Но дойти до Жуковского его небольшому отряду не удалось. По дороге на Красную Слободу было много гитлеровских гарнизонов, приходилось непрерывно вести тяжелые бои. Скоро в отряде кончились боеприпасы, силы истощились, и отряд вернулся в свой район.

Узнав о гибели Петренко и о тяжелом положении на Червонном озере, Меркуль связался с Коржем и спешно бросился к нам на выручку. Но нас на озере уже не было.

Во второй половине октября мы добрались до небольшой любанской деревушки Бариков. Прежде всего позаботились о раненых. Алексея Георгиевича устроили на квартире у нашей связной Насти Ермак. К нему приставили местного фельдшера, а потом вызвали из Заболотья нашего партизанского доктора Крука.

Вслед за нами в Бариков пришли Варвашеня и Бельский, а потом подошли Луферов, Лященя и Горбачев. Последний немного прихрамывал, но, увидев нас, сделал вид, что нога его совершенно не беспокоит — пустяк, мол.

Мы зашли к Бондарю. Хозяйка накрыла белой скатертью стол, принесла каравай хлеба, поставила миску соленых огурцов. Мы ели, делились новостями. Бельский заговорил о Левшевиче.

— Быстро он вернулся? — окинув нас повеселевшим взглядом, спросил Бельский.

— Он не вернулся.

— Неужели? — Иосиф Александрович даже изменился в лице. — В чем же дело? Я встретил его у одного хутора. Он даже хотел проводить меня, но в этом не было необходимости.

Вот это история! Кто же он — предатель или трус? Мне хотелось верить, что скорее последнее. Испугался человек блокады и решил отсидеться где-нибудь в кустах. Если же он предатель, дело могло принять плохой оборот. Левшевич знал многих наших связных, некоторые явки и долгосрочные пароли. После короткого обмена мнениями я передал указание Меркулю: выяснить, где находится Левшевич, на всякий случай переменить все известные ему явки, взять в отряды знакомых ему связных, в частности Наталью. Если подтвердится, что Левшевич предатель, — уничтожить его.

— А где теперь наш Брагин? — вдруг послышался из-за перегородки голос Бондаря.

Я только что хотел спросить о нем. Луферов пришел без него, и это меня встревожило, но я успокаивал себя тем, что Алексей Федорович не вернулся еще из Осиповичей.

Теперь, когда Алексей Георгиевич напомнил о нем, я взглянул на Луферова. Тот опустил глаза, потом искоса глянул на Горбачева и уставился на свои руки: они дрожали. Нас охватило чувство тревоги: неужели что-нибудь случилось? А Луферов молчал, казалось, лицо его в эту минуту еще больше потемнело, осунулось. Горбачев сидел в темном углу, прикрыв шинелью колено правой ноги. Но ему трудно было скрыть, что нога его все-таки не сгибается. «Может, вывихнул где, — подумал я, — а может, и ранило». И только я хотел спросить его об этом, как Горбачев заговорил. Вот что мы узнали.

Спустя несколько дней после возвращения Брагина из Осиповичей они вдвоем пошли в совхоз имени 10-летия БССР. Там была довольно сильная патриотическая группа. Любанский подпольный райком партии возлагал на нее большие надежды. Предполагалось в ближайшее время эту группу расширить и создать в совхозе партизанский отряд. Брагин уже бывал здесь и хорошо знал многих совхозных рабочих, членов группы.

Не доходя километров пять до совхоза, они остановились в кустарнике, недалеко от Красной Полянки — отделения совхоза, решили подождать вечера и зайти в поселок. Надо было узнать, что делается в совхозе, установить связь со своими людьми. Вечером пошли в поселок. Из-за поворота навстречу вышли два человека в гражданской одежде, без оружия, должно быть совхозные рабочие. Один показался Брагину знакомым. Он видел его на собрании патриотической группы совхоза. А может, это не тот? Когда путники приблизились, Брагин бросил на него внимательный взгляд: тот самый. Брагин хотел пройти мимо, чтобы не показать, что знает этого рабочего. Однако тот остановился, подчеркнуто вежливым жестом снял шапку и поздоровался:

— Добрый день, товарищи!

Брагин удивленно взглянул на него, а тот, криво усмехнувшись, начал расспрашивать:

— Вы к нам или в совхозную столовку? Так ее уже нет, закрыть пришлось, гитлеровцы все продукты растащили. — И, не ожидая ответа, продолжал: — А мы за проводников идем, дорогу нашим показываем. — Он махнул рукой в сторону поселка.

Оттуда доносился легкий стук колес и похрапывание лошадей.

Брагин и Горбачев хотели идти дальше, но второй из встречных загородил дорогу. Горбачев заметил, как знакомый Брагина кивнул своему спутнику: «Так, так», — и показал глазами на Брагина. Горбачев выстрелил в провокатора, а гестаповец — в Брагина, ранил его и бросился бежать. Горбачев выстрелил несколько раз и, подхватив Брагина, хотел отойти с ним в сторону и залечь. И не успел — на них мчались верховые в красноармейской форме. Горбачев швырнул гранату. Банда отхлынула, а потом спешилась и открыла стрельбу. Горбачева ранило в ногу. Эсэсовцы ринулись на партизан и снова отхлынули. Горбачев отбивался, не обращая внимания на ранение. Тогда фашисты обошли их и после жестокой стычки захватили в плен.

По дороге Горбачев, выбрав удобный момент, сбил с ног двух эсэсовцев, рванулся в кусты. Его почти не преследовали, среди густых зарослей эсэсовцы чувствовали себя неуверенно. А совершенно обессилевшего от раны Брагина связали, положили на тачанку и повезли.

Горбачев, хромая, добрался до Красной Полянки. Там у него был связной — рабочий совхоза Иван Никитович Антоненя. Вызвав его, Горбачев первым долгом спросил:

— Что это за выродки появились в совхозе, откуда они?

Антоненя понял, что случилось что-то недоброе, и не знал, что отвечать. Он был уверен, что в совхоз заезжала группа красноармейцев, так как все эсэсовцы были в красноармейской форме. Такие случаи бывали нередко. В совхозе работала столовая, и проезжающие и проходящие часто питались там. В тот день военные в красноармейской форме также остановились в совхозе. Заказали в столовой обед, пообедали и заночевали. Антоненя решил, что это свои.

Дочка Антонени перевязывала Горбачеву рану, когда прибежал заведующий столовой Петр Егорович Смирнов. Он был без верхней одежды и без шапки, одна половина головы подстрижена, а с другой свисали длинные пряди спутанных волос. Горбачев спросил:

— Что это, человече, с тобой? Или из парикмахерской выскочил?

— Не из парикмахерской, а из своей хаты, — вздрагивая от волнения, ответил Смирнов. — Подстригал меня кладовщик, да вот пришлось в окно выскочить. — И вдруг со злостью и обидой закричал:

— Разиня, вот разиня! Слепой!

— Кто?

— Да я сам. Подумать только: кормил в столовой гадов проклятых и не знал, что это фашисты! Думал, если наша форма — так и все… А они кладовую мою ограбили и самого чуть не застрелили. Хорошо, что дочка вовремя их узнала, а то б…

— Хватит! — резко оборвал его Горбачев. — Нытьем тут не поможешь. Антоненя, дай ему плащ и какую-нибудь шапку и сам поскорее одевайся… Смирнов, пойдешь в совхоз и скажешь там Савчику, Леониду Смирнову, Игнату Понке, Шиманову Александру, если они дома… Пусть поскорее собираются. Оружие у них найдется?

— Думаю, что найдется.

— А у тебя?

— И у меня тоже кое-что найдется, — повеселев, ответил Смирнов. — Думаю, что взвод пехоты мог бы вооружить.

— Ого! — удивился Горбачев. — Что ж ты, скряга, раньше не сказал! Ну ладно! Собери эту группу, вооружи, и через час чтоб все были тут. Понятно?

— Понятно, товарищ Горбачев!

— Беги! А вы, Иван Никитич, поедете вслед за эсэсовцами и разведаете, где они остановились. Далеко они не могут отъехать — время к вечеру. Возьмите дочку с собой, меньше будет подозрений.

Через некоторое время Антоненя вернулся и доложил, что бандиты остановились в девяти километрах, в деревне Турок. Группа совхозных рабочих во главе со Смирновым была уже здесь. Каждый имел при себе винтовку и не меньше сотни патронов.

Горбачев рассказал рабочим про случай на дороге, про то, что в лапы фашистов попал секретарь подпольного обкома партии товарищ Брагин.

Решили ночью пробраться к деревне Турок, без шума снять посты и напасть на вражеский отряд. Антоненя брался провести группу неизвестными врагу тропами. Но все оказалось напрасным. Поздно вечером эсэсовцы выехали из деревни. Редко случалось, чтобы гитлеровцы отваживались выезжать из села на ночь глядя. На этот раз они, видно, почувствовали опасность.