Базиль посмотрел на Рода.

– А почему вы отказались от публичного объявления?

Род густо покраснел.

– Ну… из-за Ванды, конечно. Я имею в виду… ну, свою работу, карьеру, которая целиком зависела от нее, мой успех на Бродвее. Я думал, что если сообщу ей об этом до премьеры нашей пьесы, то после такого признания у меня исчезнут все шансы на успех.

– Значит, ты открыто признаешь, что она обхаживала тебя по вполне обычным причинам? – воскликнула, давая выход своей ярости, Полина.

– Нет. Я не знаю. Понятия не имею, почему она постоянно преследовала меня… Это – святая истина. Конечно, я не мог ничего с собой поделать, но мне не хотелось усложнять свое положение, оно уж и без того было отчаянным! Представляете, если бы я в этот момент сообщил ей о помолвке?

Слушая Рода, Базиль внимательно его разглядывал.

– Не считаете ли вы, что все это может иметь гораздо более опасные последствия, чем тот факт, что нож принадлежал вам?

– Это почему же? – спросила Полина.

– Это ближайший переход к мотиву, которым до настоящего времени располагает полиция. Разузнав, что человек, игравший роль Владимира, был ее любовником, она сосредоточит все внимание на вашей личности…

Наступила неловкая тишина. Через минуту нервы Рода не выдержали и он взорвался:

– Какая-то чертовщина!

– Вовсе нет. Вы признаете, что вас постоянно видели вместе.

– Ну и что? Это ничего не доказывает. Я уже был помолвлен с Полиной.

– Но вы не хотели заявить об этом публично из-за Ванды. И, наконец, помолвка была расторгнута опять е из-за Ванды. Полиция может сделать вывод, что ваша помолвка с Полиной была лишь прекрасной уловкой, чтобы скрыть истинные отношения с Вандой.

– Боже мой, все это звучит так, как будто кто-то все заранее спланировал! – В прерывистом голосе Полины явно чувствовался страх.

– Да, действительно, – сказал Базиль, не отрывая глаз от Рода. – Вы говорите правду, утверждая, что Ванда всегда скучала с вами, оставаясь наедине? Подумайте, постарайтесь вспомнить, поточнее. Это очень важно. Выказывала она хоть какие-то признаки личной в вас заинтересованности, даже, скажем, малозаметные, ненавязчивые?

– Под прилагательным «личный» вы, конечно, имеете в виду «эротический»? Нет, этого с ее стороны не было. Ну… кроме того, что все это глупо и я не любил ее все же я оставался живым человеком и чувствовал себя несколько раздосадованным всем происходившим, разве не оскорбительно для мужчины, если какая-то женщина преследует его, ищет его компании и в то же время остается абсолютно безразличной к нему. Дошло до того, что я почти возненавидел Ванду, и вот в этот момент случилось то…

– Может, как раз Ванда чувствовала себя презираемой женщиной? – на всякий случай поинтересовался Базиль. – Вы ведь были довольно холодны по отношению к ней?

– Она была не жарче! Может, именно так она и воспринимала меня.

В глазах Полины заплясали огоньки.

– Базиль, я вижу, что тебе это небезынтересно. Ты поможешь нам, да? Если действительно кто-то все это тонко спланировал, только ты можешь разобраться и дойти до истинной причины убийства. Предположим, Ванда знала, что должно произойти с Владимиром. Предположим, она преследовала Рода на протяжении нескольких недель, чтобы бросить в конце концов на него подозрение, когда все это совершится. Ведь это она захотела играть «Федору». Это она настояла, чтобы Мильхау отдал Роду роль хирурга, который появляется на сцене с ножом в руке. Я уверена, что Владимир – не чужой для нее человек. Скорее всего, это ее приятель и это она пригласила его сыграть роль Владимира, даже если она впоследствии от этого отпиралась.

– Другими словами, вы верите, что Ванда сама убила Владимира? – спросил напрямик Базиль. – И разработала детальный план совершения преступления, чтобы бросить подозрение на Рода?

– Разве это не очевидно? – резко откликнулась Полина. – Какой смысл Мильхау лгать и отказываться от того, что он знает Владимира? Он не находится среди подозреваемых лиц, его даже на сцене не было во время совершения убийства. Мильхау мог говорить только правду, а это означает, что лгала Ванда. Владимир, должно быть, был тем человеком, которого она привлекла на роль, как об этом и сообщил в своих показаниях Сэм Мильхау. Это означает, что Ванда знала этого человека, возможно, он даже был ее любовником. Никто из тех людей, которые находились в тот вечер на сцене, не знали его и не видели раньше, – значит, только Ванда и могла его убить.

Род вертел в руках кусочек пиленого сахара, как будто ему было просто необходимо занять чем-то дрожащие руки. Базиля не удивляло его состояние: еще бы, положение мужчины, преследуемого женщиной, которую он не любит, не назовешь приятным.

– Когда вы впервые встретились с Вандой? – спросил его Базиль.

– Год назад, в Чикаго.

– Как это произошло?

– Ванда привезла туда один из своих нью-йоркских спектаклей, пользовавшихся бешеным успехом. Пьесу Гитри. Леонард Мартин играл главную роль и вдруг внезапно заболел. Нужно было срочно его кем-то заменить. Я обратился к Мильхау с просьбой сыграть за Мартина и неожиданно получил роль, скорее всего потому, что под рукой в эту минуту никого не оказалось. Я в то время находился в Чикаго в составе одной странствующей труппы. Ванда сама занялась со мной, и я неплохо справился с этой ролью.

– Ты просто потряс публику! – вмешалась Полина в разговор. Род улыбнулся, оценив ее энтузиазм.

– Это просто была удача, роль оказалась мне по плечу, а репетиции под руководством Ванды оказались большим подспорьем. За несколько дней я подпрыгнул от незначительных, крохотных ролей в бродячих труппах до исполнения ведущих мужских ролей в театре, прибывшем с самого Бродвея! Я ей был благодарен, но я не испытывал к ней абсолютно никакого чувства, кроме чувства благодарности. Все стало еще тягостней, когда она начала вести себя так, словно по уши в меня влюблена…

– Не хотите ли вы предстать передо мной галантным кавалером, уверяя меня, что она вовсе не интересовалась вами? – спросил Базиль.

– Нет, это чистая правда. Я никогда не стремился быть галантным.

– Это действительно так, – вставила Полина.

– И с тех пор вы не разлучались с труппой? – продолжал Базиль.

– Когда мы приехали в Сан-Франциско, то Сэм Мильхау предложил мне подписать контракт на главную роль в «Федоре» на Бродвее на всю осень. Несколько кусочков сахара выпало из пачки. Дрожащими руками Род выстроил их рядком на столе.

– Но доктор Лорек – это не главная мужская роль в «Федоре», – заметил Базиль.

– Вы правы, – согласился с ним Род, не отрывая глаз от кусочков сахара. – Большая мужская роль в пьесе – это роль Лориса Ипатова, но его выход – лишь во втором акте, так что мне пришлось еще играть и Лорека в первом. Мильхау – продюсер прижимистый, а мне как новичку, который был вне себя от радости из-за свалившегося на его голову счастья, было, конечно, неудобно отказываться от двух ролей в спектакле. Роль хирурга Лорека была далеко не выигрышной, но другая – Лориса Ипатова – могла много мне дать, сулила успех.

Он пожал плечами:

– И вот теперь это убийство может отбросить меня туда, откуда я начинал ровно год назад…

– Скажите, а когда Леонард присоединился к вашей труппе?

Выстроенная Родом сахарная стенка, покачнувшись, Рухнула, и он снова принялся собирать кусочки сахара в кучу.

– Мильхау все еще набирал актеров на пьесу «Федора», когда в Нью-Йорке, всего несколько недель назад, объявился живой и здоровый Леонард Мартин и заявил о своей решимости начать все сначала. Конечно, он хотел сыграть Лориса Ипатова. Но Мильхау уже подписал со мной контракт на эту роль, а большая часть остальных ролей уже была роздана. Самое лучшее, что Мильхау мог предложить Мартину, была роль полицеймейстера Греча. Он был готов согласиться и на это, так как заранее был уверен в успехе. Конечно, он заслуживал лучшего. Он ведь не гримасничает, не играет в «театр», это настоящий актер, знающий свое дело.