Мало кому, лишь самым надежным людям, было известно, как еще используется этот центр. Для вооруженного восстания, к которому готовились большевики, нужно было создавать и обучать боевые дружины. На Путиловском рабочие собирали деньги для покупки винтовок и револьверов. В заводских цехах, тайком от начальства, делали бомбы и ковали холодное оружие. Все это скрытно доставлялось в клуб, где и хранилось в особой комнате, вход в которую был тщательно замаскирован.

В центр сходились с заводов дружинники, чтобы затем отправиться куда-нибудь за город или на заброшенные пустыри для занятий. Овладевали тактикой уличного боя, учились стрелять. Их было семьдесят: люди молодые, горячие, полные энергии. Рвались действовать. Когда начались волнения в Кронштадте и царское правительство решило применить там силу, рабочие Питера в знак солидарности с моряками объявили стачку. Путиловские дружинники получили задание сагитировать кондукторов конок, чтобы остановили движение. Но парни не очень-то умели убеждать. Действовали без долгих разговоров. Останавливали конку, высаживали пассажиров и опрокидывали вагон. Если какой-нибудь блюститель порядка, полицейский, отказывался выйти из вагона — опрокидывали вместе с ним. Дружинники даже гордились своей решительностью: вот, мол, какие мы молодцы. А Калипин выступил против:

— Кувыркать в вагонах полицию — это, конечно, хорошо, весело. Но велик ли прок? Опрокинули конку, напугали кондукторов, а дальше что? По-моему, главное внимание надо направить на боевую учебу, на стычки с черной сотней, с полицией. В таких стычках мы получаем опыт, захватываем оружие.

— А движение транспорта как остановить?

— Повлиять на кондукторов, убедить их, чтобы они во всем городе присоединились к стачке. Так гораздо надежней.

События между тем нарастали. 10 декабря пришло сообщение о том, что в Москве началось вооруженное восстание. В столице, в Питере, сразу же состоялось совещание Центрального Комитета и Петербургского комитета РСДРП, на котором присутствовали члены военной организации Петербургского комитета. Участвовал Владимир Ильич Ленин. Обсуждали конкретный вопрос: как помочь товарищам, сражающимся в Москве? Центральный Комитет партии обратился к питерским рабочим с призывом поддержать москвичей. А перед Петербургским комитетом была поставлена важная, трудная цель: помешать переброске царских войск из столицы. Но как это сделать? Решили взорвать четыре моста на Николаевской железной дороге; чтобы восстановить их, потребуется немалый срок.

Уничтожить один из мостов было поручено Калинину, возглавившему боевую дружину Нарвского района. Людей, желавших участвовать в операции, сколько угодно. А где взять взрывчатку?

— Есть динамит, — сказал боевик из партии эсеров, входивший в дружину. — Доставлю ночью, дайте помощника.

Михаил Иванович колебался. Парень вроде смелый, но эсеровский душок в нем силен. И дисциплина хромает.

Однако другого выхода не было. Наметили план действий, условились о времени и месте встречи. В ночь с 11 на 12 декабря 1905 года люди, выделенные для взрыва моста, собрались в доме на Петергофском шоссе, где жил Михаил Иванович. Явились все, кроме эсера со взрывчаткой. Его ждали час, другой, третий, но напрасно. Эсер не пришел.

На следующий день Путиловский завод был оцеплен солдатами. Они были повсюду: возле ограды, во дворе, в цехах. Начались аресты. Брали наиболее активных рабочих, социал-демократов. Наверно, заранее были подготовлены списки.

Михаил Иванович, узнав об опасности, на завод не пошел, на квартиру не возвратился, а вскоре вообще махнул в Верхнюю Троицу. От станции пробрался домой никем не замеченный и прожил у матери несколько недель, стараясь не показываться на улице.

Выждав время, Калинин нелегально возвратился; в столицу и с помощью товарищей устроился токарем на Трубочный завод — большое предприятие на Васильевском острове. Теперь среди подпольщиков Петербурга он был известен под именем "Никанор".

В трудные, напряженные дни конца 1905-го — начала 1906 года в жизни Михаила Ивановича произошли два важнейших события, личное и общественное, если только можно их так разделить. Однажды сошлись на одной из питерских квартир большевики, работавшие прежде в Ревеле: Михаил Иванович несколько лет провел в этом городе в ссылке после Тифлиса. Почти все собравшиеся были знакомы. А вот одну из девушек Калинин не знал. Катя Лорберг, совсем еще молодая, худенькая, скромная, рассказывала, что работала раньше ткачихой, участвовала в забастовках. Упомянула маевку у озера Юлемисте. И Михаил Иванович, как оказалось, тоже был на этой маевке. Разговорились, вспоминая Ревель. Девушка уехала оттуда вместе с сестрой, спасаясь от преследования полиции. Теперь обе работают в Петербурге. Под видом доставки покупок на дом разносят по нужным адресам пакеты, нелегальную литературу, передают устные сообщения.

Весь вечер Калинин не сводил глаз с новой знакомой. За ее сдержанностью, застенчивостью угадывался сильный характер. И она тоже частенько поглядывала на Михаила. Его добрая, бесхитростная улыбка нравилась ей. С разговорами он не надоедал, других не перебивал, но как-то очень доходчиво, простыми словами умел высказать самое главное.

После этого вечера они стали встречаться. Редкими и короткими были свидания: оба днем на работе, а вечером заняты партийными делами. Время выкраивали с трудом, но тем дороже были проведенные вместе минуты. Михаил Иванович понял: впервые пришло к нему большое, настоящее чувство.

А другое событие было таким, что Калинин сперва своим ушам не поверил, узнав о нем. В партийных организациях столицы развернулась подготовка к IV съезду РСДРП. На собраниях низовых партийных коллективов горячо обсуждались позиции большевиков и меньшевиков. Были миротворцы, склонявшиеся к взаимным уступкам, к выработке общей, обтекаемой программы. А Калинин последовательно, решительно отстаивал большевистские принципы, те тезисы, которые выдвигал Ленин. И вот когда были избраны делегаты на съезд от столичной партийной организации, среди них оказался и Калинин. Михаил Иванович был и взволнован и горд доверием товарищей.

Начал готовиться к дальней дороге. Подал заявление в контору с просьбой дать отпуск по болезни. Приобрел несколько новых сорочек и шляпу. Накануне отъезда целый вечер провел с Катей. Объяснить ей, куда направляется, не имел права. Но девушка почувствовала необычность его состояния, спросила, что с ним.

— На некоторое время нам придется расстаться, — сказал он.

Катя глянула пристально и тревожно:

— Это не очень опасно?

— Думаю, нет. Но если что-нибудь случится, проведаешь в тюрьме?

— Конечно.

— А как назовешься-то? — скрывая волнение, улыбнулся Михаил Иванович. — Ведь посторонних не пускают.

— Скажу, что твоя невеста.

Охваченный радостью, он обнял ее:

— Значит, решено? Всю жизнь вместе!

— Навсегда, — тихо ответила Катя.

И вот теперь стоит он на палубе парохода, прохладный соленый ветер дует в лицо. Рядом с ним — делегаты съезда, представители многих партийных организаций. А в Петербурге ждет любимая девушка, можно считать — жена. Да, пожалуй, никогда прежде не было у него сразу столько радостей.

Делегаты долго не покидали палубу. К вечеру спустились в просторную каюту попить чайку перед сном. И тут слово за слово — между большевиками и меньшевиками завязался спор по тем вопросам, которые должны были обсуждаться на предстоящем съезде. Кому владеть землей? Как ее обрабатывать? Клим Ворошилов, Михаил Фрунзе, Емельян Ярославский, Степан Шаумян отстаивали позиции Владимира Ильича Ленина. Ораторы были умелые, испытанные в горячих дискуссиях. Ворошилов говорил увлеченно, быстро. У Фрунзе каждая фраза продуманная, весомая, словно слиток серебра. Михаил Калинин рядом с ними сперва терялся, помалкивал. Потом начал высказывать свое мнение. К его репликам прислушивались. Уж кто-кто, а Калинин хорошо знал, как живут крестьяне, к чему стремятся.