Твой Жан-Пьер».
5
Если бы меня ударила молния, и то я не был бы так потрясен. Думаю, у меня отвисла челюсть, когда я прочитал это послание. В этот момент моей физиономии позавидовал бы сам Джерри Льюис.
Люсьенн, скрестив руки на груди, прошептала:
– Несчастный случай! Бедный мой! Именно это вы и хотели мне сказать?
– Э-э-э… Да, именно это, мадам.
Волнение по-прежнему не оставляло ее, но, несмотря на это, чувствовалось, что настоящая тревога в ней улеглась. Несчастный случай, происшедший с мужем, не мог не беспокоить ее, но наступившая уверенность, что Жан-Пьер вернется, избавляла от прежней ужасной муки.
– Только бы он ничего не скрывал от меня! Он не пишет, где он находится?
– Нет.
– Будьте любезны, прочтите еще раз!
Я снова медленно, тщательно выговаривая каждое слово, принялся читать письмо. Это непостижимо! Вновь перед моими глазами предстал лежавший на проезжей части с неестественно запрокинутой головой Массэ. Я увидел, как полицейский, ощупав грудь убитого, молча накинул ему на лицо свой плащ.
«Моя дорогая Люсьенн!
Меня только что сбила машина…»
Я прервался, чтобы проверить почтовый штемпель. Пневматичка была отправлена в девятнадцать часов тридцать минут, то есть более чем через полчаса после несчастного случая.
«Ничего серьезного…»
А если Массэ был всего лишь оглушен ударом? Тогда он, без сомнения, пришел в себя в машине «скорой помощи»!
– Он должен был точно указать, где находится. Я бы примчалась к нему в больницу! Он пишет, что вернется… Ведь он уверен в этом, не правда ли?
– Именно так.
«Вернусь вечером…»
– Какое счастье! О! Мой любимый…
Люсьенн закрыла глаза, и две слезинки выкатились из-под длинных ресниц.
– Он любит меня, – прошептала она. – Он пишет, что любит меня… Жан-Пьер! Жан-Пьер!
От вновь обретенной радости она плакала и смеялась, покачиваясь на месте, уперев руки в бедра.
– Мадам Массэ… Люсьенн…
– Да?
– Извините меня, но… Вы уверены, что это почерк вашего мужа?
Она схватила письмо, вгляделась в него, моргнула и вновь заулыбалась.
– Уверена!
Я подумал о телефонном звонке, раздавшемся незадолго до прихода почтальона. Я чувствовал, что взят в оборот некой неведомой силой, я физически ощущал ее; она давила мне на плечи, побеждала меня… а я никак не мог определить, что же это за сила.
– Хорошо, знаете что? Не отправиться ли вам сейчас отдохнуть, пока не пришел ваш муж? Вы ведь слышали: он хочет, чтобы вы были в веселом расположении духа.
– А что будете делать вы?
– А я попрошу у вас разрешения удалиться: меня ждут.
– Вы женаты?
– Да, у меня двое детей. Новогодние подарки для них у меня в машине…
– Я понимаю. Вы действительно не можете дождаться моего мужа? Я чувствую себя…
– Больной?
– Нет. Голова болит, но ничего страшного. Я просто боюсь оставаться одна!
– В таком случае, я подожду.
– Спасибо.
Мы прошли в спальню, и она снова улеглась на свою роскошную кровать. Такую кровать только снимать в цветном кино.
– Скажите, месье…
– Робертс, Уильям Робертс.
– Извините, у меня в голове все смешалось. Как получилось, что вы узнали об этом несчастном случае?
Я чуть было не пустился в объяснения, но это заняло бы слишком много времени, а меня ждали более неотложные дела.
– В общем… я был в Блю-баре, когда туда позвонила ваша горничная, чтобы узнать, там ли вы. С барменом я на дружеской ноге…
– Мерзавка!
– Почему вы так говорите?
– Она ушла к своим родителям, зная, что мой муж попал в катастрофу! Все горничные таковы: неблагодарные, равнодушные…
Я подумал, что в самом ближайшем будущем мне ко всему прочему еще придется заняться реабилитацией этой девчонки.
– Не включайте свет и постарайтесь заснуть. А я почитаю в гостиной.
– Вы отличный парень, э-э-э… Как вас там?
– Уильям.
– Да, Уильям! Вы действительно отличный парень. Приходите как-нибудь вечером с женой и детьми.
– Мы будем очень рады, Люсьенн. А теперь – хватит разговаривать, я хочу, чтобы вы отдохнули.
И, потушив лампу, я вышел.
Я взял письмо Массэ. Мне надо было сравнить почерк, которым оно было написано, с посвящением на фотографии. Фотографию я, чтобы лучше рассмотреть, вытащил из рамки. После исследования почерков, у меня не осталось ни малейшего сомнения: письмо и посвящение написаны одной рукой.
Вывод: Жан-Пьер Массэ не погиб. Не считая его жены, невозможно было бы найти во всем мире человека, который радовался этому больше, чем я.
Выпив еще виски, я снова позвонил к Фергам. На этот раз трубку сняла Салли. Она даже заикалась от волнения.
– Вилли, что же, в конце концов, происходит?
– Ферг сказал тебе?
– Да. Ты сбил насмерть человека? Это ужасно, дорогой!
– Вовсе нет: он не погиб. Мне нужно навестить его в больнице. Начинайте ужинать без меня, я приеду через часок!
– Хочешь, я приеду к тебе? Стив может подбросить меня.
– Не стоит, Салли. Уверяю тебя, через час я приеду.
Изобразив поцелуй, я быстро повесил трубку, пока моя жена не забросала меня новыми вопросами.
Ступая на цыпочках, я зашел в спальню посмотреть, как там Люсьенн. Она заснула, и в полумраке ее лицо показалось мне совершенно спокойным.
Так же на цыпочках выйдя, я потушил свет в гостиной и в холле. Ключи от входной двери торчали изнутри замочной скважины. Я положил их в карман и, выходя, просто захлопнул дверь за собой.
Я часто ездил в Нантер, поэтому без труда нашел больницу. На сторожа, однорукого толстяка, пахнувшего вином, казалось, произвели впечатление моя машина и военная форма.
– Извините меня, – начал я, – мне хотелось бы знать, не привозили ли сегодня вечером человека, пострадавшего от несчастного случая?
Он рассмеялся. Что его так позабавило, мой акцент или сам вопрос?
– Нам каждый день привозят таких вагон и маленькую тележку!
– Тот, о котором я говорю, казался мертвым!
– Значит, нужно справиться в морге.
Он показал мне дорогу, и я поехал по цементированной дорожке, огибавшей больничные здания. За матово-темными стеклами изредка мелькали какие-то тени. На этажах горели лишь синие лампочки дежурных постов. Для больных эта предновогодняя ночь не отличалась от других ночей. Для них она наступила уже давно.
Морг находился в соседнем здании, с хилым садиком из грустных елей перед фронтоном.
Меня встретил санитар в белом халате, поверх которого был надет фартук из грубой ткани. Лицо парня украшали огромные очки с такими выпуклыми стеклами, что он был похож на экзотическую рыбу. Перед каждой новой фразой он издавал мычание.
– Вы говорите, Жан-Пьер Массэ? Да, есть такой.
– Где он?
Разинув широко рот, санитар уставился на меня, как на новогоднюю витрину магазина.
– Да вы что, – пробормотал он, – где же ему быть? Лежит у меня в холодильнике!
– Я могу взглянуть на него?
Картина происшедшего нынешним вечером снова разваливалась на куски, все становилось совершенно неправдоподобным. Приехав в больницу, я надеялся на чудо, надеялся увидеть Массэ живым. А этот парень из морга уверял, что он умер!
– Вы его родственник?
– Нет.
– Друг?
– Именно так: друг.
– Ваш приятель неважно закончил этот год, а?
Он провел меня в просторное помещение, от пола до потолка выложенное кафельной плиткой; было холодно, каждый звук отдавался эхом. В стене, противоположной входу, одна над другой, напоминая створки печи для выпечки хлеба, располагались «двери». Из всей обстановки, если можно так выразиться, здесь имелась только тележка. От витающего запаха смерти меня подташнивало. Я шел как во сне, не чувствуя пола под ногами. Окажется ли телом Массэ этот труп, который мне предстоит увидеть сейчас? Я надеялся на какую-то фантастическую ошибку.