газетчикам непритязательный сандвич. Там было полно киосков, и несколько столиков втиснули в грязное каменное здание на Уоркер, в том месте, где эта улица проходит под эстакадой через реку.

Мюррей примчался через несколько минут после меня – при тусклом освещении в кафе дождевые капли сверкали в его рыжих волосах. Люси Мойнихен, дочь Карла, которая заняла место отца после его смерти, была влюблена в Мюррея. Она провела нас сквозь толпу посетителей и устроила за столиком в глубине зала, задержавшись подле на несколько минут, чтобы перекинуться с Мюрреем парой фраз. У них были общие воспоминания – он проиграл ей на прошлой неделе баскетбольное пари.

Жуя гамбургер, я поведала ему о многом из того, что проделала за последние три недели. При всей своей эксцентричности и самонадеянности Мюррей – внимательный слушатель, который впитывал информацию буквально всеми порами. Говорят, что человек запоминает только тридцать процентов из того, что ему рассказывают, но я бы не отнесла это насчет Мюррея.

Когда я закончила свой рассказ, он сказал:

– Хорошо. Ты влипла. У тебя есть друг детства, который желает, чтобы ты нашла того, кто убил твою подругу, есть молодой Юршак и эта странная химическая компания. И может быть, еще Мусорный король. Будь осторожна, если к делу причастен Стив Дрезберг. Этот мальчик играет наверняка. Я могу узнать, связан ли он с Юршаком, но какое отношение имеет ко всему этому Гумбольдт?

– Хотела бы я знать. Юршак ведет его страхование, что не является таким уж большим преступлением, коли он просто делает на этом денежные махинации, но я не в состоянии узнать, что Гумбольдт делает для Юршака. – Ускользающее воспоминание, которое я пыталась вызвать в своем уме в субботу, всплыло и Опять исчезло.

– Что? – подозрительно потребовал Мюррей.

– Ничего. Мне показалось, что я что-то вспомнила, но я совершенно не могу ухватить это. Но я хочу знать, почему Гумбольдт лжет о Джое Пановски и Стиве Ферраро. Это должно быть что-то действительно важное, потому что, когда я пришла в его офис сегодня полюбопытствовать об этом, меня выдворили какие-то ненормальные обезьяны из его охраны.

– Возможно, ему просто не хочется, чтобы ты вертелась возле него, – нарочно предположил Мюррей. – Бывают времена, когда мне тоже хочется иметь охраняющих меня обезьян, чтобы избавиться от тебя.

Я шутливо стукнула его кулаком, но он перехватил мою руку и на мгновение задержал в своих:

– Давай, Варшавски. Здесь пока еще нет истории. Просто измышления, которые я не могу опубликовать. Почему мы сегодня обедаем вместе?

Я вытащила руку из его цепких пальцев:

– Я веду определенное расследование. Когда я получу какие-то результаты, я, может быть, получу некое представление, почему Гумбольдт лжет, но непосредственно сейчас я иду на встречу с Артом Юршаком-старшим. Я получила главную дубинку, чтобы воздействовать на него, поэтому надеюсь, что он выложит мне все, что знает. Именно в этом и заключается то, чего я хочу от тебя. Если я каким-либо образом исчезну, поговори с Лотти, Кэролайн Джиак и молодым Юршаком. Эти трое могут дать тебе ключ.

– Насколько серьезно ты расцениваешь тот факт, что находишься в опасности?

Я наблюдала, как Мюррей осушил очередную пивную кружку и попросил третью. Он весит двести сорок или двести пятьдесят – и может поглощать все это. Я остановилась на кофе: мне хотелось, чтобы моя голова была ясной на период встречи с Юршаком.

– Серьезнее, чем мне хотелось бы. Кто-то оставил меня помирать в болоте пять дней назад. В пятницу двое из тех же в капюшонах поджидали меня у дверей моей квартиры. А сегодня Густав Гумбольдт сказал нечто странное, словно Питер О’Тул, пытавшийся заставить своих ребят одолеть Бекет. Так что это вполне реально.

Конечно, Мюррею не терпелось узнать о дубинке, которую я собиралась занести над Юршаком, но я твердо решила, что не позволю ему сделать это достоянием публики. Мы спорили до часа пятнадцати, потом я встала, положила пятерку на стол и вышла. Мюррей кричал мне вслед, но я надеялась попасть на автобус прежде, чем он выскочит из кафе и догонит меня.

Сто сорок седьмой автобус уже закрыл двери, когда я сошла с последней ступеньки. Исключительно человеколюбивый водитель открыл их, когда увидел, что я бегу по тротуару, и я успела вскочить на подножку. Арт назначил встречу на два тридцать вместо двух, и я успевала, но мне хотелось удостовериться, что он не появится раньше с неким вооруженным эскортом. Я совсем не знала молодого Арта и не могла доверять ему: он мог и солгать мне о том, что сумел одурачить отца. Или, может, и сам большой Арт не доверяет своему ребенку и не принял во внимание его россказни. На всякий случай я хотела опередить их и обнаружить ловушку.

Я поднялась до Джексон-стрит и прошла три квартала к востоку, дойдя до фонтана. Летом Букингемский фонтан является достопримечательностью прибрежной полосы. В это время года его скрывает зелень деревьев и окружают толпы туристов. Зимой, посреди ковра из опавшей листвы, спящий – воду отключают, – он представляет хорошее местечко для беседы. Немного людей посетило его в тот день, и все, кто там находился, были доступны взору.

Под пасмурным зимним небом Грант-парк обезлюдел. Пустые пакеты из-под картофельных чипсов и битые бутылки из-под виски валялись в опавшей листве, являясь единственными признаками человеческого присутствия. Я отошла к розарию, что был разбит с южной стороны фонтана, присела на постамент одной из статуй, стоявших вокруг. Засунув «смит-и-вессон» в карман куртки, я держала большой палец на предохранителе.