— Чего это они?

— Стесняются. Уже неделю не мылись. С водой у нас плохо. Вот и…

Он удивляется?

— И только?

— Воспитание тут… Сам понимаешь. Кстати, как тебе?

Киваю в их сторону. Он довольно шепчет:

— Красивая. Что одна, что другая. А сестрёнка — вообще прелесть.

— Что скажешь насчёт Хьямы?

Краснеет.

— Поглядим — увидим.

— Правильно.

Дальше работаем молча. Переливаем топливо в бак. Его, кстати, немного. Смысл тащить лишнее, если завтра нас заберут? Но больше всего радуют мины. 'ПОМ-2', конечно, получше бы. Но вручную их не поставишь, а средств дистанционного минирования у нас, естественно, нет. Но зато ОЗМ-72 куда мощнее… Я зловеще ухмыляюсь, держа в руке массивный цилиндр защитного цвета. Внезапно сын толкает меня в бок:

— Твои?

Поворачиваю голову — точно, вдали показались первые телеги. Киваю в знак согласия.

— Мои.

— Может, я пока в машину залезу?

— Не вибрируй. Всё нормально.

Вдруг он хлопает себя по лбу:

— Чёрт, забыл! Её надо срочно съесть!

— Что?

— Клубнику.

Я от души смеюсь:

— Ты всё такой же сластёна! Ладно, пошли!

Он извлекает откуда то из штабеля оставшихся ящиков большой непрозрачный пластиковый мешок, торжественно водружает его на один из рядов.

— Эй, все сюда!

Машу я рукой и своим дамам, и девчонкам из прицепа. Все медленно подходят к нам, сын, улыбаясь, торжественно извлекает из чёрного полиэтилена громадную, килограмм на пять, не меньше, клубничную ягоду. Затем извлекает из ножен тесак. Несколько точных взмахов, и каждому достаётся по ровному, похожему на арбузные, ломтики.

— Угощайтесь, люди!

Произносит он, отходя в сторону. Гробовая тишина. Все, без исключения, изумлённо смотрят на нарезанную ягодку, потом кто-то из девочек выдыхает:

— Боги… Это же молодильная ягода!!!

Хм… Очередная сказка, из серии про гарахов? Хотя действует клубничка именно так, как говорится в названии. Но тут все буквально вгрызаются в угощение, слизывают всё до капельки, облизывают пальцы. И счастливо улыбаются. Одна Юница никак не может дожевать свой ломтик. Но вот и она заканчивает с ним. Едва успеваем покончить с плодом, как возле нас останавливается всадник. Это Пётр. Спрыгивает с взмыленного коня, смотрит на ящики, потом охает, увидев сына, нависающего скалой даже надо мной.

— А… Э…

— Посылка от наших. Еда и лекарства. Ну и подарочек для наших заокеанских друзей. На этот раз большой и вкусный! А это — мой сын. Как ты можешь догадаться по его лицу. Он только прибыл оттуда…

Показываю на юг. Но Пётр встревожен:

— Сегодня они нас догонят. И… Им подошло подкрепление. На самодвигателях. Не знаю как, но они известили своё командование, и сегодня ночью нас догонят.

Скрип моих зубов раздаётся в полной тишине, нарушаемой только храпом усталой лошади Рарога. Бросаю взгляд на сына. Тот согласно кивает.

— К вечеру мы выйдем к небольшой роще. А если обойдёмся без обеда, то и раньше. Там просто отличное место для обороны. И есть вода. Поэтому — лошадей не жалейте. Меняйте чаще. Но только вперёд. Пусть грузят всё на ходу. Главное — не останавливаться. Там сядем в оборону, благо, есть чем. А там и помощь подойдёт.

Пётр опять косится на сына, но согласно кивает.

— Понятно. Отдам команду…

Мы вдвоём торопливо закидываем ящики в подкативший фургон слуг, а я с тревогой гляжу на показавшееся куда ближе, чем раньше, пылевое облако преследователей. Но вот последние телеги минуют нас, проходит арьергард, уже не пеший, а трясущийся в сёдлах заводных лошадей, и я лезу на пассажирское сиденье, кивнув сыну на водительское кресло.

— Э…

— Дай и мне отдохнуть, Вов. Я уже две недели кручу баранку.

— Да без вопросов… Просто я хотел с Хьямой поболтать немного…

— Не стоит сейчас. Ей стыдно, что она не мытая и от неё пахнет потом. Вот приведёт себя в порядок, и тогда — да.

Парень недовольно опускает голову, потом вдруг вскидывает:

— А далеко отсюда то место, про которое ты говорил?

— Рядом. Километров тридцать. Просто они же на лошадях…

Киваю вслед уходящему каравану.

— А у тех скорость, сам видишь.

— А беглецов обязательно сопровождать?

Смеюсь:

— Нет. Главное — встретиться на обеде и вечером.

— Тогда можно и придавить на гашетку…

Улыбается он в ответ. Всё верно. Пока беглецы пройдут расстояние до будущего лагеря, где мы станем держать оборону, дамы успеют вымыться десять раз… Двигатель рявкает, и мы отправляемся вдогонку за караваном. Ну а потом и обгоняем его, торопясь к старому городищу.

— Э, не забывай, что у тебя прицеп!

Сын послушно сбавляет скорость, и стрелка спидометра застывает на цифре 'семьдесят'. Гляжу в зеркало — фургон идёт ровно. Да и то — поверхность Степи ровная, словно асфальт. Да и Вовик уже освоился, как я вижу, с техникой. Держится расслабленно, как и положено опытному водителю. Внезапно чувствую, как меня тянут за ногу. Эт-то ещё что?! Наклоняюсь — на меня снизу, из-под сиденья, смотрят знакомые круглые глаза. В голове слышу голос:

— Ты шоколадку обещал.

Лезу в бардачок, куда сгружены обещанные подарки для гараха, достаю большую плитку. Спрашиваю, опять мысленно:

— Там будешь, или вылезешь?

Вздох в ответ:

— А орать не станут?

Философски отвечаю:

— Поорут, и перестанут.

— Логично.

Так же глубокомысленно отвечает он. Затем полностью выбирается из-по седлушки, подхватываю его на руки, водружаю на коленки. Вручаю очищенную от фольги плитку. Грызи.

— Мням-мням! Вкуснятинка!

Он урчит от удовольствия, лакомясь редким, да что там редким, просто невиданным в этих местах угощением. Между нашими сиденьями просовывается головка любопытной Юницы, она удивлённо восклицает на весь салон:

— Ой, какой интересный зверёк! Откуда, папа?

Дамы, привлечённые её возгласом, тоже привстают со своих сидений, заглядывают мне через плечо, секунду, другую рассматривают сидящего у меня на коленях гараха, грызущего удерживаемую передними лапами плитку шоколада, затем исчезают, и я слышу истошный визг. Вова от неожиданности пригибается, а я оборачиваюсь и спокойно жду, пока те затихнут. Минута. Другая. Ничего себе, у них лёгкие, Наконец наступает тишина. Круглые от ужаса глаза, белые лица… Внезапно зверь со вздохом откладывает плитку, затем встаёт, балансируя на ходу, кладёт передние лапы мне на плечи, и говорит нормальным человеческим языком:

— Ну, гарах. Ну и чего? Вы невкусные. Я вас есть не буду. Только не орите, пожалуйста. Уши болят.

Мы с сыном не выдерживаем, и смеёмся. На весь салон. А ушастый поворачивается к Юнице, с недоумением смотрящую на маму и Хьяму:

— А тебе я меня чесать за ушами не дам! А то ты совсем затискаешь! Я тебе не кукла.

Дочка обиженно высовывает язык:

— Ну и не надо! Подумаешь!

Гордо отворачивается… Зверь опять принимается за лакомство. Как раз, когда заканчивает, мы подъезжаем к городищу. Едва останавливаемся, он выпрыгивает на улицу, протягивает мне лапу:

— Удачи вам.

Потом добавляет:

— Эх, придётся новую нору искать…

— А с нами не хочешь?

Отрицательно мотает ушами. Это жест у него так потешен, что даже немного пришедшие в себя женщины не выдержав, улыбаются.

— Позже. Пусть к нам привыкнут сначала. Да и со своими мне переговорить надо…

— Хорошо. Если что — как обычно…

Он подаёт мне лапу, которую я жму нашим человеческим жестом. Мгновение, и гарах исчезает в высокой здесь траве. Вовка тоже вылез, помахал ему вслед. Потом задумчиво добавил:

— Он ко мне пришёл где-то за час перед вами. Поговорили. Конечно, сначала я в шоке был. Но потому нормально.

…А я то голову ломал — что это он так спокоен?.. Киваю, затем оборачиваюсь к женщинам, сидящим в салоне:

— Штанишки не намочили от страха? Марш мыться!

Показываю на озеро. Затем добавляю:

— И девчонок из прицепа с собой берите. Обещаю, подсматривать не будем…