По внешнему виду нельзя было сказать, что кто-то побывал в доме. По-видимому, Нэнси вложила в покупку все, что имела, поэтому в прихожей и гостиной не было мебели. Пока я не поднялась по дубовым ступенькам в ее спальню, я не заметила никаких следов вторжения.

Зато попав в эту комнату, я поняла и одобрила решение миссис Клегхорн подождать меня у входа.

Очевидно, Нэнси начала отделку дома и интерьера со спальни. Пол был натерт до блеска, стены оштукатурены и покрашены, а в стену напротив кровати был встроен камин, облицованный керамической плиткой. Подле камина находились начищенные до блеска щипцы и всякие необходимые приспособления. Зрелище было потрясающее, но вспоротая обивка и разбросанные по комнате постельные принадлежности привели меня в ужас. Я осторожно пробиралась среди валявшихся вещей, поправ все правила полицейского: я не позвонила, чтобы сообщить о случившемся, а разгуливала по комнате, разрушая улики, оставшиеся на месте преступления, и оставляя следы своего присутствия. Но так бывает только в теории, да еще в справочниках и книгах по руководству к ведению следствия, где сказано, что каждое преступление подвергается детальным лабораторным исследованиям. Не думаю, чтобы в реальной жизни обращали слишком большое внимание на всякие там улики, даже несмотря на то, что домовладелец был убит. Что бы ни искали грабители, это не заняло у них слишком много времени. Они спешили и не только вспороли матрац, порезали набивку, но и отодвинули каминную решетку, вытащили несколько кирпичей, шарили в камине. Может, им понадобились деньги, если остановиться на предположении о наркоманах. А может, бумаги… То есть искали нечто такое, что было у Нэнси и настолько пугало их, что они решили убить ее, лишь бы сохранить это в тайне.

Я спустилась вниз, руки у меня дрожали. Разрушение и осквернение жилища – это ужасное посягательство на личное. Если нельзя быть в безопасности в собственном доме, то возникает ощущение, что вы нигде Не имеете никаких гарантий безопасности.

Миссис Клегхорн ждала внизу. Она по-матерински обняла меня за талию – мой расстроенный вид помог ей вернуть самообладание.

– Столовая – вторая комната, которую Нэнси успела отделать до конца. В нише от стенного шкафа она устроила себе маленький кабинетик на то время, пока у нее не появятся деньги, чтобы оборудовать офис.

Я предложила миссис Клегхорн остаться в холле. Если грабители не нашли того, что искали, наверху, то как же должен выглядеть кабинет?

Действительность оказалась гораздо хуже того, что я могла вообразить. Посуда и утварь были разбросаны по полу, из кресел выдрали сиденья, все полки в шкафах орехового дерева были выломаны. Бумаги, которые относились к личной жизни Нэнси, были рассыпаны повсюду, словно конфетти после большого празднества.

Я бродила среди всех этих разрушений, стиснув зубы и пытаясь сдержать свои эмоции. Миссис Клегхорн время от времени окликала меня, стоя на пороге. Я отсутствовала так долго, что она начинала беспокоиться и подбадривала себя, боясь оказаться лицом к лицу с чем-то ужасным. Мы вместе подобрали банковские отчеты, выудили адресную книгу из кипы других и прихватили все бумаги, которые могли иметь отношение к закладной или страховке, словом, отобрали все необходимое, чтобы миссис Клегхорн изучила взятые документы у себя дома.

Перед уходом я заглянула в другие комнаты. Здесь и там незакрепленные половые доски были приподняты. Камины – их было всего шесть – стояли без решеток. Старинная кухня претерпела свои разрушительные изменения. Она, вероятно, и без того выглядела не слишком прилично – ее оборудование и хозяйственные приспособления датировались двадцатыми годами: старомодного фасона раковина, ледник, шкафчики, вделанные в уже облупившиеся стены, требовали переделки и ремонта. В духе типичного варварства налетчики рассыпали по полу муку и сахар, вышвырнули из холодильника все продукты. Если бы полиция схватила их, я порекомендовала бы, чтобы их для начала содержали в заключении в этом доме, дабы они привели его в порядок.

Грабители попали в помещение через заднюю дверь, взломав замок, они, конечно, не позаботились о том, чтобы запереть за собой. Задний двор скрывали от постороннего взора деревья, и никто из проходивших мимо не сумел бы заметить, что дом стоит открытым. Миссис Клегхорн отыскала в мастерской, которую Нэнси соорудила рядом с кладовой, молоток и гвозди, и я прибила доску поперек двери, чтобы в дом никто не попал. Было ясно, что больше мы ничего не можем сделать, дабы исправить положение. В молчании мы покинули дом.

Вернувшись на Маскегон, я позвонила Бобби и сообщила о том, что случилось. Он поворчал для порядка и сказал, что направит дело в третий округ, и попросил меня быть в пределах досягаемости на тот случай, если они захотят поговорить со мной.

– Да, конечно, – пробормотала я. – Буду торчать у телефона всю оставшуюся неделю, если это осчастливит полицию.

Возможно, вышло неплохо, что Бобби уже успел повесить трубку. Миссис Клегхорн занялась варкой кофе. Она подала его в столовой, а вместе с ним – засохший пирог и салат.

– Что они искали, Виктория? – наконец спросила она, допивая вторую чашку кофе.

Я угрюмо принялась за пирог:

– Что-то небольших размеров. Плоское. Какие-то бумаги, я полагаю. Я не думаю, что они нашли их, иначе они не вытащили бы кирпичи из жерла в других каминах. Итак, где еще Нэнси могла бы прятать что-то? Вы уверены, что она ничего не оставляла здесь?

Миссис Клегхорн покачала головой:

– Она могла прийти, когда я была на работе. Но… я не знаю. Хочешь, взгляни в ее старой спальне.

Я одна поднялась по винтовой лестнице в мансарду, где мы с Нэнси некогда поджидали героев сказок или волшебных пиратов. То была комната, полная невыносимой печали, воспоминания детства опустились на обветшавшую мебель. Я хладнокровно перетрясла плюшевых медведей, игрушки, истрепанные коробки с записями ранних «Битлз», но ничего не нашла. Когда я спустилась вниз, прибыли полицейские, и мы провели около часа, беседуя с ними. Мы сказали, что я поехала вместе с миссис Клегхорн, чтобы помочь ей забрать бумаги Нэнси, поскольку мать не хотела идти одна, и я, как старая подруга дочери, сопровождала ее. Увидев, что дом разорен, мы позвонили им. Два следователя записали все очень тщательно, но, похоже, это вторжение заинтересовало их не больше, чем посягательства на собственность любого другого домовладельца Южного Чикаго. В конце концов они покинули нас, не оставив никаких специальных инструкций или рекомендаций. Вскоре после того, как они ушли, я тоже поднялась.

– Я не хочу пугать вас, но, возможно, что люди, которых заинтересовал дом Нэнси, придут и сюда. Вы должны иметь это в виду. Оставаться здесь не стоит. Надо перебраться к одному из ваших сыновей, как бы сильно вы этого ни хотели.

Миссис Клегхорн нехотя согласилась. Лишь один из ее сыновей не имел детей, но зато жил вместе со своей подружкой в фургончике. Не слишком подходящее помещение, чтобы кто-то мог погостить там.

– Я полагаю, что автомобиль Нэнси тоже надо будет спрятать куда-нибудь подальше. Кто знает, куда эти сумасшедшие твари полезут в следующий раз.

– Ее автомобиль? – Я замерла. – Где ее автомобиль?

– Стоит у моего дома. Она оставила его у административного корпуса ПВЮЧ, и одна из ее сослуживиц перегнала мне машину после похорон Нэнси. У меня есть запасная связка ключей, поэтому следует… – Ее голос упал, когда она увидела выражение моего лица. – Ну конечно!.. Мы должны посмотреть и в машине, ведь верно? А может, у Нэнси действительно было что-то, что хотел найти убийца. Однако я не могу представить, что бы это могло быть…

Она уже говорила это раньше и опять пустилась в заверения о том, что Нэнси, вероятно, не подозревала, что обладает чем-то очень важным для кого-то. Я пошла вместе с миссис Клегхорн к небесно-голубой «хонде» Нэнси и вытащила кипу каких-то бумаг, лежавших на заднем сиденье. Нэнси оставила эти документы рядом с кейсом, ибо формат не позволял положить их в портфель.