Никто не обратил на меня никакого внимания, но я наконец увидела Элен Клегхорн, сидевшую в дальнем конце комнаты и державшую на руках, явно без особого удовольствия, плачущего ребенка. Завидев меня, она с трудом поднялась и отдала ребенка одной из молодых женщин. Ей пришлось пробираться ко мне сквозь кучу внуков.

– Я так скорблю по Нэнси, – прошептала я, сжимая ее руки. – И прошу прощения за то, что беспокою вас в такой момент.

– Я рада, что ты пришла, дорогая, – сказала она, тепло улыбаясь и целуя меня в щеку. – У мальчиков были благие намерения: они все сговорились и выбрали день, полагая, что встреча с внуками утешит бабушку, но шум и бедлам – это для меня слишком… Давай пройдем в столовую. Там есть торт, и кто-нибудь из девочек сделает нам кофе.

Элен Клегхорн казалась моложе своих лет. Она являла собой более упитанную копию Нэнси и тоже обладала вьющимися белокурыми волосами. Со временем они скорее потемнели, чем поседели, но кожа ее все еще оставалась нежной и чистой. Элен была в разводе уже много лет, оставшись одна, с тех пор как ее муж сбежал с другой женщиной. Она никогда не получала помощи на воспитание детей и сама подняла свою большую семью на скудные заработки библиотекарши, при этом неизменно находя возможность усадить меня за их обеденный стол, когда мы с Нэнси возвращались с тренировок по баскетболу.

В своем безразличии к ведению домашнего хозяйства Элен была просто уникумом. Сколько я себя помнила, в столовой вечно царил беспорядок, пыль клубилась по углам, а стопки книг и газет просто сдвигались на край стола, если предстояла трапеза. Но даже при такой бесхозяйственности и неразберихе атмосфера их дома всегда казалась мне романтичной в те давние времена моей молодости. Дом этот был огромен; мистер Клегхорн был директором начальной школы до того, как удрал, и все пятеро детей имели собственные спальни. Неслыханная роскошь в наших краях. Нэнси жила наверху, и у нее было даже маленькое башенное окно, на фоне которого мы представляли сценки про Синюю Бороду.

Миссис Клегхорн присела к столу подле кипы книг и газет и жестом указала мне на кресло рядом с собой.

Я полистала какую-то книгу, оказавшуюся в поле моего зрения, и затем сказала:

– Нэнси пыталась связаться со мной вчера. Я вроде говорила вам об этом, когда звонила, и вы дали мне ее новый номер. Вы не знаете, что ей было нужно?

Она покачала головой:

– Я не разговаривала с ней несколько недель.

– Я знаю, это свинство с моей стороны – приставать к вам с расспросами сегодня. Но я уверена, что это имеет отношение к тому, что с ней случилось. Я хочу сказать, что мы так давно не виделись друг с другом, однако когда мы разговаривали в последний раз, то темой нашего разговора была моя работа детектива и данный мною совет о том, что сделала бы я на ее месте. Поэтому она, должно быть, думала обо мне в этом контексте. Вы понимаете, произошло нечто такое, что, по ее мнению, следовало рассказать мне, учитывая мой профессиональный опыт. Я могла бы помочь ей.

– Я ничего не знаю, дорогая. – Ее голос задрожал, и она сделала усилие, чтобы сдержаться. – Пусть это не волнует тебя. Я уверена, ты ничем не смогла бы помочь ей.

– Хотела бы я согласиться с вами. Послушайте, я не хочу быть чудовищем или давить на вас, когда вы так расстроены. Но я чувствую свою ответственность. Я опытный следователь. Я могла бы помочь ей, если бы оказалась дома, когда она звонила. Единственное, что я могу теперь сделать, чтобы облегчить свою совесть, это попытаться найти того, кто ее убил.

– Вик, я знаю, что вы с Нэнси были подругами, и я понимаю, о чем ты думаешь. Ты считаешь, что помогла бы ей, если бы включилась. Но не можешь ли ты предоставить это полиции? Я не хочу больше ни говорить, ни думать об этом. Достаточно того, что мне нужно подготовиться к похоронам, а тут еще все эти дети… Их хохот по всему дому. Если я начну думать о том… о том, почему кому-то понадобилось убивать ее, меня будет преследовать воображение: я представляю, как она там лежит, в этом болоте… Обычно мы ходили туда изучать птиц, когда она была скаутом. Она всегда так боялась воды. Я не могу отделаться от мысли, что она осталась там одна… какой ужас она испытала. – Она внезапно замолчала, борясь с подступившими рыданиями.

Я знала, что Нэнси боялась воды. Она никогда не участвовала в наших тайных вылазках и купаниях в Кэлумет. Ей понадобилась справка от доктора, чтобы получить освобождение от занятий плаванием, которые требовалось посещать в колледже. Я не хотела думать о ее последних минутах там, в болоте. Возможно, она так и не пришла в сознание. Это самое лучшее, на что можно было надеяться.

– Именно поэтому мне так важно найти того, кто причинил ей такие страдания. Что-то заставляет меня думать, что ей теперь было бы чуточку легче, если бы я занялась ее проблемами и пошла по ее стопам. Можете вы понять это и сказать мне, с кем Нэнси могла бы поделиться перед смертью… Если не с вами, то с кем еще она могла говорить откровенно?

В отношениях Нэнси с матерью всегда господствовал дух товарищества, которому я завидовала. Несмотря на то, что я любила свою мать, она была слишком строгой, чтобы я могла чувствовать себя с ней непринужденно. Если Нэнси и не рассказывала Элен Клегхорн, что творится у нее на работе вокруг вопроса о строительстве завода, то она определенно говорила ей о своих друзьях и любовниках. Наконец, после нескольких минут уговоров, миссис Клегхорн решилась заговорить.

Нэнси была любима, имела беременность, но сделала аборт. С тех пор как они с Чарльзом расстались пять лет назад, у нее не было постоянного мужчины. Не было и близких подруг.

– Этот дом скорее всего был для нее не самым хорошим местом, где она могла бы встречаться с кем-либо. Я надеялась, что, может быть, после того как она купила себе дом на Южном побережье, где более оживленное общество и масса университетской молодежи, у нее кто-то появится. Но здесь не было никого, с кем она была бы достаточно близка, чтобы говорить по душам. За исключением, может быть, Кэролайн Джиак. Но Нэнси считала ее слишком неуравновешенной, поэтому не рассказала бы ей того, в чем не была абсолютно уверена. – Лицо Элен исказилось от боли, когда она произнесла последнюю фразу.

Я вытерла слезы:

– Она говорила с одним из прокуроров штата. Если это имеет какое-то отношение к ПВЮЧ, то она могла говорить и с их адвокатом. Как его имя? Она упоминала его тогда вечером, когда приходила к Кэролайн, но я не могу вспомнить.

– Я полагаю, это, должно быть, Рон Каппельман, Вик. Она встречалась с ним несколько раз, но они так и не сошлись.

– Когда это было? – живо спросила я, встревожившись. – Может быть, это преступление на почве любовной страсти, а?

– Это, должно быть, происходило два года назад, так мне кажется. Когда он только начинал работать с ней вместе. А может, и нет. Кто станет ждать два года, чтобы отомстить за свою любовь, которая прошла? За исключением персонажей Агаты Кристи, конечно…

Миссис Клегхорн больше ничего не могла сказать мне, кроме того, что похороны назначены на понедельник и состоятся на кладбище «Маукт оливз». Я пообещала ей, что буду там, и удалилась, предоставив Элен ее заботам.

Усевшись в машине, я уронила голову на руль. За исключением финансовых расследований, которые я провела во вторник, у меня уже три недели не было платных клиентов. И теперь, если я на самом деле собираюсь расследовать смерть Нэнси, я должна поговорить с прокурором штата. Узнать, сообщила ли Нэнси хоть что-нибудь, когда сказала ему, что за ней следят. Необходимо поговорить и с Роном Каппельманом и попытаться понять, чувствовал ли он себя покинутым мужчиной, а если нет, то знал ли он, чем занималась Нэнси последние несколько дней.

Я устало потерла виски. Возможно, я стала слишком стара для смелых поступков. Может быть, мне следует позвонить Джону Мак-Гоннигалу и рассказать ему о своей беседе с Кэролайн, а затем вернуться к тому, что я умею делать, то есть заняться расследованием производственных краж.