Когда Марго ушла, Базиль через зрительный зал направился прямо в кабинет Мильхау. Он был битком набит людьми. За столом Мильхау сидел инспектор Фойл. Ванда, Род и Полина были разгневаны до предела и явно озадачены, Леонард выглядел внешне спокойным, но очень усталым, а сам Мильхау казался чрезвычайно деловым и сосредоточенным.

– Я ничего дурного не имел в виду, – оправдывался в чем-то Мильхау, обращаясь к инспектору, когда в кабинет вошел Базиль. – Личная привлекательность, очарование – это часть акций «звезды» в ее бизнесе. Она обязательно должна иметь возле себя какого-нибудь красавчика и таскать его повсюду за собой. Она не может войти в ресторан одна, как простой, заурядный посетитель. С ней постоянно должен находиться какой-то вздыхатель, влюбленный в нее молодой симпатичный человек. Мне ничего не было известно об Ингелоу и его делах с Вандой, так как они все тщательно скрывали до получения развода 0 т Марго. Затем Ингелоу уехал в Панаму. Ванда осталась одна. Но это ведь ужасно для актрисы! Как для нее лично, к и для судьбы спектакля. Какая же здесь реклама? Я бы посоветовал ей найти какого-нибудь «чичероне», даже если пришлось нанять такого за деньги, но она лишь посмеялась надо мной. Необходимо было что-то предпринять, и я поговорил со своими ребятами из отдела рекламы, и один них разработал нужную мне схему. Он заимствовал ее из Шекспира.

– Причем здесь Шекспир? – прервал его ничего не понимающий инспектор.

– Конечно! Почему бы и нет? У Шекспира есть пьеса об одной парочке – Беатриче и Бенедикте. Им абсолютно наплевать друг на друга, но их приятели решают разыграть их и распускают повсюду слухи, что Бенедикт сходит по ней с ума, а она чуть ли не готова полезть в петлю рад него. Поэтому я и сообщил Ванде, что Род по уши в нее влюблен, а Роду намекнул, что Ванда безумно его любит Она начала повсюду появляться там, где был и он, просила его повсюду сопровождать ее, а он был не в силах ей в этом отказать. В общем, схема удалась. Я пустил по ее следу человека с фотокамерой и приказал ему ни на шаг от них не отставать, а в отделе рекламы распорядился распространять в газетах и журналах эти фотографии с соответствующими душещипательными надписями и всякими прочими домыслами, чтобы подогреть интерес публики к ней и, соответственно, к своему театру. Что же здесь дурного?

– Да вы спятили!

– Значит, это вы…

– Ах ты, подлая скотина!

Эти три восклицания поочередно донеслись от Ванды, Полины и Роднея. Все трое, поднявшись со своих мест, угрожающе двинулись на Мильхау. Тот попятился и укрылся за собственным столом, прижавшись поплотнее к инспектору.

– Нервы, нервы, поберегите нервы, – плаксивым тоном начал он увещевать своих актеров. – Вы же знаете этот старый голливудский трюк – все ради «паблисити»! Кто же влюбится в красотку на экране или сцене, если она в реальной жизни… синий чулок, на которую…

– Это я – синий чулок? – взвизгнула Ванда.

– В Голливуде жертва такой «романтической любви» хранится в секрете, – заметила Полина.

Род сжал кулаки и молча направился к Мильхау.

– Послушай, не валяй дурака, – Мильхау нырнул под стол, выдвинув в качестве прикрытия впереди себя инспектора Фойла. – Я же старался ради твоего успеха как главного партнера Ванды, заставлял каждого читателя газеты или журнала поверить, что ты сводишь Ванду ума. Тюфяк!

– Простите, я не помешал?

Все оглянулись. На пороге стоял Лазарус. В одной руке он держал клетку, покрытую куском мешковины. Глазами он искал Базиля.

– Вы сказали, что я могу оставить Дикки сегодня вечером в каком-то безопасном месте. Куда же мне постав клетку с Дикки? – спросил Лазарус.

– Пусть остается здесь, на столе, в моем кабинете, – ответил Мильхау и помог старику тщательно накрыть ее мешковиной.

Все направились к выходу, и Хатчинс, подойдя к Базилю, положил ему руку на плечо.

– Ну как вам понравился этот трюк хитреца Мильхау, привлекшего даже Шекспира к своей рекламе?

– Да, занятно, – сказал Базиль и вопросительно посмотрел на Хатчинса.

– Шекспир годится для многих современных ситуаций, – с самым серьезным видом продолжал Хатчинс. – Весь вечер пытался вспомнить эту строчку из Отелло, кажется, она звучала так: «А было бы то репликой к убийству, то выяснил бы все я без подсказки…»

Фойл стоял в дверях кабинета со связкой ключей в руках. Он нажал на клавишу в стене. В зрительном зале вспыхнул яркий свет, и в этот момент тишину разрезал дикий вопль женщины. Это закричала Полина. Род устремился к ней. Она стояла сразу за дверью, в коридоре, ведущем в зрительный зал.

– Что случилось? – настороженно спросил инспектор, подойдя к Полине.

– Ничего, ничего… Просто так… нервы… Простите…

Она замолчала. Казалось, ушла глубоко в себя, не замечая никого из окружающих. Ее лицо исказила судорога, как и лицо Ванды там, на сцене, когда и она закричала истошным голосом. Видно было, что ей страшно. Она попыталась улыбнуться, но губы ее дрожали и улыбки не получилось.

– Должно быть, действительно мои нервы на пределе, – сказала она, как бы оправдываясь, увидев подошедшего к ней Базиля.

Он внимательно оглядел зал. Он был пуст, за исключением одного полицейского в форме, стоявшего на сцене перед красным плюшевым занавесом, который оттягивали вниз словно гири, пучки золотой бахромы.

– Вы никого не видели здесь? Может, что-то заметили? – пытался выудить у нее что-нибудь инспектор Фойл.

– Нет, инспектор. Ничего я не заметила. Просто я споткнулась, подвернула ногу. Дикая боль… Лучше мне уйти отсюда. Я должна уехать домой, – сказала она и тяжело опустилась в кресло одного из последних рядов.

– Хорошо. Поступайте как знаете. – Он выключил свет в кабинете Мильхау, запер дверь на ключ, выбрав один из целой связки.

– Док, нам по пути? – спросил он Базиля.

– Нет, инспектор, если вы позволите, то я еще побуду немного здесь.

Сопровождавшая их маленькая группа остановилась по середине прохода в зрительном зале. Полина подошла Базилю.

– Вы что, собираетесь остаться здесь один?

– Если инспектор не имеет ничего против. – Базиль покосился на Фойла.

– Конечно. Что за вопрос!

– А вы считаете, что здесь сегодня совершенно безопасно? – спросил Леонард.

– Он будет здесь не совсем один, – ответил за него Фойл. – У нас на месте преступления постоянно находился полицейский в течение суток или даже двух.

– Только один полицейский? – воскликнула Полина. – В таком громадном здании?

– Это – простая формальность, мисс, – объяснил ей инспектор. – Расследование здесь, в театре, закончена. Все, что может бросить какой-то свет на преступление, даже часть декорации, запачканная кровью, отправлено в лабораторию полицейского управления для анализа.

– И все же… – Полина бросила взгляд на отвесные стены зрительного зала, на сводчатый потолок, наполовину скрытый в глубоких тенях. – Один человек…

– Позвольте мне остаться с вами, – обратился Род к Базилю.

– Нет, не стоит. Все будет хорошо, – Базиль улыбнулся, давая понять Роду, что в сложившихся обстоятельствах он вряд ли может оказать ему помощь.

– Мне не нравится ваша идея, – с серьезным видом сказал Хатчинс. – Как это она пришла вам в голову, доктор Уиллинг?

– Мне тоже, – поддержала его Ванда. – Но доктор Уиллинг ведь упрям.

Базиль повернулся к Мильхау:

– Не дадите ли вы мне ключи?

– Они у инспектора. Теперь он здесь хозяин.

Фойл протянул Базилю связку ключей.

– Передадите полицейскому, когда все закончите.

Когда потихоньку все стали удаляться от них, Фойл наклонившись поближе к уху Базиля, прошептал:

– Что, какая-то блестящая идея?

– Театр стал тем местом, где совершено два преступления, два убийства. Мне бы хотелось получше познакомиться с расположением его помещений, пропитаться его атмосферой…

– Значит, вы не хотите, чтобы я остался вместе с вами?

– Нет, спасибо, инспектор. Одному мне сподручнее.

Инспектор бросил взгляд через стеклянные стены коридора, туда, где находился выход на улицу. Все выходили через дверь кассы.