Потом он устроил в лаборатории некое подобие калейдоскопа. Внутри гигантской, с грохотом вращающейся призмы переливались всеми мыслимыми красками сказочные цветы, словно возникшие из наркотических грез курильщика опиума. Они полыхали, как северное сияние, в сполохах которого извивалось чудовищно огромное тело моего друга, изрытое дырами пор.

Словом, причудам не было конца. Но все пришло к логическому итогу, и то, что должно было случиться, случилось; мой друг окончательно помешался. Его и прежде трудно было назвать нормальным, однако большую часть дня он все-таки жил, как обычные люди, — читал книги, руководил заводом, общался со мной и вполне связно излагал свои эстетические концепции. Кто мог подумать, что его постигнет столь ужасный конец? Видно, сам дьявол привел его к пропасти, или же его наказали боги — за то, что он отдал душу красоте инфернального мира…

В общем, в одно прекрасное утро меня разбудил торопливый стук в дверь. Это оказался слуга моего приятеля.

— Случилось несчастье… — задыхаясь, выговорил он. — Госпожа Кимико очень просит прийти. Скорее, прошу вас…

Я попытался разузнать подробности, но никакого толку не добился, слуга лишь твердил, что сам ничего не знает, и умолял поспешить. Я не стал мешкать.

Ворвавшись в лабораторию, я увидел растерянно толпившихся служанок во главе с любовницей приятеля — Кимико. Они в ужасе взирали на какой-то странный шарообразный предмет, стоявший посередине комнаты. Предмет был довольно внушительных размеров. Сверху он был прикрыт материей. Загадочный шар безостановочно крутился вокруг своей оси — сам по себе, словно живое существо. Но куда страшнее было другое — изнутри доносились дикие, нечеловеческие вопли. Дрожь пробирала при этих звуках, похожих то ли на хохот, то ли на рыдания.

— Где ваш хозяин? Что здесь происходит? — набросился я на оцепеневших служанок.

— Мы… не знаем, — растерянно отвечали они. — Кажется, там, внутри… Но непонятно откуда взялся этот шар. Мы хотели было открыть его, да страшно. Пробовали докричаться, а хозяин в ответ хохочет…

Я подошел к шару и внимательно осмотрел его, пытаясь понять, откуда исходят дикие звуки, и сразу обнаружил в поверхности сферы крохотные дырочки, сделанные, видимо, для вентиляции. Прильнув к отверстию, я с трепетом заглянул внутрь, но толком ничего не смог рассмотреть: в глаза мне ударил ослепительный свет. Однако было очевидно, что там, внутри, человеческое существо, которое не то плачет, не то смеется. Я попытался окликнуть друга, но тщетно; видимо, он утратил все человеческое, и в ответ мне донесся все тот же рыдающий хохот.

Еще раз внимательно изучив шар, я заметил странную щель четырехугольной формы. Вне всякого сомнения, то были очертания двери. Но ручка отсутствовала, открыть дверь было невозможно. Ощупав ее, я обнаружил круглый металлический выступ — видно, остатки ручки. Я весь похолодел: замок явно сломался, наружу попросту нельзя было выбраться. Значит, мой друг провел там всю ночь!

Я пошарил под ногами, и — точно — нашел закатившийся в угол металлический стержень. Он идеально совпадал с обломком на двери. Я попытался приладить его — тщетно.

Представив, что может испытывать человек, запертый в шаре, я содрогнулся. Оставалось одно — взломать сферу.

Я сбегал за молотком. Потом изо всех сил ударил по поверхности шара — и, к своему изумлению, услышал характерный звук бьющегося стекла. Теперь в сфере зияла огромная дыра: вскоре из нее выползло существо, в котором я с трудом, не сразу, признал своего приятеля. Невозможно было поверить, что человек может так перемениться за одну только ночь. Лицо его с налитыми кровью глазами было серым и изможденным, черты заострились, как у покойника, волосы торчали космами, на губах блуждала бессмысленная ухмылка… Даже Кимико отпрянула в страхе.

Перед нами был совершенный безумец. Что так подействовало на него? Не может же человек свихнуться только оттого, что провел ночь внутри шара! И вообще, что это за шар и зачем мой приятель полез туда?.. Никто из присутствовавших понятия не имел об этом. Кимико, поборов наконец страх, робко тронула хозяина за рукав, но он продолжал идиотически хихикать. Тут в лабораторию вошел инженер — да так и остолбенел.

Я засыпал его вопросами. Из довольно невразумительных ответов складывалась следующая картина: дня три назад хозяин заказал ему эту стеклянную сферу. Задание было срочным и секретным. И вот накануне вечером работа была закончена. Разумеется, никто из рабочих не знал, что делает и зачем. Снаружи сферу амальгамировали, так что внутренняя поверхность стала зеркальной, затем установили внутри несколько небольших, но весьма мощных ламп и вырезали входное отверстие. Все это было довольно странным, но рабочие привыкли беспрекословно повиноваться. С наступлением темноты шар внесли в лабораторию и подсоединили провода, после чего все разошлись по домам. Что было потом, инженер ведать не ведал.

Отпустив его, я препоручил безумца заботам домашних и, глядя на усеивавшие пол осколки стекла, пытался понять, что же случилось. Я долго стоял, одолеваемый сомнениями, и наконец пришел к следующему выводу. Истощив свою фантазию по части зеркал, мой приятель изобрел нечто совсем оригинальное — забраться в зеркальный шар самому. Но увидел там нечто такое, что повредился в рассудке. Что же именно?.. Я попытался вообразить — и ощутил, как у меня волосы зашевелились на голове. Вот и приятель, видимо, стремясь поскорее выбраться оттуда, впопыхах сломал ручку и не смог вырваться из зеркального ада. Корчась в смертельном ужасе, был ли он еще в состоянии трезво мыслить или сразу утратил человеческий облик? И что же все-таки привело его в такой ужас? Пожалуй, даже ученый-физик не смог бы точно ответить на этот вопрос, ибо никто еще не затворял себя в зеркальном аду. Возможно, это уже за пределами человеческого понимания… Во всяком случае, нечто такое, чего не способен выдержать человеческий разум…

Тот, кто испытывает неприязнь к сферическим зеркалам, поймет, что я имею в виду. Их кошмарный, чудовищный мир, в котором ты — словно под микроскопом, в плену у бесчисленных искривленных отражений. Мир запредельности. Мир безумия…

Мой многострадальный приятель захотел приоткрыть завесу недопустимого и неведомого, и кара богов настигла его.

Он давно покинул сей мир, а я по-прежнему не могу отрешиться от сих печальных воспоминаний…

Красная комната

В тот достопамятный вечер семеро джентльменов — любителей острых ощущений (в их числе и ваш покорный слуга) собрались, как повелось, в Красной комнате. Утопая в затянутых алым бархатом креслах, все, затаив дыхание, ждали очередной леденящей душу истории…

Комната была убрана соответственно духу наших собраний: в центре ее помещался круглый массивный стол, застланный алой же бархатной скатертью. На нем возвышался старинный тройной подсвечник с богатой резьбой. Пламя свечей слегка колебалось в застывшем воздухе.

Стены, двери и окна были закрыты тяжелого шелка портьерами, ниспадавшими до самого пола прихотливыми складками. В таинственном полумраке наши тени, вырисовывавшиеся на густобагряной, темной, точно венозная кровь, шелковой ткани, казались неправдоподобно огромными. Они колыхались в едином ритме с язычками свечей, расползаясь и извиваясь в причудливых складках, как гигантские насекомые.

В этой комнате у меня неизменно возникало чувство, будто я нахожусь в утробе какого-то неведомого чудовища — я даже слышал тяжкое, мерное — под стать самой мощи зверя — биение его сердца…

Никто не спешил первым нарушить молчание. Неяркое пламя свечей озаряло лица моих сотоварищей; черно-багровые пятна теней исказили их до неузнаваемости, и знакомые черты были настолько застывшими, неподвижными, что я содрогнулся.

Но вот наконец Т., коего мы избрали в тот вечер рассказчиком, откашлялся, (Т. был принят в наше общество недавно.) Он выпрямился в кресле и заговорил, устремив взгляд на пляшущий огонек свечи. Лицо его было испещрено тенями и, видимо, оттого несколько напоминало лишенный плоти и кожи череп; нижняя челюсть с каким-то унылым однообразием дергалась вверх и вниз при каждом издаваемом звуке, что придавало Т. сходство с жутковатой марионеткой…