Я молча сняла повязку с левой руки. Ладони хоть и начали заживать, но выглядели еще страшнее, чем вначале. Старик сморщился и сразу отвел глаза. Потом, правда, не мог удержаться и все время косился на мою руку. Миссис Фельдман издала нечленораздельный звук где-то сзади меня, но промолчала. Я опустила руку на колено.

– Мистер Селигман, вы виделись с миссис Доннели после моего визита? Может быть, говорили с ней по телефону?

Старик колебался несколько секунд, за него ответила дочь:

– Она ведь заходила почти каждый вечер, да, пап? Ты-то ведь в офисе практически совсем не бывал в последнее время.

– Значит, вы виделись после моего посещения. О чем вы говорили?

– О моих делах. И это вовсе не ваше дело, барышня.

– Когда вы сказали, что дали мне фотографию, почему она так расстроилась? – Я сидела совершенно спокойно, голос мой звучал ровно.

– Если вы, барышня, так хорошо все знаете, зачем расспрашиваете меня? – пробормотал он, обращаясь к кружке чая.

– И все-таки, что ее так встревожило? Ее дети или ваши? Или, может быть, это одно и то же?

Миссис Фельдман на заднем плане даже поперхнулась.

– Да что вы себе позволяете? У него был такой шок, а вы…

– Мистер Селигман, – продолжала я, не обращая на нее внимания, – сколько у вас дочерей?

Кажется, это были удары мимо цели. На лице старика выразилось настоящее отвращение.

– Хорошо, что Фанни не дожила до того, чтобы слышать эти помоечные домыслы в своей кухне, – сказал он.

– Тогда почему ее так встревожило то, что вы дали мне фотографию?

– Да не знаю я! – взорвался он. – Она зашла, как всегда. Мы поговорили о делах. Я рассказал, как вы за мной охотитесь, что никак не хотите выплатить мне страховку. Потом сказал, что дал вам фотографию нашей сорокалетней годовщины – Фанни и моей. И тогда она разволновалась. Стала расспрашивать какую именно. Конечно, я дал вам ту, что была у меня в двух экземплярах. А она вдруг начала упрекать меня, зачем я предал память Фанни…

Старик задыхался, на щеках выступили красные пятна.

– Теперь вы довольны? Оставите меня в покое, наконец?

– Да, – проговорила я. – Возможно. Когда похороны миссис Доннели? Во вторник?

– Не вздумайте туда ходить! Я все равно считаю, что она погибла из-за вас. Из-за ваших вопросов.

Мне нечего было ответить на его праведный гнев. У меня появилось неприятное чувство, что он прав. Я встала, комкая в кулаке повязку, которую сняла с левой руки.

– Я верну вам фотографию, мистер Селигман. Через несколько дней. Сюда я больше не приду, но мне хотелось бы попасть к вам в офис. Как это можно сделать?

– Дать вам ключи? Или предпочитаете взломать дверь, как те, кто убил Риту?

У меня поднялись брови.

– В газетах не говорилось о взломе. Я думала, они вошли как обычные клиенты.

– Ну так вот, теперь она закрыта. Заперта. И ключи я вам не дам. Можете осквернять могилы в другом месте.

Я почувствовала страшную усталость. У меня больше не было сил на уговоры и увещевания. Я засунула скомканную повязку в карман джинсов и, ни слова не говоря, повернулась к двери. Миссис Фельдман проводила меня к выходу.

– Надеюсь, теперь вы оставите его в покое. Я бы ни за что вас не впустила, но он никогда меня не слушал. Вот если бы здесь была моя сестра… И не появляйтесь больше, по крайней мере без чека для него. Для вас это только пожар, но для него «Копья Индианы» – нечто особенное.

Я хотела было возразить, но она все равно не стала бы слушать. Едва выйдя за порог, я услышала лязг замков.

Глава 32

ПРЫЖОК В ТЕМНОТЕ

Я больше не чувствовала себя переевшим гусем – это было приятно. Но из-за своей бравады я теперь осталась без повязки. Попробовала взяться за руль голой рукой – нет, так не пойдет. Я вылезла, достала из багажника полотенце, обмотала им руку и кое-как, зубами, завязала концы. Что-то вроде перчатки, теперь можно вести машину. Села за руль и двинулась в сторону улицы Иденс.

Я чувствовала себя такой измотанной и подавленной, что стала даже подумывать о том, уж не оставить ли эту затею с «Алма Миджикана». В таких случаях мне всегда вспоминается мама, я слышу ее укоряющий голос. Ее энергия неисчерпаема, для нее не было ничего хуже, чем отказаться от начатого дела. Сегодня я была одна в темном городе с израненными ладонями и натруженными плечами, и голос мамы молчал.

Если собираешься жалеть себя, несчастную, отправляйся домой и ложись в постель, одернула я себя; на дело в таком настроении нечего идти. Для акробатического трюка в полной темноте нужна абсолютная уверенность в себе. Не буду больше думать о Селигмане и о той сцене, которая произошла на его кухне. А вот о Рите Доннели стоит подумать. Она явно что-то утаивала. Эх, надо было мне понастойчивее расспросить ее о дочерях. Но если не связь с Селигманом, то что же она скрывала?

На улице Мак-Кормик красный свет держал так долго, что я зазевалась и очнулась лишь от громких сигналов задних машин. Я рванула через перекресток на желтый свет, разгневанный водитель, следующий за мной, покрутил у виска пальцем.

По улице Иденс я ехала на скорости шестьдесят. Оказалось, вести машину с рукой, обмотанной полотенцем, довольно трудно. Теперь я уже больше ни о чем не думала, лишь следила за дорогой. Втиснувшись в правый ряд, сбавила скорость до пятидесяти. Пока я маневрировала за строительной зоной на Рузвельт, проклятый мотор снова начал реветь и стонать. Пришлось снизить скорость до сорока, и он затих.

Дальше до самого Эшленда я доехала без осложнений. Еще раз объехала вокруг здания «Алма Миджикана» – нигде никого, и света в окнах тоже нет. На этот раз я припарковалась на Сорок пятой, в самом начале переулка, на случай, если срочно понадобится скрыться. Повязала голову шарфом, достала из багажника пояс со всеми причиндалами и обвязала вокруг талии. Я сильно похудела за эту неделю, поэтому пояс сполз вниз; когда я шла, фонарик и молоток неприятно били меня по бедрам. Стульчик я крепко прижимала к груди. Да, сильно же я, оказывается, ослабела: раньше все это было бы для меня детскими игрушками, теперь я буквально сгибалась под тяжестью груза.

Несмотря на великолепный прохладный вечер, улицы были совершенно пусты. На восточной стороне улицы располагались в основном торговые предприятия. Жилые дома на западной стороне, должно быть, выходили на заднюю улицу. Примерно в половине десятого я была у «своего» телефонного столба. С сомнением посмотрела на него. В небе ярко светили звезды; белые повязки на руках ярко выделялись в их свете. Я размотала полотенце на левой руке и сунула за пояс. Стоя на стульчике, ухватилась кончиками пальцев за первую скобку, согнула колени, напряглась и подпрыгнула.

В первый раз не получилось: не удалось ухватиться за скобу. Наверное, я слишком боялась за свои израненные руки. Стульчик свалился с таким грохотом, что перебудил всех местных собак, и они подняли страшный лай. Я скрючилась в тени забора, потирая бедро, в которое впился молоток, и выждала несколько минут. Никто из жильцов не появился.

Я подняла стульчик и понесла к столбу. Теперь улица уже не казалась такой пустынной – собаки не успокаивались, хозяева кричали на них. Кажется, они думали, что собаки лают друг на друга.

Я снова влезла на стульчик, сделала несколько дыхательных упражнений, подняла голову и прислонилась головой к столбу. Столб – это же просто продолжение моих рук, уговаривала я себя; он мой друг, он примет меня, как сестру, он не будет со мной бороться.

Я несколько раз повторила эту литанию, подогнула колени и прыгнула. На этот раз мне удалось ухватиться за крюк и обвиться ногами вокруг столба. Первый шаг сделан.

Я быстро поползла вверх, стараясь не думать о руках и о том, как они трутся о шероховатую поверхность столба. Вот и следующий ряд скоб. Я встала на них и немного выпрямилась. Остальное оказалось совсем просто – еще немного вверх, и вот я уже на уровне крыши. Ступив на крышу, я почувствовала себя на вершине счастья. Все-таки удалось! Я это сделала! Отогнав на задний план ощущения боли и усталости, быстро побежала по крыше. Прикинула на глазок расстояние до следующего дома и легко одолела его. Следующий за ним дом был чуть дальше, и уровень крыши чуть выше, но теперь я верила в себя, меня как будто несло приливом. Я прыгнула. Левая нога едва задела край крыши и соскользнула по стене, зато правая благополучно и надежно приземлилась на крыше.