Прежде необходимо дождаться, когда заживут раны на спине и вернутся силы. Предстоит попытаться выжить в незнакомой, дикой, высушенной неимоверным зноем стране. Он рассчитывал, если окажется послушным слугой в первые два месяца, то его вряд ли бросятся искать сразу. Глупая доверчивость даст ему дополнительное время и лишний шанс.
Но внезапно появилась Сара. Она с самого начала увлекла его, он восхищался силой духа и самообладанием, девушка притягивала и сводила его с ума. Потом под старомодной одеждой, прической и манерами безнадежной старой девы, он разглядел столь редко проглядывающую неуловимую красоту. Ему с самого начала хотелось сорвать саван добродетели, которым она прикрывалась, хотелось проверить, вправду ли эта женщина так восхитительна, какой ему кажется. Он боялся и надеялся, что окажется прав.
Можно трезво посмотреть на факты, мрачно думал Доминик. Он уже несколько дней чувствует себя хорошо, значит, сможет совершить побег. За ним не следят. Вряд ли потом появится такая возможность. Однако, несмотря на все возрастающую жажду свободы, оставался на Ловелле и покорно выполнял распоряжения Сары, которые раздражали его. Он оказался не готов к разлуке с ней. Сегодня ночью собирался сбежал, вернее, просто уйти. Преград не осталось. В усадьбе собралось столько народу, что его вряд ли хватятся раньше, чем завтра к обеду. Но вдруг увидел Сару, она стояла одна под деревом…
Да, теперь можно было бы уйти, Доминик с неохотой признался в этом. Но тут же вспомнил о Саре – обнаженной, страстной, прильнувшей к нему. Он вспомнил о том, что она была девственницей до близости с ним. Вспомнил, как она стыдилась и злилась. И понял, что пока не сможет уйти.
Наступило утро. Сара медленно просыпалась, она находилась в комнате на чердаке. В полусонном сознании возникла какая-то неприятная мысль. Случилось что-то столь дурное, что девушка попыталась заблокировать сознание. Но ей не удалось отключиться от реалий жестокой действительности.
Вот оно что! Прошлой ночью она позволила Доминику Галагеру… Она была с ним близка, она отдалась ему! Вспомнив все, Сара почувствовала приступ тошноты. Девушка даже испугалась, что ее вырвет. Но потом желудок успокоился. Сознание и память рисовали ей четкие картины ее падения.
Галагер каторжник. Этот факт оказался самым болезненным. Она отдалась не Пресивалю, не молодому Майклу Арчеру много лет назад, а каторжнику. Сара содрогнулась от омерзения и негодования. Она безнадежно, навсегда опозорилась. Каким образом она могла пасть так низко? Она, должно быть, сошла с ума, если позволила ему лишить себя девственности! Девушка вспомнила, как, обнаженная, позволяла ему, нет, не только позволяла, она умоляла его проделывать с ее телом такие вещи, что даже сейчас было стыдно, смертельно стыдно! Она предполагала, что только одна ночь… Что ж, наутро грядет расплата. Ей придется заплатить очень высокую цену.
Скажет ли он кому-нибудь о том, что произошло? Саре стало стыдно за то, что ее волнует возможность разглашения тайны. Но что она могла с собой поделать? Если кто-то узнает об их близости, она не переживет такого позора.
Она представляла, как будет злорадствовать Лидия, как будет шокирована Лиза, как ужаснется отец, как разъярится. Персиваль тоже будет взбешен. Сара истерически рассмеялась. Узнав обо всем, он, конечно, не захочет на ней жениться. На нее будут смотреть с отвращением друзья и соседи. Она, наверное, не сможет вынести всего. Папа может отказаться от нее, у него на это будет полное право. Но в любом случае ей придется уехать. Она не сможет стерпеть такого унижения.
Потом до Сары дошло, что если Галагер проговорится, ему поступок может стоить жизни. Беля их отношения станут всем известны, Сару станет презирать общество, ему же будет гораздо хуже. Она ни на секунду не засомневалась в том, что если бы отец обо всем узнал, то он тотчас бы убил Галагера. А Галагер, она почти слышала собственный голос, который называл его по имени – Доминик, он-то должен был прекрасно знать об этом. К горлу снова подступила тошнота.
Итак, первая проблема была не столь важной, а вторая могла обернуться бедой. Разве возможно теперь взглянуть в глаза Галагеру? Сара вспомнила, что он с ней делал и поправилась. Что она позволяла ему делать с собой. Да, она хотела этого. И теперь не сможет появиться перед ним как ни в чем не бывало.
Но ей придется встретиться с ним так или иначе. Другого выхода нет и не может быть. Позже, если ситуация станет невыносимой, чего очень опасалась Сара, вероятно, удастся уговорить отца продать Доминика другому скотоводу. Если, конечно, сам Галагер не будет препятствовать. Он не должен ни с кем говорить о случившемся. И ее честь не пострадает. Он будет круглым дураком, если начнет трепаться. Но если вдруг он выйдет из-под власти Эдварда Маркхэма, кто помешает ему держать язык на привязи?
Только для того, чтобы отомстить ей, он может смешать ее имя с грязью и остаться безнаказанным.
Сара неохотно призналась, что лучше оставить Галагера на Ловелле. Только в этом случае можно быть твердо уверенной, что их секрет так и останется секретом. Теперь ее беспокоила перспектива прожить с ним бок о бок пятнадцать долгих лет. Всякий раз она будет видеть в его глазах насмешку, терпеть презрительно-высокомерное отношение. Она вытерпит все, чтобы он не проговорился.
Не хватало сил думать о том, что предстоит испытать Саре. Сара рассердилась на себя, пора было вставать. Она опустила ноги на пол. Если она не сумеет забыть обо всем хотя бы на короткое время, то сойдет с ума. Случившееся казалось ночным кошмаром наяву.
Девушка направилась в угол комнаты, там стоял кувшин с водой и таз для умывания. Сейчас она умоется холодной водой, и тошнота исчезнет, исчезнет и слабость, охватившая все ее тело.
Внезапно краем глаза она заметила мятую шелковую ткань, которая торчала из-под кровати. Платье! Прошлой ночью она сбросила все, даже нижнее белье. Невозможно видеть эти тряпки даже в мешке с ветошью. Она все, все выбросит. На скомканной, все еще белой, невинной нижней юбке лежало смятое полотенце, которым Сара стерла девственную кровь с бедер, когда вернулась из сада. На белой ткани отчетливо проступили коричневые пятна. Сара едва успела добежать до таза, и ее вырвало.
Через несколько минут она с трудом поднялась, заставила себя одеться, умыться. Чего хорошего в том, что она свихнется от собственного позора? Что произошло, то произошло. Надо постараться забыть обо всем. Если будет необходимо встретиться с Галагером, от этого никуда не денешься. Она сумеет вести себя так, будто ничего не случилось. Нельзя еще больше унижать себя, показывая ему, что потрясена собственным поведением. А именно собственное поведение и привело Сару к нынешнему состоянию. Он сделал только то, на что она рассчитывала, на больше, ни меньше. В конце концов, он – мужчина, к тому же осужденный. Какие могут быть у него моральные принципы? Но она?! До прошлой ночи она имела право называть себя леди! Но только до прошлой ночи.
Сара снова почувствовала, как ее затошнило. Необходимо было подумать об одежде на сегодняшний день. Она выбрала самое непривлекательное платье из серого поплина, оно стало за четыре года носки почти бесцветным, но не потому, что ей хотелось выглядеть как можно незаметнее, а потому что платье просто оказалось под рукой в высоком шкафу. И если она убрала с лица все пряди и до боли стянула их в тугой узел на затылке, то только потому, что распущенные волосы мешают в жаркую погоду, прилипая к потной шее. А если под глазами появились темные круги, кожа на лице побледнела, обтянув и без того выпуклые скулы, то только потому, что Сара, увы, уже не молодела. Других объяснений и быть не может!
Спускаясь по лестнице, Сара недовольно поморщилась, она не ожидала, что будет больно в промежности. У нее было такое ощущение, будто она впервые села на лошадь и неблагоразумно проскакала верхом не одну милю. И та же болезненность в мышцах бедер.